Ленинград — срочно... - Валерий Волошин

— А вы кандидат наук, такие надежды на вас возлагались. До каких пор ваша установка будет выдавать «ноль иксы»? И вообще, когда вы наконец станете военным человеком? Что за вид у вас: ремень болтается, гимнастерка— как юбка у бабы!..

Червов нахмурился, кашлянул и ответил сухо:

— Вы, Борис Юрьевич, со мной так не разговаривайте. И по поводу «ноль иксов» не мне вам объяснять, сами знаете: имеющиеся на установке трансформаторы, потенциометры, лампы не соответствуют условиям эксплуатации и работают в перенапряженном режиме. Станция включается лишь на восемь — десять часов в сутки, остальное время уходит на ремонт. Люди вымотались, глаз не смыкают… К тому же допотопная синхронизация вращения антенн — мехспособом…

Бондаренко смутился. Потом поднялся из-за стола и нервно прошелся вдоль него. Повернулся к застывшим посреди кабинета инженерам и с отчаянием сказал:

— Но ведь что-то надо делать. Думать! Придумать! Изобрести! Голова от всего вспухла. Как раскаленный чугунок… Ладно, идите, — устало махнул он рукой. Тяжело опустился на стул, обхватил голову.

Инженеры вышли из штаба мрачные, подавленные.

— Мда-а, ну и шумливый же он, — сказал Червов.

— Попробуй не пошуми, когда такая ответственность навалилась на плечи. Тут самый спокойный может сорваться, — заступился Осинин. — Я вот что думаю, Георгий Николаевич, нам надо в батальоне создать радиотехническую мастерскую. Собрать в нее умельцев, головастых парней. Они будут по «точкам» ездить, регламентные работы проводить на технике, чтоб не барахлила. Наиболее способных подключим к изобретательству, лабораторным исследованиям. «Редуты» надо совершенствовать, их возможности далеко не все исчерпаны.

— Идея неплохая, — оживился Червов. — Поддержит ли комбат? Специалистов и так не хватает.

— Поддержит. Уверен. Вот только кого поставить во главе мастерской? Нужен талантливый инженер. Вас не могу предложить, пока токсовский «Редут» не отладим. Если только выбрать из новичков… Подумайте, вы их знаете лучше меня, трудились вместе в институте.

— Хорошо, — с готовностью откликнулся Червов. — Только надо знать, кто зачислен в батальон. Я ведь все время на «точке», новеньких и не видел.

— Пройдите к начштаба, ознакомьтесь со списком. Кстати, сегодня еще два инженера прибыло. Я пока не решил, куда их определить. Нам обещают через неделю прислать с радиозавода два-три «Редута». Поэтому эти инженеры будут пока в резерве. — Осинин глянул на часы: — Ну и ну, времечко бежит… Пойду-ка в приемный центр. Созвонюсь с авиацией и флотом. Все же следует их представителей познакомить с радиоулавливателями.

Они простились. Осинин направился по тропинке к блиндажу, где размещалось хозяйство начальника связи батальона. Червов поднялся по ступенькам к двери штабного барака. Она распахнулась перед ним. На пороге неожиданно выросли его давние знакомые по довоенной работе — Горелов и Купрявичюс.

— Вот так встреча! Какими судьбами? — воскликнул Червов.

— Галилей все устроил, — пошутил Горелов и пояснил: — Помните, когда старик телескоп свой создал, то изрек: «Я направил изыскания к небу…» И представляете, приснился мне сон, будто явился Галилей собственной персоной, но не с телескопом, а с телевизором под мышкой, и произнес знаменитую фразу, только с существенным добавлением: мол, ты-то что медлишь? Пересказываю утром в лаборатории — коллеги мне: «Это вам недвусмысленный намек, пора ваши телеканалы, Эдуард Кириллович, к небу прилаживать». Вот я и помчался по вашему примеру в военкомат…

— Значит, защитить диссертацию не успели? — спросил Червов.

— Еще придет время. Сначала Гансам надаем по шеям, — рубанул рукой Горелов.

— Ну а вам, Альгис, случайно не Ньютон совет дал — отказаться от брони? — улыбнувшись, обратился Червов к Купрявичюсу.

— Нет. Брат надоумил, — серьезно ответил тот.

В НИИ братьев Купрявичюсов знали все. Выходцам из семьи вильнюсского инженера-электрика немало пришлось поколесить по белу свету после восемнадцатого года. В конце концов они осели в Питере. Старший, Ромас, способный физик, был приглашен в электрофизический институт, работал в группе по созданию «Рапида», потом возглавил лабораторию. Младший, Альгис, в то время рабочий завода «Светлана», учился заочно в институте и изобретал новые конструкции радиоламп. Его пригласил в свою лабораторию Червов. А потом случилась непонятная история с магнетроном…

«Да нет, ведь доказал же он свою непричастность к пропавшим чертежам. В партию его приняли перед войной…» — мысленно одернул себя Червов.

Купрявичюс молчание Червова и его испытующий взгляд расценил по-своему. С присущей ему прямотой, выделяя каждое слово, спросил:

— Вы так и считаете меня повинным в деле с чертежами последнего магнетрона?

— Ошибаетесь, Альгис. Следственная комиссия во всем разобралась. Зачем ворошить старое?.. И потом, вы ушли из нашей лаборатории по собственной инициативе. Если помните, я уговаривал вас не делать этого. Купрявичюс смутился:

— Простите, мне показалось… До сих пор не выходит из головы та история… У меня такое чувство, что те бумаги не сожгли по ошибке, как все решили, а как бы и вправду там не были бы замешаны враги!

— Ну вот еще! — воскликнул Горелов. — Глупость говорите. Какие шпионы могут быть при таком режиме? И лаборант сознался, что паяльник забыл выключить. И пепел нашли на месте пожара. Получил он свое за халатность.

— Мухина осудили, верно. А я его на работу рекомендовал. Потому и ушел сам из лаборатории, — вздохнул Купрявичюс.

В это время на крыльцо выскочил Бондаренко.

— Где ваша пилотка, товарищ красноармеец? — строго спросил он у Горелова.

Тот растерянно ощупал голову.

— А вы, — повернулся он уже к Червову, — спокойно относитесь к тому, что солдат одет не по форме?

Червов только теперь заметил, что Горелов — красноармеец, а Купрявичюс всего лишь младший воентехник. Как же так? И тут его осенило:

Товарищ капитан, — обратился Червов к Бондаренко, — они мои товарищи по институту. Прекрасные инженеры. Назначьте их ко мне в помощники. Мы живо установку в порядок приведем. Пожалуйста!

— А не жирно — три инженера на один «Редут»? Впрочем, мне сейчас думать над этим некогда. Осинин с приемного центра позвонил только что — «четверка» на связи! — И комбат, сбежав со ступенек, ринулся по той же тропинке, по которой десять минут назад ушел инженер батальона.

…«Редут-4» сообщал, что из района Пскова курсом на город шли пятьдесят фашистских бомбардировщиков. Бондаренко запросил по связи Соловьева. Когда тот ответил, повторил доклад «четверки». Закончил взволнованно:

— В Ленинграде надо срочно объявлять воздушную тревогу!

— Уже объявили! — пророкотал в трубке голос Соловьева. — И летчиков подняли навстречу. Думаешь, спим мы здесь на главном посту?.. Ну а ошибки быть не может? Что за парень сидит за экраном, надежный?

Комбат прикрыл ладонью микрофон, спросил у Осинина:

— Кто старший оператор?

— Сержант Николай Калашников.

— Действительно, глазастый, правильно Ульчев мне о нем говорил. — И Бондаренко крикнул в трубку: — Надежный парень, товарищ полковник! Я его знаю, вместе из окружения прорывались.

— Если так, то будем считать, что это самая серьезная попытка «ворон» прорваться к городу. Что ж, поглядим, что из их затеи выйдет. — В трубке щелкнуло, и стало тихо.

Такого чудовищного напряжения, казалось, еще никогда не испытывали ни Бондаренко, ни Осинин, ни те, кто находился в приемном центре. Они не могли повлиять на ход событий, не могли помочь. Кроме цифровых донесений, передаваемых «Редутом» через каждые две минуты на главный пост и дублируемых сюда, не поступало никакой информации. Потом и доклады прекратились: цели вошли в «мертвую зону». Оставалось только ждать. Тридцать минут. Час…

— Неужели этот долговязый и вправду напутал? — заволновался вдруг комбат. — Ну-ка, свяжите меня с «четверкой», переговорю с ним!

— Не нужно сейчас их тревожить, Борис Юрьевич, — заметил Осинин. — Только помешаем.

— Ладно, ладно…

Телефонный звонок всех пронзил словно током. Бондаренко схватил трубку, назвал свой позывной.

— Слушай, капитан, ай да четвертый «Редут»! И ты молодец! И Калашников твой! — гремел голос полковника Соловьева. — Поздравляю с первой победой! От всей души спасибо! Семнадцать «ворон» сбили. Представляешь — сем-над-цать! Во какая добыча…

Спустя некоторое время локаторщики из рук в руки передавали «Ленинградскую правду» со статьей «Воздушная оборона города Ленина». Выдержку из нее комбат зачитал перед строем расчета «Редут-4»:

«Ленинградцы могут с благодарностью называть имя красноармейца радиста Калашникова. 50 вражеских самолетов прокрадывалось к городу, чтобы подвергнуть его бомбардировке. Благодаря бдительности и оперативности Калашникова Н. Н. стервятники своевременно были замечены. В воздух поднялись краснозвездные «ястребки». Враг был рассеян на подступах к Ленинграду».