Akladok - Александр Попов

– Тебя как зовут? – попытался отвлечься Иван.

– Максим.

– Почему ты в лесу так поздно?

– На горку шел. Я же говорил. А что?

– Да так…

Тропинка расширилась и мальчик Максим теперь шел рядом с ним.

– Музыку любишь?

– Ну, – с достоинством ответил тот.

– Группу «Новый Год» слышал?

– Какую?

– «Новый Год».

– А-а-а.., – протянул Максим. – Это что-то старое, да?

– Я там играл. И писал песни, – Иван попытался как можно менее жалким голосом напеть кое-что из их репертуара. – Слышал?

– Ну, – соврал тот. А, может быть, и не соврал.

Они были уже у станции. Автобусная остановка, закрытый пивняк, большой, но не очень новый BMW. Иван остановился. Задрал голову и вдруг успокоился. Потому что вдруг понял, куда он теперь направиться. Прямо над ним покачивалась запорошенная снегом табличка с расписанием автобуса и названием места, куда он идет.

Алекс! Он поедет к Бродику! Прямо сейчас! Конечно, ведь автобусы должны еще ходить. Он спрячется где-нибудь, что бы не напороться на тех…, если они, конечно, вернуться. Вот только купит что-нибудь вон в том киоске, внутри которого такие красивые бутылки. Кошелек-то на месте, а на одну Смирновскую там хватит.

И он найдет, обязательно найдет тот дом. Алекс ему когда-то объяснял, а он вспомнит. Они сядут у печки, разольют по стаканам, и он не спеша все расскажет. А что, замечательное приключение – выкинули из электрички! На полном ходу! Теперь есть что вспомнить. И, может быть, там есть гитара…?

И этот мальчик… Его жалко. Он знал таких. Один из них сидел в его классе сзади, у шкафа. Всегда не выспавшийся, не умытый, плохо одетый и резкий. А потом его еле откачали – чуть не убил собственный родитель. Какая жестокая штука жизнь, в которую они попали! Нет, он определенно возьмет мальчугана с собой. Он хороший. Иван обернулся, что бы сказать об этом Максиму, но застыл пронзенный ужасом. Из-за остановки, прямо на него двигались две фигуры. Те самые!

Вот и все…

Внутри Ивана все остановилось. Неужели? А может быть…. Нет, они. Иван застыл и обреченно смотрел, как они приближаются. От них шла такая обессиливающая уверенность, что его тело отказывалось бороться. И только какая-то жалкая в своей никчемности мысль билась о стенки сознания: «Что делать?! Что делать!?»

– Эй, парень, у тебя покурить есть? – проговорил один из них, как ни в чем не бывало. С улыбкой! И это было совсем жутко.

– Нет, – тихо ответил Иван. И с энтузиазмом замотал головой. Словно заклиная неизвестно какую силу «Нет! Нет! Нет!…»

– Автобуса ждешь? – поинтересовался второй и стал медленно приближаться.

– Автобуса…

– Ну, не суетись. Он скоро будет. – Рука бандита медленно опускалась в карман.

И ведь никто даже не поймет, успел подумать Иван. Но тот почему-то вынул руку обратно и как-то странно посмотрел в сторону. Около машины стояла женская фигура в старомодном пальто. У нее были слегка согнутые ноги в старых сапогах и вытянутые вперед руки, в которых был зажат небольшой черный пистолет. Руки фигуры не дрожали.

– Ого! Баб Маня! – восхищенно проговорил Максим.

Темные парни вдруг быстро дернулись и исчезли за остановкой. Фигура в старомодном пальто метнулась за ними, и через секунду из-за бара послышались несколько несильных сухих хлопков.

– Только в одного попала, – с грустью вымолвила Мария Петровна, появляясь из-за ящиков. – И то несильно. Убежал, гад…

– А-а-а-х-х-т-ы-ы-б-л-л-я-я-а-а-а-а! А-а-а-а-а-а! – разнеслось среди леса. И растворилось в морозной тишине.

Алекс остановился, и замер.

Этого не могло быть. Совсем. Никак. Во всяком здесь и сейчас. Хотя бы потому, что тот же самый крик он слышал двадцать минут назад около болота. И место, где он теперь находился, связывало с болотом только эта лыжня. И он Алекс все это время по ней довольно быстро шел. Что за фигня?

Этот крик ему не понравился и тогда, когда он пересекал замершие болотные поляны. Первобытный, дурной и наглый: услышав его там в первый раз, Алекс встал, как вкопанный – настолько это противоречило всему вокруг. Даже смахивало на галлюцинацию. Вокруг этот лес, похожий на сказку, тишина, в которой все замерло в долгом зимнем ожидании чего-то чудесного. И лыжня, текущая сквозь все это и чистый здоровый морозный воздух… И вдруг дурной отчаянный вопль. Который, Алекс понял это сразу и точно, галлюцинацией не был. Тогда что? Или кто?

Крик повторился. Очень даже реальный.

Какой-нибудь ненормальный, – попробовал тогда представить Алекс. Обкурился. Словил белочку. Ну и шел бы он, к лешему! В компании которого, ему самое подходящее место. Ори, пока не охрипнешь, – скривился Алекс и пошел вперед. Выкинув эти крики из головы, будто их и не было.

Но примерно через минуту крик послышался ближе. Стало неприятно. Алекс всегда утверждал, что глухой лес – самое безопасное место. Особенно ночью. Но жуткий вопль не только противоречил этому тезису, – кроме отчаянья и крутого безумия в нем слышалась некая персональная угроза, словно кричащий знал о его, Алекса, приближении. И предупреждал. Странно, подумал Алекс. И противно. Действительно, сознавать, что в этом лесу, раскинувшемуся на многие километры вокруг, кроме тебя находится какой-то тронутый – это может сломать весь кайф. Кем бы этот урод ни был.

А действительно, кем? – задумался Алекс. Местным мужиком, который пошел срубить елку на новый год, но переборщил с согревающим? Или браконьером, который впал в белую горячку? Или человек тоскует, что потерял дорогое ружье? А если не потерял? Зачем ему, Алексу, нужны такие встречи? Он хотел оттянуться, уйти, оторваться от этого жесткого мира, который пытается гнуть все и всех под себя. И то, что какое-то тупое зло настигает его даже здесь, представилось ему нечестным и несправедливым. Как удар изподтишка.

Выходит, тот мрак, в который погружалается вся жизнь вокруг, добрался и сюда. А он так долго хотел иметь здесь дом! Любой, но именно здесь. В этих местах, с которыми у него связано очень многое. Возможно, всего лишь для того, что бы вот так поздним зимним вечером идти туда, к этому дому – морозным лесом, заснеженными лунными полянами, по скрипучему снегу. Пребывая самим собой. Он делал то, что не хотел делать, рисковал, тратил силы и отпущенное ему время, – в надежде на то, что бы иногда, пусть недолго, но жить так, как хочет его сущность. Получается, мир отнимет у него и это?!

Вопли повторялись. В каждом следующем вопле угроза слышалась еще четче, и Алекс подумал, что этот псих, возможно, действительно хочет кого-нибудь убить.

Его самого уже давно не пугала собственная смерть. Он знал, что та уничтожит, а что нет. Она даже представлялось ему чем-то, несущим облегчение, чем-то сродни болезни, когда вынужденно откидываешь все дела и проблемы и остаешься в постели. Но мысль умереть от руки, а главное, – от воли человека, наводила на него некий мистический ужас. Словно став жертвой, он возьмет на себя не меньшую вину чем преступник. Обрекая, тем самым, свою бессмертную душу при переходе в мир иной на несказанно большие мучения.

И тогда Алекс сделал то, что любой другой разумный человек на его месте, сделал бы уже давно. Он свернул. Но противное чувство, что ему все-таки испортили дорогу, ушло не сразу. Алекс прибавил скорости. Идти широкой лесной просекой, под которой был проложен какой-то важный газопровод, было без сомнения тоже здорово. И даже безопаснее, поскольку ту уж никак не угодишь в то замечательное место, которое на болотах почему-то никогда не замерзает. Да и крик пропал, Алекс был снова в лесу, под этим небом, среди величественных елей, окаймлявших просеку с двух сторон, и это было по-сказочному здорово. И он уже начал думать о чем-то соответствующем окружающей его красоте. Например, о том, как славно было бы сочинить какую-нибудь сентиментальную зимнюю сказку. С дедом Морозом, Снежной Королевой, Лапландией и волшебными зимними духами. И вот тут, в тот самый момент, когда он свернул на лыжню, которая ему очень нравилась, когда все плохое было опять забыто, а хорошее вроде бы снова встало на свои места, совсем рядом, от него разнеслось знакомое:

– А-а-а-х-х-т-ы-ы-б-л-л-я-я-а-а-а-а! А-а-а-а-а-а!

Это было действительно невозможно. Так близко, кажется, вон там за елками…. Если только тот псих не имеет талант быть в нескольких местах одновременно. Алекс встал и замер. И теперь в таком замеревшем положении стоял уже несколько секунд. Что все это значит?

Кричащий, видимо, что-то почувствовал и замер тоже. Алекс осмотрелся. Собрался. Темные заснеженные деревья уходили ввысь, где возможно уже разъяснилось, и мерцают звезды. Холодные и мудрые. И им все равно. Где-то в затылке возникло знакомое противное чувство ничтожности перед миром. Но почему жизнь играет с ним в такие жестокие игры? Словно кокетливая девчонка, она поворачивается к нему то одной стороной, завлекая в свою гущу обманчивым ощущением свободы и власти над ней, то вдруг поворачивается другой и больно бьет в самые незащищенные места. Разрушая все надежды и планы. Как теперь.