Непогребенные - Сергей Антонов

Томский вновь дернулся. На этот раз он испугался, что произнес эти слова вслух. Часовые не ошиблись. Они действительно видели его на платформе. Наверняка бродил в полубреду, прислушиваясь к голосам из своей больной головушки. Может, стоит сказать Лёхе правду? Нет. Пока нет. У него еще остался запасной козырь в рукаве. Правду он скажет после того, как Берзин откажет ему в надежде на излечение.

— Пороха ребятки не нюхали, вот и мерещится им всякая чертовщина, — с деланной беззаботностью подытожил Томский. — У страха, как говорится…

— Гм. Точно. Не служили они под моим началом. Я ж, Толян, и не из таких увальней стопроцентных солдат лепил. Не поможешь мне с генератором? Опять, сука, фурычить не хочет.

— Извини. Я к другой бригаде уже пристроился…

В этот день Толик вновь взялся за лом. В перерывах между долбежками резал кусачками колючую проволоку. После Берилага этого добра на станции скопилась уйма. «Колючка» мешала, поэтому ее разрезали на короткие куски и зарывали в строительный мусор.

Помогать в этой работе «Дядь-Толе» вызвался вездесущий Мишка. Он без умолку болтал и старался рассмешить старшего товарища, однако тому было не до смеха. Томский нет-нет да и поглядывал на стальные ворота. Он понимал, что Вездеходу никак не управиться ни за день, ни за два, и все равно с нетерпением дожидался возвращения карлика.

«Скорее всего, Вездеход вернется ни с чем. Даже если ему удастся добраться до Берзина, тот, скорее всего, не согласится на встречу. Передаст через карлика, что посылает тебя куда подальше, и вся недолга…»

— Дядь-Толь, а я знаю, кто у нас по платформе ночами ходит, — неожиданно сообщил Мишка. — Я видел…

— Кого?

— Пока не скажу, — пацан заговорщицки подмигнул. — Боюсь ошибиться, но… Очень скоро буду знать точно.

Томский внимательно посмотрел на мальчика.

«Какого хрена шкет с тобой играет? Почему не скажет напрямую: „Дядь-Толь, ночью по станции бродите вы. И нечего прикидываться шлангом!“».

— Скоро, — вновь пообещал пацан. — Вы будете первым, кому я обо всем расскажу.

— Спасибо за доверие, Михаил и… Постой-ка.

Толик сунул руку в карман и протянул Мишке желтый кругляш диаметром в два сантиметра, в центре которого была звездочка. Эта пуговица от кителя или шинели времен Советского Союза попалась ему на глаза в кабинете Корбута. Он зачем-то сунул ее в карман и лишь теперь нашел применение.

— Держи, Мишка.

Глаза мальчика зажглись радостным блеском. Он долго рассматривал подарок.

— Спасибо, Дядь-Толь!!! Я у мамки шнурок выпрошу и буду ее на шее носить.

Опасаясь возвращения ночных ужасов, Анатолий напросился на дежурство. Якобы для того, чтобы проверить заявление часовых. Само собой, в эту ночь посторонних на платформе не наблюдалось. Томского разбирал смех, когда он видел, как часовые пялятся в тот угол, где накануне разгуливал пришелец. Его так и подмывало сказать парням, чтоб зря не мозолили глаза.

Утро принесло новые заботы. Томский участвовал в нескольких совещаниях, касающихся направления делегации в Полис, потом вновь работал ломом. К вечеру он окончательно утратил надежду на возвращение Вездехода. Воображение рисовало мрачные картины поимки и расстрела карлика.

Верный себе Коля Носов появился, как всегда, неожиданно. Как ни в чем не бывало присел рядом с Толиком во время ужина, держа в своих ручонках миску исходящего паром супа. Никак не отреагировав на радостную улыбку Томского, зачерпнул горячее варево, отправил ложку в рот и блаженно причмокнул:

— А хорошо все-таки дома оказаться! Два дня всухомятку перебивался. У красных-то я на довольствие пока не поставлен.

— Если и дальше будешь тянуть, я тебя, Вездеходыч, и здесь с довольствия сниму. Колись, какие новости?

— А разве я когда-нибудь плохие приносил? — хитро прищурился Носов.

— Значит…

— Значит, согласился твой Берзин на встречу. Сам удивляюсь, как мне удалось его уговорить.

Вездеход невозмутимо принялся хлебать свой суп, а Томский подскочил, готовый к тому, чтобы схватить ехидного карлика за шиворот и вытряхнуть его из курточки вместе с подробностями.

— Где, Вездеход? Где он?

— На середине туннеля, что к Черкизовской. Ждет-с. А ты здесь дурака валяешь. Смотри, Томский, как бы не надоело Яшке тебя дожидаться.

— Ну, хватит! — улыбнулся Томский. — Проводишь?

— Счас. Только суп доем. И имей в виду, Толян: из-за тебя я без добавки остался.

— Компенсирую.

— Ага. И оружие не бери. Берзин требует, чтоб ты явился один и без гранатомета в кармане.

О том, что покидает станцию, Томский не сказал никому. Аршинов обязательно увязался бы следом, а Русаков потребовал бы вынести вопрос на всеобщее голосование.

Выйдя за стальные ворота, Томский не стал включать фонарик. Темнота доставляла определенные неудобства, но позволяла чувствовать себя спокойнее. Ведь несмотря на кажущуюся доброжелательность Берзина, он оставался врагом. Хитрым, изворотливым. Врагом, с которым следовало считаться.

Вскоре к Анатолию присоединился Вездеход. Он понял все без слов, кивнул другу и молча двинулся вперед. Подал голос только один раз — достал из рюкзачка трубку с отравленными иглами и шепотом сообщил:

— Я немного отстану. Подстраховочка не помешает.

— Мои мысли читаешь.

Дальше Толик пошел один. Шагая вдоль стены, он думал о форме, в которой расскажет Якову про свою проблему. Нельзя было показывать себя слабаком. Томский давно и твердо усвоил: со слюнтяями и мямлями в Метро разговаривают иначе, чем с теми, кто знает себе цену. Давить на жалость в этом мире бесполезно. Разговор лишь тогда будет продуктивным, когда его ведут равные.

Из глубины туннеля донеслось легкое покашливание. Толик ускорил шаг. Берзин не случайно обнаружил свое присутствие — играть в конспирацию больше не имело смысла. Томский вышел на середину туннеля, и тут же метрах в десяти вспыхнула спичка. Ее огонек осветил худощавое, высоколобое лицо. Кусочки пластыря на подбородке, папироса в углу рта. Берзин устроился прямо на рельсах. Форма без знаков различия, как всегда, висела на нем мешком. Яков прикурил, приветственно махнул Толику рукой:

— Вот уж не думал, что получу письмецо. От тебя.

— Я тоже не думал, что придется писать. Тебе. Жизнь заставила…

Томский остановился. Хотел протянуть чекисту руку, но передумал. Если Берзин сочтет рукопожатие уместным, то пусть сделает первый шаг. Не счел. Просто продолжал курить и поинтересовался:

— Я надеюсь, что «проект ГМЧ» волнует тебя на самом деле. Если бы потребовалось заманить меня в ловушку, ты придумал бы что-нибудь поинтереснее.

— Яков, по-моему, у меня была прекрасная возможность разделаться с тобой.

— Была. Ты поступил благородно. И лишь поэтому я здесь. Вновь нахожусь в полной твоей власти.

— Брось, — Томский поискал взглядом предполагаемых спутников Берзина, но никого не увидел. — Не верю, что ты не позаботился о страховке.

Смех Берзина перешел в надсадный кашель.

— Тут ты прав…

Толик услышал хруст щебня за спиной и не спеша обернулся. По обеим сторонам туннеля стояли два рослых парня, затянутые в черное. Полумаски, скрывающие нижнюю часть лица, автоматы. Томский мысленно поаплодировал подручным Якова. Настоящие профессионалы. Интересно, где они прятались? Скорее всего, вон в той подсобке. Толик вспомнил, что взглянул на нее лишь мельком. Непростительная ошибка.

— Не волнуйся, — ухмыльнулся Берзин. — Они не станут вмешиваться в нашу беседу, если ты сам не дашь к этому повода.

— Эй, гориллы! Стоим на месте и не пытаемся обернуться! — донесся из темноты голос Вездехода. — Первый, кто попробует дернуться, получит отравленную иглу в задницу!

Пришел черед улыбаться Толику. Берзин одобрительно кивнул.

— Что тут сказать? Мы, Томский, стоим друг друга. Теперь, когда нет недомолвок, можно переходить к сути.

Толик опустился на рельс рядом с Яковом.

— «Проект ГМЧ»… он ведь не сгинул окончательно вместе с покойным профессором? Кто-то наверняка вел параллельные разработки?

— Естественно. Коммунисты всегда идут к поставленной цели разными дорогами. Так вернее. Корбут достиг наибольших успехов, поэтому на заключительном этапе все силы и средства были брошены на реализацию его идей. Что касается разработок, которые свернули… Гм. Припоминаю только одну. Над ней работали специалисты Академлага, специальной структуры, состоящей из репрессированных врагов народа. В свое время партия приняла решение предоставить предателям возможность искупить вину. «Пятерка», то бишь Академлаг, просуществовала в Метро-2 с сорок шестого по пятьдесят третий. Ее работу курировал лично Лаврентий Палыч.