Чёрные корабли - Джо Грэм

Она обвила меня собой, как любовью, — смертью, жизнью, памятью, вновь напомнив первый вдох младенцев и кровь на вытоптанной траве, одр Анхиса и шевельнувшегося во мне Маркая, солнечные поля золотых колосьев и Нил с плывущими по нему светильниками Исиды…

— О Владычица!.. — Я опустила голову, и слезы пролились в пыль, как священное возлияние.

«Ты моя служительница, — сказала Она. — Я призову тебя, когда подойдет срок. Ступай, теперь настало время любить».

Семихолмье

В третий день рождения Маркай переселился к отцу. Мы торжественно несли его постель и одежду от задней двери храма вниз по улице и дальше за угол, ко второму дому. Маркай не выпускал из рук свою драгоценную деревянную лошадь, вырезанную для него Косом, и шел довольно неуверенно, выслушивая наш с Ксандром громкий диалог о том, какой Маркай взрослый, и как мы им горды, и как такому взрослому мальчику пора заниматься взрослыми делами, а не сидеть с женщинами, словно младенцу. Дойдя до дома, выстроенного Ксандром, я обернулась: от порога была видна крыша храма.

Внутри дома, позади главной комнаты, располагались две спальни, в одной из которых мы устроили для Маркая постель, разложив одеяла и мягкую подстилку из оленьей кожи, в которую его завертывали еще в младенчестве. Маркай прежде не ночевал в отцовском доме, хотя иногда сюда приходил.

Ксандр, скрестив ноги, уселся рядом с постелью. К нему на колени тут же забрался Маркай.

— А почему Кианна с малышом остаются в храме?

— Потому что Кианна девочка и мамина ученица, — ответил Ксандр. — А малыш — потому что он малыш, ему только четыре месяца. Когда он будет совсем взрослым трехлетним мальчиком, он тоже придет сюда жить.

Второй сын, Кар, родился весной. Он выглядел в точности как уменьшенная копия Маркая — те же круглые темные глаза, густые черные волосы, гладкая смуглая кожа и широкие плечи. Оба поразительно походили на Ксандра.

Маркай окинул взглядом комнату:

— А где он будет спать?

Ксандр указал на противоположный угол:

— Мы устроим ему постель вон там, у стены, будет вам комната на двоих. И я стану брать вас с собой в море, рыбачить.

— А завтра ты меня возьмешь рыбачить?

Ксандр посмотрел на меня, я замотала головой. Но он взглянул вниз на макушку Маркая и широко улыбнулся:

— Конечно, возьму.

— Ксандр, ты…

— Мне тоже было года три, когда я впервые вышел в море с отцом. Это ж не дальний поход, а так, обычная рыбалка. К вечеру вернемся. Маркай ведь уже взрослый, а не младенец под присмотром женщин.

Я взглянула на сына. Такой малыш — но все же крупный для своего возраста, крепкий и громогласный, в храме от него временами бывало хлопотно. Его можно будет делать гребцом лет в восемь, а то и раньше, при его-то широких плечах. Морскому делу он выучится рано.

— Веди себя хорошо, — велела я, — и слушайся отца, если хочешь стать моряком.

Он расплылся в улыбке:

— Я поймаю вот такую большущую рыбу!

Наутро я смотрела, как Ксандр отчаливает от пристани и выводит «Дельфина» вниз по реке. У ограждения кормы, на моем старом месте, Маркай гордо стоял рядом с отцом, крепко упершись в качающуюся палубу широко расставленными ногами. Ни я, ни Ксандр его этому не учили. Кровь, подумала я. Кровь морского народа…

Я вернулась в храм. Уже утро, скоро придет Кианна.

Как я и ожидала, Тия с Баем не захотели отпускать от себя Кианну после отлучения ее от груди, и теперь она жила в родительском доме, а в храм приходила по утрам через день, чтобы заниматься со мной от рассвета до полудня. Других детей у Тии не было, после второго выкидыша разлука с дочерью сделалась бы для нее непереносима, а нынешнее положение дел устраивало всех.

Седьмой день рождения Кианны пришелся почти на праздник Сошествия. После совершения церемонии устроили пир, и Латин принес в жертву корову, мяса которой хватило чуть ли не на всех. Затем полилось вино, под весенними звездами завертелся стремительный хоровод.

Кианна не участвовала в исполнении обрядов, лишь держала наготове привешенный к поясу льняной мешочек с моими красками — совсем как я в те давние времена, когда прислуживала пифии. Теперь моя ученица затихла у огня в стороне от других детей, которые шумно толпились вокруг Лавинии, раздающей сласти. Рыжие волосы Кианны лежали по плечам, вздернутый носик усыпали веснушки, но глаза ее внезапно сделались черными как ночь, как пространство между звездами.

Я осторожно подошла и опустилась на колени рядом.

— Что тебе видно?

Она долго не отвечала. Искры костра, устремляющиеся кверху с потоками ветра, не отражались в ее зрачках.

— Вижу погребальный костер…

Я почувствовала спиной Ее холодную руку.

— Погребальный костер, на котором лежит царь. — Чистый детский голос звучал спокойно и ровно, как во сне. — Царь Эней.

У меня перехватило горло. Но Кианна продолжала:

— Он очень старый, совсем белые волосы. Руки сложены на груди, морщинистые, со сведенными пальцами. Я стою рядом и пытаюсь удержать свое покрывало: его раздувает ветер, оно может загореться от искр. Я пою Сошествие. Но почему там нет тебя? Где ты? — Кианна вздернула голову, ее глаза вновь стали серыми, по-детски чистыми и яркими. — Ой, прости! Я увидела плохое?..

— Нет, детка. — Я обняла ее за плечи. — Ничего плохого, совсем наоборот. Меня там нет потому, что к тому времени ты уже сменишь меня, став сивиллой, и умершего царя поведет к Реке твоя, а не моя песнь. Через много-много лет. Когда он состарится, а ты сделаешься совсем взрослой.

— Через много-много лет?

— Да, взгляни. — Я указала ей на Нея, стоящего позади костра. — Видишь, какой он сейчас молодой?

Она кивнула.

— Все правильно, Кианна. Твое видение значит, что ты вправду готова стать моей ученицей, Она тебя выбрала. Ты сделала мне замечательный подарок.

— Подарок? — смутилась Кианна. — Я ведь сказала, что ты умрешь…

— Конечно, умру, — мягко ответила я. — Все мы когда-то умираем. Но весть о том, что нам предстоят долгие годы спокойствия и что ты станешь сивиллой после меня, — добрая весть. — Я встала и потянула Кианну за собой: — Пойдем, детка, угостишься миндальными лепешками. Иначе их уплетет Маркай и тебе ничего не достанется.

Латин умер в зиму после того, как Кианне исполнилось восемь. Он еще успел увидеть своего внука — Сильвия, первенца Лавинии. Смерть Латина восприняли спокойно: в последний год он тяжко болел, и когда наконец Ней стал царем обоих народов, мало что изменилось. Теперь он сидел в резном царском кресле, рядом с которым раньше только стоял; мы привыкли к алому шерстяному одеянию, обычному для здешних царей, а латиняне привыкли к Нею — его манере правления и складу ума, к его чуткой и властной руке. В торжественных случаях рядом с креслом Нея становился Вил; по другую сторону, на коленях у Лавинии, сидел Сильвий. Два сына — светловолосый и темный, дети двух народов…

Мы славили их на двух языках и пили за царей — ушедшего и нынешнего.

Настала весна.

Поля за рекой были вспаханы и засеяны. Расцвел миндальный сад, в новых виноградниках на склоне холма распускали листья трехлетние лозы. Мир делался теплым и добрым.

Ней, подойдя к крыльцу храма, застал трехлетнего Кара играющим в луже, пока я стирала одежды сыну и Кианне.

— Приветствую тебя, царевич. — Обычно он не приходил ко мне сам, чаще вызывал во дворец, как подобает царю.

Ней оперся о притолоку.

— Нет-нет, не вставай. Я не по делу. — Он чуть потоптался в дверном проеме. — Все идет хорошо, да?

— Да, — осторожно ответила я, не зная, о какой неприятности может идти речь: весенние работы в полях закончены, Лавиния и Сильвий здоровы, Вил становится совсем взрослым, погода прекрасна, народ пребывает в мире.

— Я собираюсь на охоту, — неожиданно сказал Ней.

— Охота для тебя не такая уж редкость, но раньше ты мне об этом не докладывал. — Я взглянула на него.

— Я приглашаю вас с Ксандром. Ведь Кар уже совсем большой, его можно оставить с Тией или кем-нибудь еще?

— Да, вполне. Но зачем тебе я? Ксандр ведь и без того с тобой часто охотится.

— Просто хочу тебе кое-что показать. Интересно, что ты скажешь. — Ней переступил с ноги на ногу: не царь, а мальчишка, которому не терпится поделиться находкой.

— Тогда, конечно, пойду, — улыбнулась я.

Мы отправились в путь ясным весенним утром, и никак не втроем: царь — не кормчий, ему не пристало охотиться только с двумя спутниками. С нами пошел Бай, вооруженный луком, пятеро воинов и еще четыре юноши из Лация, которые только учились охотиться. Мы шли целое утро, удаляясь наискось от реки и дальше в глубь берега, к югу. Утро стояло роскошное, в безоблачном небе перекликались птицы, солнце струило теплые лучи. Рядом со мной шагал Ксандр, явно в восторге от прогулки. Воины, пропустив нас троих вперед, слегка отстали, чтобы не мешать.