Планета «Юлия Друнина», или История одного самоубийства - Николай Старшинов

Как это ни печально, имея столько друзей-читателей, она была одинока.

А предположение, что будь кто-то рядом с ней в самый критический момент, несостоятельно, оно ничего не могло изменить: она приняла решение. А свои решения она привыкла выполнять.

Это не случайная вспышка отчаянья. Все было предусмотрено и продумано до мелочей.

Она написала едва ли не десять писем: дочери, внучке, зятю, подруге Виолетте, редактору своей новой рукописи, в милицию, в Союз писателей. В письмах никого ни в чем не винила.

На входной двери дачи (где в гараже она отравилась выхлопными газами автомобиля) Юля оставила записку, обращенную к зятю: «Андрюша, не пугайся. Вызови милицию, и вскройте гараж».

Все было учтено, все было благородно, красиво и романтично…

Как романтик, она нередко писала о Космосе, о необъятной Вселенной:

В каком-нибудь неведомом годуСлучится это чудо непременно:На Землю нашу, милую Звезду,Слетятся гости изо всей Вселенной…

Или:

Звездный путь!.. И он сегодня начат.Здравствуй, сказка детства! Я гордаТем, что мне приходится землячкойТолько что рожденная звезда!

А землячкой ей стала не звезда, а планета. Другая планета. Крымские астрономы Николай и Людмила Черных открыли новую малую планету, получившую порядковый номер 3804, и назвали ее именем Юли. Это не только естественно вписывается в ее жизнь, но и говорит о том уважении и любви, которые живут в сердцах ее читателей и почитателей.

Юлия Друнина

Стихи

Ю. Друнина

«Качается рожь несжатая…»

Качается рожь несжатая,Шагают бойцы по ней.Шагаем и мы — девчата,Похожие на парней.Нет, это горят не хаты —То юность моя в огне…Идут по войне девчата,Похожие на парней.

1942

«Я ушла из детства…»

Я ушла из детстваВ грязную теплушку,В эшелон пехоты,В санитарный взвод.Дальние разрывыСлушал и не слушалКо всему привыкшийСорок первый год.

Я пришла из школыВ блиндажи сырые.От прекрасной Дамы —В «мать» и «перемать».Потому что имяБлиже, чем«Россия»,Не могла сыскать.

1942

«Я только раз видала рукопашный…»

Я только раз видала рукопашный.Раз — наяву и сотни раз во сне.Кто говорит, что на войне не страшно,Тот ничего не знает о войне.

1943

«Целовались…»

Целовались.ПлакалиИ пели.Шли в штыки.И прямо на бегуДевочка в заштопанной шинелиРазбросала руки на снегу.

Мама!Мама!Я дошла до цели…Но в степи, на волжском берегу,Девочка в заштопанной шинелиРазбросала руки на снегу.

1944

Зинка

Памяти однополчанки —

Героя Советского Союза

Зины Самсоновой

Мы легли у разбитой ели,Ждем, когда же начнет светлеть.Под шинелью вдвоем теплееНа продрогшей, гнилой земле.

— Знаешь, Юлька, я — против грусти,Но сегодня она — не в счет.Дома, в яблочном захолустье,Мама, мамка моя живет.

У тебя есть друзья, любимый,У меня — лишь она одна.Пахнет в хате квашней и дымом,За порогом бурлит весна.

Старой кажется:   каждый кустикБеспокойную дочку ждет…Знаешь, Юлька, я — против грусти,Но сегодня она — не в счет.

Отогрелись мы еле-еле.Вдруг — нежданный приказ:«Вперед!»Снова рядом в сырой шинелиСветлокосый солдат идет.

С каждым днем становилось горше.Шли без митингов и знамен.В окруженье попал под ОршейНаш потрепанный батальон.

Зинка нас повела в атаку,Мы пробились по черной ржи,По воронкам и буеракам,Через смертные рубежи.

Мы не ждали посмертной славы,Мы хотели со славой жить.…Почему же в бинтах кровавыхСветлокосый солдат лежит?

Ее тело своей шинельюУкрывала я, зубы сжав.Белорусские ветры пелиО рязанских глухих садах.

…Знаешь, Зинка, я — против грусти,Но сегодня она — не в счет.Где-то в яблочном захолустьеМама, мамка твоя живет.

У меня есть друзья, любимый.У нее ты была одна.Пахнет в хате квашней и дымом,За порогом стоит весна.

И старушка в цветастом платьеУ иконы свечу зажгла.…Я не знаю, как написать ей,Чтоб тебя она не ждала.

1944

Штрафной батальон

Дышит в лицо   молдаванский вечерХмелем осенних трав.Дробно,   как будто цыганские плечи,Гибкий дрожит состав.Мечется степь —   узорный,Желто-зеленый плат.Пляшут,   поют платформы,Пляшет,   поет штрафбат.Бледный майоррасправляет плечи:— Хлопцы,   пропьемСвой последний вечер! —Вечер.   Дорожный щемящий вечер.Глух паровозный крик.Красное небо летит навстречу —Поезд идет   в тупик…

1944

«Мы идем…»

Мы идем   с переднего края.Утонула в грязи весна.Мама,   где ты,   ==моя родная?Измотала меня война.На дорогах,   в гнилой водеЗахлебнулись конские пасти.Только что мне   до лошадей,До звериного   их несчастья?..

1944

«Только что пришла с передовой…»

Только что пришла с передовой,Мокрая, замерзшая и злая,А в землянке нету никогоИ дымится печка, затухая.

Так устала — руки не поднять,Не до дров — согреюсь под шинелью.Прилегла, но слышу, что опятьПо окопам нашим бьют шрапнелью.

Из землянки выбегаю в ночь,А навстречу мне рванулось пламя,Мне навстречу — те, кому помочьЯ должна спокойными руками.

И за то, что снова до утраСмерть ползти со мною будет рядом,Мимоходом: — Молодец, сестра! —Крикнут мне товарищи в награду.

Да еще сияющий комбатРуки мне протянет после боя:— Старшина, родная, как я рад,Что опять осталась ты живою!

1944

«Я хочу забыть вас, полковчане…»

Я хочу забыть вас, полковчане,Но на это не хватает сил,Потому что мешковатый пареньСердцем амбразуру заслонил.Потому что полковое знамяРаненая девушка несла —Скромная толстушка из Рязани,Из совсем обычного села.Все забыть,И только слушать песни,И бродить ночами на ветру.Где же мой застенчивый ровесник,Наш немногословный политрук?Я хочу забыть свою пехоту.Я забыть пехоту не могу.Беларусь.Горящие болота,Мертвые шинели на снегу.

1945

«Не знаю, где я нежности училась…»

Не знаю, где я нежности училась, —Об этом не расспрашивай меня.Растут в степи солдатские могилы,Идет в шинели молодость моя.

В моих глазах — обугленные трубы.Пожары полыхают на Руси.И снова   нецелованные губыИзраненный парнишка закусил.

Нет!   Мы с тобой узнали не по сводкамБольшого отступления страду.Опять в огонь рванулись самоходки,Я на броню вскочила на ходу.

А вечером   над братскою могилойС опущенной стояла головой…Не знаю, где я нежности училась,—Быть может, на дороге фронтовой…

1946