Аська и Лихо - Юлия Алексеевна Фирсанова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я же сказал, они меня оскорбили, – напомнил Лихаэль, поднимая несколько камней с площадки и принимаясь ими жонглировать, как заправский циркач.
– А, ну да, махнули хвостом влево, вместо маха вправо, – хмыкнула Покрышкина, не представляя, как без жестов и мимики можно послать кого-то куда-то в оскорбительном смысле этого слова.
– Сама все знаешь, а спрашиваешь, – на полном серьезе отреагировал первопредок.
Поймал все семь камней на одну ладонь, составив противоречащую законам гравитации, пирамидку. Хлопком одной ладони о другую испарил шесть камней, а из последнего, без специальных инструментов и красок, всего лишь при помощи пальцев создал мерзкого на вид сине-багрового червяка. И практически насильно всучил «подарочек» Асе. При этом сине-зеленые с фиолетовыми искрами глаза Лихо явственно горели неприятно-темным лиловым.
– Ты чего такой, глаза устали или затемпературил? – нахмурилась Ася и машинально пощупала лоб древнейшего.
Тот на миг широко распахнул глазищи, моргнул, а когда веки поднялись, цвет глаз вернулся к изначальному.
Кто-то на периферии (ну не Галька же в самом деле?) облегченно перевел дух. А пространство озадаченно затихло.
Аська же, разглядывая мерзкий подарочек, который при физическом ощущении сухости камня все равно воспринимался склизким на ощупь, мысленно согласилась с древнейшим. Она решила, что о таких гадах ползучих она плакать точно не будет. Не настолько любит природу! Покосившись на замершую в шоке Галю, Покрышкина внезапно спросила:
– Эй, вы сказали, что чего-то там Лихаэль с Шеаром нарушали три раза кряду за десятилетку, а сколько они чего исправляли, вы случайно не подсчитывали?
Великую озадаченность, повисшую на каменном плато, кажется, можно было резать ножом, настолько она оказалась плотной. И вновь ощущение присутствия как будто мигнуло, чтобы, восстановившись, принести с собой отчетливый привкус смущения.
– Все счислено и учтено, с Шеардина Терицикулиса и Лихаэля Аэрдана обвинения сняты, – торжественно провозгласило пространство. О компенсации морального и физического ущерба, впрочем, даже не заикнулось. Наверное, оные не полагались в принципе. Или сам факт признания допущенных перегибов уже таковым являлся. Громкий щелчок возвестил о том, что браслет, с помощью которого парочку нарушителей вселенского спокойствия убрали с арены масштабных деяний, раскрылся и исчез с руки богини.
– С поручением вашим связано оказалось разлитие силы спящих в мире моем и сопредельных. Прибывшая с Лихаэлем человечка оказалась способна силу эту ощутить и от основы крепящей отделить, к владельцу отправив, – вступила в беседу Гиаль.
– Интересный талант, – согласились незримые судии. – Появился ли сей дар от уз, с древнейшим заключенным, или изначально присущ был созданию из мира технического и лишь проявлению его узы способствовали?
Ася, хоть и оставалась на месте, почувствовала себя засунутой в рентгеновский аппарат. Не хватало для стопроцентной уверенности только знакомого гудения прибора.
– Какой талант? Мне домой надо! – встопорщилась девушка.
– Ты клялась доставить сию деву домой? – кажется, обитатели Равновесного Храма несколько удивились.
– Я обещала доставить ее к тем, в чьей власти все миры, миры техники в том числе, – с милой улыбочкой поправила богиня, и Ася со всей очевидностью поняла, что Лихо был прав, Галька ее нае… Никаким экспрессом «Волшебный лес – мир Земля» с расторжением родственных уз «человек-древнейший» тут и не пахнет. То-то первопредок не спешил объявлять, что человечка его собственность и никуда он ее отпускать не намерен. Чего волну гнать, все именно так, как желает первопредок! Выцветший и исчезнувший с запястья голубой браслет подтвердил правильность мыслей девушки.
– Условленное богиня исполнила, подтверждаем. Но уйти назад не сможешь ты, девушка из мира технического, нити реальности сплелись вокруг твоей судьбы в иной узор, – огорошили Асю безапелляционным заявлением незримые. – С древнейшим связанные судьбы в особом полотне ткутся, нельзя эти нити в ткань миров технических возвращать, чтоб катастрофы не случилось.
– Ты об этом знал? – игнорируя Гальку (что со лживой стервы взять?), Аська обвиняюще наставила палец на Лихо.
– Чувствовать не значит знать, – поправил первопредок, отыгрывая легкомысленного придурка. – Я сторонюсь тех мест, где погибла магия. Мне там душно. Пройти, возможно, смог бы, но выгнул бы твой мир под себя так, что череда катастроф стала бы неминуемым итогом. Только редкие боги способны изменяться, подстраиваясь под закоснелый в своих рамках мир, в который приходят, мы же всегда поступали наоборот.
– И Гиаль не может? – проформы ради уточнила девушка. Вдруг она в чем-то где-то ошиблась?
– Это не ее дар, она слабая богинька, травки-муравки – ее порог, потому и взялась опекать уже созданный мир. Может, потому и Шеардина желала к рукам прибрать. Ей трава, ему звери – вместе сила, – согласился Лихаэль, ставя точку в рассуждениях, и закон Мерфи в очередной раз оправдал свою универсальность и эффективность.
– Какие же вы твари, – сплюнула прямо на красивые камни под ногами Аська и туда же швырнула фигурку-червяка, которую сжимала в руках. Та растрескалась и осыпалась мелким крошевом. Взметнувшийся вихрик фиолетового оттенка охватил запястье Лихо и, впитавшись в кожу, пропал.
– Да… ценный дар, пусть и помещен в столь хрупкое вместилище, – почему-то прокомментировали этот акт вандализма обитатели Равновесного Храма.
Пока шли разборки, как-то ухитрилась исчезнуть Гиаль, бросив нечитаемый взгляд на Лихаэля, сентенцию которого о личной ничтожности выслушивала с абсолютно каменным выражением лица.
– Мы призываем тебя к служению, девица, принятая в род Лихаэлем Аэрданом. То будет долг и дело твое, взамен же обязуемся весть о тебе в мир покинутый доставить тому, кого адресатом назовешь.
Покрышкина стояла шокированная, вообще не понимающая ни что от нее хотят, ни что ей делать дальше, как жить и вообще. До сих пор в сумасшедшей круговерти на плаву Аську держал спасательный круг надежды: она выполнит все, что хочет Галька, вытерпит все закидоны Лиха и вернется домой. К дядьке, учебе, привычному, родному распорядку, который, конечно, порой доставал до чертей зеленых, но без которого вдруг оказалось быть так неприятно. В груди закололо и сжалось.
Почему-то глаза заволокло туманной пеленой и на руку капнуло что-то теплое и мокрое.
«Тут разве бывает дождь?» – мелькнула вялая безразличная мысль.
– Не-а, равновесные, мы получше все устроим, – веселый голос первопредка раздавался будто издалека, через подушку или беруши.
– Наша забота и тебя, древнейший, касается. Покуда девица, с тобой связанная, подле тебя пребудет, о недуге своем – безумии, в крови пляшущем, позабудешь! – почти оскорбленно (хотя как им удавалось вещать
