Ленинград — срочно... - Валерий Волошин

— Сержант, немедленно прекратите! — тут же вмешался Бондаренко. — В чем дело?

Калашников отпрянул от Заманского, виновато опустил руки. Набычившись, произнес:

— А вы у него спросите… Где он звездочку с пилотки скрутил и петлицу сорвал? Вторую-то успел срезать только наполовину. У-у… — опять пошел Калашников на шофера.

Тот отступил ближе к комбату и, преданно глядя на него, истерично выкрикнул:

— Брешет он, товарищ капитан! Все брешет!.. Петличка оборвалась, зацепил воротом за шось в кутерьме. И пилотка кудысь задевалась…

— Вот она, — Калашников достал из кармана смятую пилотку. — Я последним отходил, видел, как ты ее вышвырнул. Жаль, не успел пошарить в том месте, где спрятался этот трус, — обратился он уже к капитану. — А то бы показал и петлицу, и звезду.

Понимая, что комбат его объяснениям не верит, Заманский взмолился:

— Пощадите, товарищ капитан! Я докажу ще… Бондаренко брезгливо отвернулся, потом бросил через плечо Калашникову:

— Оставьте его, сержант. Нам сейчас к своим выбраться надо. Там — разберемся…

Временами лейтенанту Юрьеву казалось, что про них забыли совсем. На острове, кроме его расчета, не было ни души. Когда поступил приказ о свертывании «Ревеней» на материке, а его установка согласно указанию командования стала работать в режиме обычной радиостанции, Алексея полностью поглотили дела: радиограммы сыпались одна за другой — от комбата, начальника гарнизона острова, из штаба корпуса и от флотского начальства. Он их кодировал, дешифрировал, передавал по назначению, снова принимал… А потом вдруг морячки попрыгали в свои посудины и уплыли в неизвестном направлении.

Юрьев запросил материк, мол, что делать? Ответили коротко: ждите. Он опять отстучал, дескать, сколько ждать и кого? В ответ резанула шифровка: ждите и следите за волной станции первого. Если комбат объявится, то немедленно доложите. Точка.

Что там творится? Какая на материке обстановка? Ничего не ясно. Потому и ходит Алексей сумрачный, и сказочный Валаам уже не поражает его удивительными шедеврами древнерусской архитектуры. Сейчас на церкви — НП, оттуда ведется наблюдение за входом в бухту. Кто в нее войдет нынче, чье судно? Хорошо, если наше. А если… Тогда бой. Последней гранатой он взорвет установку.

Юрьев сидел за аппаратурой, надеясь услышать свои позывные, когда с НП раздался тревожный звонок. Дежурный наблюдатель взволнованным голосом доложил:

— Товарищ лейтенант, идет корабль! Точь-в-точь как в кино!

До Юрьева сразу дошло, что стояло за словами красноармейца «как в кино». Совсем недавно (а кажется, вечность прошла с того мирного вечера!) им показывали фильм «Подводная лодка Т-9». Ох и здорово действовал ее экипаж! Но нелегко пришлось ему, когда лодка преследовала вражескую шхуну… Но какой же корабль входит в бухту: подводная лодка или шхуна?!

Лейтенант выскочил на улицу. К острову медленно двигалось судно, замаскированное под шхуну.

— Тревога! Всем по местам! Оружие к бою!..

Его лицо было белей стены, у которой он стоял. В руке зажата граната. «Свои или нет?» Алексей уже видел на капитанском мостике фигуру в черном кителе, матросов, копошащихся у счетверенного пулемета в носовой части. Казалось, его стволы нацелены прямо на него, Юрьева, и вот-вот выплеснут они зловещие огненные струи.

Но тут лейтенант в напряженной тишине услышал такой отборный мат — родной, русский! Разнесся он со шхуны на всю округу. Юрьев побежал к берегу, размахивая руками и крича:

— Братаны! Мы же свои!..

У пришвартовавшегося корабля собрался весь юрьевский расчет.

— Без табака — мука, — улыбаясь, пояснил Юрьев бородатому капитан-лейтенанту, открывшему коробку «Северной пальмиры».

— Так и быть, лейтенант, выделю вам папирос из своих запасов…

— Разве мы здесь снова остаемся?

— Приказано. На остров перебазируется стрелковая дивизия. Она вела тяжелые бои, немцев колотила крепко. Теперь надобно отдышаться малость. Меня затем и послали, чтобы обстановочку на острове разведать. И тебе передать, если у вас все в ажуре, то поступаешь во временное распоряжение комдива.

— Ясно, — вздохнул Юрьев, — значит, снова ждать.

— Ждать — не рожать. Видел бы ты, что на Большой земле творится. Фрицы прут, гады. Но ничего. Отомстим сполна… — капитан-лейтенант зло выругался.

Юрьев, смущаясь, спросил:

— Интересно, из-за чего вы матерились, когда к берегу подходили? Я хотел уже огонь открывать.

— Вот-вот, а у меня расчет пулемета замешкался малость.

— А если б не замешкался?

— Тогда — амба, — развел руками капитан корабля.

— Но вы ведь знали, что мы на острове. Как же так?! — возмутился Юрьев.

— Не знали, а предполагали, надеялись, что вы живы-здоровы. Но за то время, что мы к острову шли, все могло перемениться. Вели вы себя подозрительно. Кто от своих за стенку прячется да из «хлопушек» целится? Я все видел… Ладно, не кипятись, — дружески тронул капитан-лейтенант Юрьева за локоть. — А папиросы бери. Но — взамен выдели чего-нибудь из лакомств для славного экипажа, — неожиданно добавил он. — Знаю, у тебя на острове целый продовольственный склад.

Юрьев замялся:

— Дивизия придет… Для них… Будет тебе. Дай ящик печенья. По рукам?

Алексей с минуту поколебался и протянул руку.

Глава III

«Совершенно секретно тчк Лобастов Соловьеву тчк Просьба передаче вам двух установок редут института связи удовлетворена тчк Отправка сего числа двадцать три семнадцать спецэшелоном тчк Примите все меры по обеспечению скрытности развертывания станций зпт соблюдению строгой тайны их боевой работы тчк Вводе редутов на участки фронта зпт местах дислокаций информируйте тчк»

Утро выдалось росным, туманным. Парила земля, щебетали на все лады птицы. Сейчас бы удочки — да к озеру. Даже не верится, что где-то рвутся бомбы и снаряды, терзает землю, обжигает металл и впитывает она кровь людскую. Как тяжело такое сознавать!

Осинин только что прослушал последнюю сводку Совинформбюро. Ничего утешительного. Откатываемся назад. И нечем подбодрить бойцов расчета. Может, вовсе не выступать перед ними?.. Ермолин трезвонит каждый день, интересуется, провел ли политинформацию. Старший политрук как чувствует, что для Сергея труднее дела нет. Дотошный старик. Хотя какой он старик — сорока еще нет. Года на два моложе Бондаренко… Да, пропал комбат. Как говорится, ни слуху ни духу. Жалко будет, если случится с ним беда.

— Товарищ воентехник первого ранга, — высунулся дежурный радист из-за двери автофургона радиостанции, — часовой звонит с КПП. Говорит, военные какие-то приехали. Похоже, начальство.

— Скажите, сейчас иду, — бросил через плечо Осинин и напрямик, через поляну, побежал к оборудованному невдалеке шлагбауму, закрывающему въезд на территорию позиции «Редута-1».

В высоком широкоплечем полковнике он без труда узнал Соловьева. Рядом с ним стоял мужчина средних лет, коренастый, форма сидела на нем мешковато, новенькая портупея съехала на бок, а из-под фуражки курчавилась пышная русая шевелюра. Осинин было хотел с ходу доложить обстановку, но Соловьев жестом отмахнулся и весело пробасил:

— А служба-то поставлена у вас — ни проехать ни пройти! Уж как ни увещевал этого орла — он ни в какую, — показал полковник на невысокого часового. — Фамилия как? — обратился Соловьев к бойцу.

— Микитченко! — звонко, по-мальчишески, выкрикнул часовой и горделиво добавил: — Стараемся, товарищ полковник.

Но Соловьев уже смотрел на Осинина.

— Ну, заждались инженера? Но я слово держу. Знакомьтесь: военинженер третьего ранга Червов. Будет принимать установку.

Коренастый протянул Осинину руку и, пытливо заглядывая ему в глаза, по-штатски представился:

— Георгий Николаевич. Очень рад. Очень рад.

— Осинин… Сергей Алексеевич…

Начальник службы ВНОС нахмурился и сдержанно заметил, обращаясь к Червову:

— Вы, товарищ военинженер, вообще-то привыкайте к нашим армейским порядкам. Воентехник хоть и младше вас, но является вашим непосредственным начальником, инженером батальона. Так что прошу любить и жаловать.

— Как можно, Дмитрий Васильевич. Конечно, конечно, — суетливо закивал Червов крупной головой, — обязательно привыкну.

— Вот и хорошо. Пошли осматривать хозяйство.

Слева позицию — небольшую полянку — дугой опоясывали буйно разросшиеся кусты, закрывая ее от шоссе. С противоположной стороны она была как бы отрезана крутым оврагом, спускающимся к озеру, вокруг которого плотным строем вытянулись могучие сосны. Посередине зеленого ковра, на расстоянии ста метров друг от друга, были установлены две двадцатиметровые металлические вышки с антеннами — одна для излучения радиосигналов, другая для приема. А в стороне, у развесистых кленов, примостился приземистый домик. В нем располагалась аппаратура, тут же находилась дежурная смена. У въезда на поляну вытянулся дощатый барак, приспособленный под казарму, где жили бойцы расчета. Опутанный маскировочной сетью, примостился за его торцом, почти у края обрыва, автофургон радиостанции.