До встречи в Лондоне. Эта женщина будет моей (сборник) - Александр Звягинцев

Через полчаса они уже сидели в небольшом ресторане, и Иноземцев придирчиво разбирался с меню.

– Только без устриц и лягушек, – объявил свои условия Ледников.

– Что ты, родимый, – сразу запричитал Иноземцев. – Разве ж можно православному человеку енту гадость в рот совать! Нам бы ботвиньи похлебать да черного хлебца с солью пожевать – оно и ладно. Оно и скусно.

– Не юродствуй.

Когда выпили по паре рюмок, съели холодное, Иноземцев, прищурившись, спросил:

– И какие впечатления от событий, что мы своими глазами наблюдали?

– Черт с ними, с впечатлениями, – оборвал его Ледников, сразу давая понять, что разговаривать пора серьезно, без дурачеств. – Нам надо выводы из всего этого делать.

– Очень на это рассчитываю, – уже без всякой иронии сказал Иноземцев. – Вперед, товарищ бывший следователь по особо важным делам.

– Что касается твоего бывшего друга Клифта… С ним все понятно. Вообразил себя этаким смотрящим по Парижу, перед которым все на задних лапках ходят и дрожат. А Гран на это плевал, его бандитские понятия и авторитеты не волнуют. Он решает свои проблемы так, как ему удобнее. Но! Он человек осторожный и расчетливый, вот так просто резать в центре Парижа человека он бы без особых на то оснований не стал.

– Может быть, Клифт заломил с него слишком большую цену за кавказский долг?

– Возможно. Но опять-таки он мог сделать все гораздо аккуратнее, а он не сделал. Сделал так, чтобы все об этом узнали во всех подробностях. Или чтобы кто-то конкретный об убийстве знал…

– Кто, например? – не выдержал Иноземцев.

– Ты, например, – резко ответил Ледников. – Он зарезал Клифта, чтобы ты понял, что тебя ждет, если ты сунешься куда-то с бумагами Будрийона. Ты ведь наверняка Клифту не все отдал. Что-то себе оставил? А то я тебя не знаю.

– Ну оставил кое-какие оригиналы, а ему подсунул копии, – потупился Иноземцев. – Он же все равно не знает точно, что Будрийон раскопал.

– Я думаю, он об этом догадался так же, как и я. Ему надо было испугать тебя, вот он и отправил тебе послание – Клифта в белом плаще с перерезанным горлом… Чтобы ты задумался и не спешил никуда.

Иноземцев откинулся на спинку стула, задумчиво повертел в руках пустую рюмку.

– Но есть у меня другая мысль, – оторвал его от бесплодного созерцания пустоты Ледников.

– Еще одна мысль? – поднял брови Иноземцев.

– Понимаешь, Гран, он же профессиональный убийца и не стал бы рисковать понапрасну. И выпендриваться, крутого из себя строить ему не перед кем. И все-таки он Клифта кончил, хотя и знал, что вокруг его смерти, да еще такой демонстративно жуткой, возникнет шум… Наверняка вмешается ДСТ, с которой Клифт был связан… И все-таки он идет на это. Почему?

– Палач он потому что, – скривился Иноземцев. – Садист. И маньяк к тому же.

– Не думаю, – не согласился Ледников. – Палач – да. Но не садист, который не контролирует себя. Он все просчитывает. Особенно если у него впереди большое дело…

– Не пойму, к чему ты клонишь?

– А вот к чему. Он мог убрать Клифта так демонстративно, даже не пытаясь замести следы, спрятать или уничтожить тело, потому что ему уже нечего ждать…

– В смысле?

– Понимаешь, если то главное дело, ради которого он прибыл в Париж, уже на подходе, если у Грана все готово, то какая ему разница, как убирать Клифта? Главное – убрать быстро, чтобы не путался под ногами и не мешал. А после того, как главное дело будет сделано, ему все равно убираться из Парижа! И какая разница, выйдут на его след или нет? Самое важное, что Клифт теперь не мешает, а человек, который передал ему документы, страшно испуган и его можно не опасаться.

Иноземцев отставил рюмку и наклонился к Ледникову.

– Хочешь сказать, что он приступает к своей операции на днях?

– В том-то и дело. Вполне может быть, и не на днях, а просто завтра. Или даже сегодня.

Подошел официант с горячим, и они инстинктивно замолчали, хотя вряд ли тот понимал что-то по-русски. Типичный гарсон, потомственный.

Когда официант отошел, пожелав им приятного аппетита, Ледников задал вопрос, который вдруг пришел ему в голову:

– Немец, а ты допускал, что такое может произойти?

– Что именно? – не сразу въехал Немец, занятый мясом.

– Ну, что встреча Клифта с Граном может закончиться именно так, как она закончилась – трупом?

– Разумеется. Честно говоря, я на это и рассчитывал, – признался Немец, глядя на Ледникова ясными глазами. – Я не только надеялся. Я сделал все, чтобы они встретились. Причем ставил я на Клифта. Думал, он с Граном разберется. Но он не оправдал моих надежд, – огорченно вздохнул Немец.

Ледников какое-то время с подчеркнутым интересом рассматривал Иноземцева.

– Что? – удивился тот, поймав этот взгляд.

– А я думал, что я тебя знаю, – с недоумением протянул Ледников. – А ты вон какой стал…

– Валя, я и был такой. Просто ты не сталкивался со мной в подобных ситуациях.

– Я вижу, бедняга Гран не понимает, с кем связался.

– Это его проблемы, – засмеялся Иноземцев.

Глава 19

Виталий Карагодин

Incurable

Неизлечимо больной

Огромное тело Клифта, закутанное в белый плащ, валялось на асфальте в луже крови, а худенькая корреспондентка, от ужаса захлебываясь собственными словами, верещала о том, что это жестокое убийство русского мог совершить только такой же русский. И это еще раз доказывает: русская мафия в Париже чувствует себя хозяином и ничего не боится.

Карагодин отвернулся от телевизора. Завалить Клифта, мужика чудовищной силы, коварного, жестокого, никому не доверяющего, мог, конечно, только очень серьезный человек. Не менее жестокий, хитрый и расчетливый. Типа Зондера, вдруг подумал он. Но у Зондера, судя по всему, совсем другие дела и расклады, в которых Клифт вроде никак не участвовал. Во всяком случае, Карагодин о нем никогда ни от кого не слышал – ни от самого Зондера, ни от Тараса, ни от Каридад. Значит, кто-то другой. Впрочем, чему тут удивляться, врагов у Клифта, как у всякого авторитета, наверняка хватало.

Звонок мобильного прервал его размышления. Карагодин был уверен, что звонит Каридад – они должны были договориться о встрече. Но это была не она. Это был Ледников. Когда он представился, Карагодин в растерянности даже не мог говорить.

– Виталий, вы меня слышите? – недоуменно спросил Ледников.

– Да, – наконец сумел выдавить из себя Карагодин.

– Ну слава богу. Если у вас не пропало желание поговорить, я готов встретиться. Кстати, как вы там? Надеюсь, без происшествий?

– Да, нормально.

Карагодин мучительно пытался сообразить, где и как можно было бы встретиться, чтобы этого никто из людей Зондера ни при каких обстоятельствах не увидел. В последние дни ему все время казалось, что за ним кто-то приглядывает. И вовсе не Каридад, а кто-то иной.

– Валентин Константинович, нам надо встретиться так, чтобы нас не засекли.

– Не понял.

– Нам надо обязательно встретиться, но так, чтобы нас не пасли.

– А что, есть такой вариант?

– Есть.

– Может, тогда отложим?

– Нет. Слава богу, что вы позвонили, потому что я не знал, как с вами увидеться так, чтобы никто не узнал.

– Вам что-то угрожает?

– Пока не знаю. А вот вам угрожает. И очень серьезно.

– Вот даже как. Любопытная информация.

– Нам надо обязательно увидеться. Сегодня! Сейчас!

Ледников помолчал, а потом пробормотал:

– Я смотрю, жить становится все интереснее… Хорошо. Давайте сделаем так. Через час у памятника Дюма. Вы должны знать, где это.

– Ну конечно.

– Просто стойте рядом, я подойду.

Через час он прогуливался на площади Малешербс вдоль голубенькой металлической ограды вокруг памятника Дюма, который восседал на кресле с гусиным пером в руке и с ироничной улыбкой величественно смотрел вдаль. Поглядывая то на фигуры читателей, приникшие к книгам писателя с одной стороны постамента, то на самого шевалье д’Артаньяна со шпагой в руке, в лихой позе усевшегося с другой стороны постамента, Карагодин пытался придумать, как построить разговор с Ледниковым так, чтобы тот ему поверил.

– Виталий!

Он обернулся и увидел Ледникова, который, открыв дверцу, махал ему рукой с заднего сиденья синего «ситроена», притормозившего у дома напротив. Карагодин не сразу сообразил, что Ледников приглашает его в машину. Переходя улицу, он подумал, что говорить там, конечно, удобно, но ясно и другое – Ледников явно чего-то опасается.

Ледников отодвинулся вглубь салона, чтобы дать место Карагодину. Едва тот уселся, водитель резко рванул с места, а потом неожиданно свернул в первый же переулок, словно уходя от погони.

Ледников, не глядя на Карагодина, сказал, кивнув в сторону водителя:

– Это мой друг, при котором можно говорить совершенно откровенно.

Водитель, который продолжал гнать изо всех сил, презрительно скривил губы, зная, что Карагодин видит его в зеркале.