Демон движения - Стефан Грабинский

class="p1">Преступный замысел созрел в течение одной бессонной ночи, среди посвистов осеннего ветра и шума телеграфных

- 284 -

аппаратов. Сделать это было легко и просто. Достаточно задержать один поезд немного подольше в Закличе, в то же время направив депешу в Похмарз, разрешая выехать второму, курсирующему по тому же пути. Вопрос десяти минут. Столкновение было неизбежным.

К осуществлению плана Шатера приступил смело и энергично. Выбрал пасмурный октябрьский день, наполненный жалобами ветра и скорбными стенаниями птиц.

Около пяти часов пополудни, когда сумерки уже опустили на землю свои черные верши, Шатера принял пост у помощника. Через две минуты подъехал пассажирский из Ракшавы. Начальник вышел на перрон, окинул спокойным взглядом вагоны. Подождал, пока примут почту, и, не давая знака к отправлению, вернулся в свой кабинет.

Отсюда, через окно, он мог с комфортом следить за ситуацией.

Вскоре поездные служащие стали проявлять некоторое нетерпение. Кондукторы, закрыв двери вагонов, снова и снова поднимали фонари к «отправлению», начальник поезда с рожком у рта ждал возвращения директора станции и разрешающего жеста его руки...

А время было уже на исходе. Через несколько минут на этот же самый путь должен был заехать скорый из Похмарза. Десять минут! Как раз столько времени требовалось скорому, чтобы пересечь пространство, разделяющее обе станции, а пассажирскому добраться до ближайшей развилки путей и свернуть с нее на безопасную линию.

Но начальник станции не вышел из кабинета. Железная его воля раздваивалась и начинала работать на два фронта: здесь он держал на привязи уже рвущийся в путь поезд, там тянулся преступной рукой к клавиатуре аппарата, чтобы отправить губительную депешу на станцию в Похмарзе...

Он сдавил в пальцах кнопку передающего аппарата и нажал...

Внезапно ладонь онемела. Парализованная темной силой рука застыла в положении, которое было придано ей минуту назад. Необычная сонливость окутала чувства, уди¬

- 285 -

вительное бессилие сковало члены. Чувствовал, как внутри него что-то обособляется, отключается, высвобождается. Уставился стеклянным взглядом в окно и увидел на перроне свою собственную фигуру... Она быстро шла к голове поезда, в круг огней, отбрасываемых станционными фонарями, и вдруг подняла вверх руку... Раздался нервный отзыв рожка, и поезд тронулся...

Сквозь стекло окна он видел, как вагоны торопливо погружаются в темноту, как паровоз, желая наверстать опоздание, в ускоренном темпе вспарывает пространство, как спущенный с привязи поезд удирает на всех парах с опасной стоянки... Спасен!..

Шатера очнулся, словно от глубокого сна. Вызволявшиеся из онемения пальцы нервно схватили головку аппарата и продолжили прерванное действие... Зазвенели сигналы. Начальник убрал руку от прибора и вихрем вылетел на перрон.

— Почему пассажирский из Ракшавы уже ушел? — грозно спросил он первого подвернувшегося сотрудника.

— Не понимаю, пан начальник, — прозвучал ответ.

— Что значит «не понимаешь»? — закричал почти выведенный из равновесия Шатера. — Я спрашиваю, кто выпустил пассажирский со станции?

Подчиненный смотрел на начальника изумленными глазами.

— Пан начальник, вы сами присутствовали при отправлении поезда, — наконец пробормотал он, не понимая, о чем, собственно, идет речь.

— Я выпустил поезд? Я? Я сам?.. Это невозможно.

— Всего пару минут назад я сам, своими глазами видел это. Вы, пан начальник, стояли там, под тем фонарем и дали знак к отправлению. Счастье еще, что вовремя. Поезд итак задержался на станции на целых пять минут. Только скорого из Похмарза пока что не видно. Уже звучали сигналы, извещавшие о его отправлении.

Шатера провел рукой по лбу.

— Невозможно поверить, — прошептал он, уставившись глазами в пространство, — невозможно поверить.

- 286 -

И медленно пошел по рельсам в ту сторону, откуда должен был прибыть скорый.

А его уже было слышно. Уже глухо гудела земля, лязгали рельсы... На повороте, там, где главный путь разветвлялся в перекрещивающуюся сеть рельсов, вспыхивали слепящие огни паровоза. Огромные золотые глаза расширялись кругами огней, набухали, росли...

Начальник остановился между путями и, опершись руками о механизм перевода стрелки, ждал. В ушах звенело, глаза застилала мгла...

Когда паровоз приблизился на расстояние нескольких метров, он увидел там внизу, под грудью тяжело пыхтящего чудовища, между кронштейнами фонарей ее голову. Дивные, лазурные глаза смотрели на него, благодарно улыбаясь, а уста, кровавые алчные, девичьи уста манили обещанием наслаждения...

Эта улыбка и эти губы влекли его. С протянутыми руками он рухнул под колеса, туда, между фонарей: отправился соединиться с возлюбленной навеки...

СКАЗАНИЕ О ТУННЕЛЬНОМ КРОТЕ

Эпилог к сборнику «Демон движения»

Вильяму Хортице с искренней благодарностью посвящаю

С незапамятных времен смотрителями железнодорожного туннеля под Турбачем было семейство Флорков. Должность эта, впрочем, отнюдь не заманчивая, стала как бы наследственной в их роде: она переходила от отца к сыну. Говорят, уже четвертое поколение подряд несло стражу в недрах горы. Здесь они рождались, здесь они проживали свою жизнь, неся нелегкую дорожную службу, здесь умирали.

Только смерть, эта великая уравнительница людей, профессий и вещей, вырывала их из скальных потрохов и отдавала кладбищенскому уединению в земле, что купалась тогда под ветрами в солнечном свете. Смерть — привычная хозяйка людских судеб и людской доли...

Последним смотрителем из рода Флорков был Антоний, сын Яна, скоропостижно скончавшегося пятнадцать лет назад во время перекладывания стрелки. Нынешний смотритель тогда был двадцатилетним молодым человеком, уже знакомым со служебными тайнами, в которые его заблаговременно посвящал отец, заранее назначив своим

- 288 -

преемником. Поэтому Антош сразу после смерти престарелого родственника и учителя пошел по его стопам, приняв обязанности туннельного обходчика. Было это столь же естественно, как наступление дня после ночи или весна после зимы. Со стороны железнодорожников против этого тоже никто не возражал, никто не требовал от нового смотрителя «экзамена» или «года практики» по специальности. Да и в самом деле, зачем? Он ведь уже с шестнадцати лет под руководством специалиста-отца исправно нес службу, умело и квалифицированно, как и подобало сыну старого железнодорожника. Так зачем же было приставать к нему с требованиями соблюдения условностей и совершенно излишним нагромождением требований чисто теоретического характера?

Тем более что на столь неблагодарную должность никто не спешил претендовать. Ибо стать охранником туннеля под Турбачем означало отречься от жизни и солнца. Выполнение работ в узком шестикилометровом горлышке, волей людского гения высеченном в толще горы, требовало предельного жертвенного самоотречения.

Много лет назад, еще до того, как род Флорков заступил на службу, здесь была сменяющаяся охрана. Раз в шесть дней приходил обходчик с ближайшей станции «Под Кривой Вершиной» и «сменял»