Купленная. Игра вслепую (СИ) - Владон Евгения

Я опять закрыла глаза, сглатывая болезненный комок в горле и, без особого успеха, прогоняя из головы дурноту. Тремор чуть ли не во всем теле тоже не хотел никуда уходить или хотя бы ненамного поубавить своей сумасшедшей амплитуды.

— Прости, но… Кажется, у нас реальная жопа.

— Что? Ты о чем? Что-то случилось с твоими родителями?

— Пока еще нет. Но меня сегодня ждал в квартире твой отец с целым возом исключительных сюрпризов и подарков. — как же сложно произносить такое вслух. Но, судя по реакции Кира, слушать ему о таком тоже было отнюдь невесело.

— Подарков?.. — ответил он, кстати, не сразу, и голос его при этом звучал на несколько тонов ниже, чуть ли не с надрывом. И, похоже, меня приложило этим еще болезненней. Как бы сильно я не хотела наорать на него прямо сейчас, обвиняя во всех смертных грехах, моя душа обливалась кровью и вопила от боли только из-за невозможности оказаться с ним рядом. И, видимо, как раз из-за этого так быстро и ослабевала, теряя веру с желанием бороться с каждой пройденной секундой все больше и больше, будто умирающий от огромной потери артериальной крови.

— Ну да. И не только из Японии. Решил меня по ходу обрадовать известием, что либо сегодня, либо завтра поможет моей семье выплатить все наши кредиты.

— ЧТО-О? Ты ему рассказала про ваши долги?

— Нет. Он сам все узнал. Правда, не уточнил, когда именно, но не суть. А в субботу мне придется поехать с ним на вечеринку… (очень хотелось в этом месте сказать "к своим сватам") к его друзьям. Фамилию их я не запомнила, но ты должен их знать. Ты ведь тоже там будешь (со своей невестой). По крайней мере, он меня об этом предупредил.

Удивительно, как иногда ведет себя организм. Чувствуешь себя едва живой, почти до конца сдохшей, поскольку сил нету даже на то, чтобы сидеть (лежать, скорей всего, тоже), но вот говоришь прямо как по писанному, почти не заикаясь и лишь слегка дрожащим голосом.

— Бл*дь… Еб*ный в рот… — а это точно что-то новенькое. Чтобы Кира так срывало, практически до звериного хрипа, от которого меня бьет высоковольтным разрядом, куда похлеще, чем недавним присутствием в этой самой спальне Глеба Стрельникова. И забиться теперь хочется куда-нибудь пуще прежнего, потому что сил это терпеть больше не осталось. Ни единого грамма. Вроде уже вытрясли из меня все, что только было можно, но все равно… Видимо, еще не все, если меня и дальше продолжает ТАК выворачивать и размазывать по плоскостям.

— Гребаный ублюдок… — последний эпитет был слишком приглушен. Наверное, Кир убрал в этот момент телефон от лица, но я все равно расслышала его сдавленный рык, ударивший по моим нервам и раздробленным костям будто раскаленной шрапнелью.

Господи… Но почему же так больно и почему я все это терплю, стиснув зубы? Кир же вон не терпит, не стесняясь ни в выражениях, ни в выбросе возможных физических действий.

— Бл*дь… прости, Аль, но у меня сейчас откровенная ху*ня в голове… Мне нужно несколько минут, чтобы хоть немного переварить все это дерьмо.

— Хорошо… Переваривай… Но, скорей всего, в эти дни нам лучше пока не встречаться… На всякий безопасный случай. И пореже друг другу звонить…

Кажется, он настолько сейчас был дезориентирован, что и сам не до конца понимал, о чем ему говорят. Знал бы он, как я его понимаю… Только не могу до него дотянуться, разрываясь от боли и противоречивых желаний — увидеть его, прижаться к нему со всей дури, и пусть меня при этом хоть на смерть убьет, хоть сознания лишит на веки вечные. И в то же время — ударить, закричать ему в лицо, расцарапать в кровь уродующими полосами всю его няшную мордашку, чтобы ни одна Арина Шевцова не смогла смотреть на него без содрогания…

— Я все равно буду звонить… И, скорей всего, позвоню уже очень скоро… Надо только чуть очухаться и что-нибудь сообразить. Но оставлять все это, как есть, просто нельзя…

Да неужели? Будешь теперь соображать, что же мне такого правдоподобного рассказать про свою невесту?

— Да… наверное… Но я буду в эти дни выпадать из зоны доступа… надо готовиться к субботе. Салоны, прически и прочее дерьмо. Он еще хочет заказать назавтра в квартиру кучу техники и мебель в гостиную. На вряд ли у меня будет много времени на телефонные разговоры.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Тогда набирай меня, когда выпадет хоть какая-то свободная минутка. Думаю, он меня тоже завтра нехило загрузит еще какой-нибудь хренью с давно просроченными сроками. Но мне по любому нужно будет тебя услышать.

— Хорошо… конечно…

— И сегодня ночью, когда будешь ложиться спать… Я, скорей всего, буду еще здесь на последнем издыхании, но, когда услышу твой томный голосок, обязательно воспряну духом и по любому что-нибудь придумаю. Ты ведь в меня веришь?.. Веришь в нас?..

Я все-таки не выдержала. Закрыла глаза, дав волю слезам, но так и не выпустив из груди разрывающий сердце крик. Хотя он и подпирал к горлу, царапая рваными спазмами трахею. Буквально душил остервенелой асфиксией, будто какая-то свихнувшаяся истеричка, тарабанящая изнутри кулаками по легким… с зажатыми в ладонях ножами.

Верить в нас? Откуда такие бредовые фразочки и идеи? Мы разве обменивались клятвами в вечной любви или уже строили планы на наше совместное будущее? Куда его только что занесло? Он меня что, не слышал? Его отец и не думает меня отпускать. Вот как раз у Глеба Стрельникова на мой счет и наготовлена туева хуча далекоидущих планов.

— Да… все будет хорошо. Мы обязательно что-нибудь придумаем… — не знаю, почему сказала именно это. Скорей всего, первое, что пришло на язык — стандартная фраза-клише на все случаи жизни, в которую веришь еще меньше, чем в искренность мужчин, которым когда-то (не так уж и давно) слишком сильно доверяла.

— Обязательно… только это не умаляет того факта, как мне до одури не терпится тебя увидеть. Скоро исцарапаю в своем кабинете все стены.

Ну зачем?.. ЗАЧЕМ он мне ЭТО говорит? Мало мне собственного Армагеддона, разворотившего всю мою душу едва не до основания, так теперь сходить с ума от "чистосердечных" признаний Кира Стрельникова? Это же еще больнее… Вначале пропустить через ладони это гребаное покалывание млеющей истомы, чтобы уже через секунду зажать рот рукой и не дать вырваться из глотки надрывному всхлипу. Будто он не на другом конце городе, а прямо здесь, за моей спиной… в моей голове… просачивается под кожу своими теплыми прикосновениями и расползается по ней буквально — будоражащими мурашками, своим теплым дыханием и звучным голосом… Забираясь еще глубже… Режущей болью в живот… в сердце… в душу… А у меня даже нет сил, чтобы закричать, "оттолкнуть" его от себя. Как?.. Как можно оттолкнуть того, кто уже давно в тебе, кто успел стать частью тебя вопреки твоим желаниям?

И все это на фоне куда более страшных, только что пережитых мною событий в режиме реального времени. На фоне действий недавно побывавшего здесь отца Кира, чуть было не добившего меня своими ментальными атаками мощностью в тысячу килотонн, еще и в купе с его реальным физическим подавлением. Если это не их заранее распланированный против меня заговор, тогда вся суть происходящего со мной кошмара куда хуже, чем я думала. Я оказалась в какой-то момент буквально зажатой между двумя мужчинами равноценно сильных (как говорится, стоящих друг друга) и таких же непомерно упрямых, касательно во всем, чего они добивались и к чему стремились. Про амбиции можно и не упоминать. Таких масштабов просто невероятных способностей (нехилые возможности прилагаются в качестве обязательных бонусов) я еще никогда и ни в ком за всю свою жизнь ни разу не встречала. Тут хватит и самого незначительного случая, зазеваться и ненароком попасть под ноги хотя бы одного из них — и тебя тут же с ходу перемолотит в кровавую юшку даже пукнуть не успеешь. А напороться одновременно сразу на двоих?..

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Наверное, это точно какое-то божественное чудо, если я до сих пор жива и даже пытаюсь как-то рыпаться.

— Тогда будет лучше, если ты наденешь защитные перчатки. — очень глупая шутка и явно не к месту. Но у меня уже не осталось сил вообще ни на какие здравые мысли. Я не привыкла к таким потрясения и к боли таких ужасающих масштабов. А рядом нет никого, кто бы просто меня подержал за руку или покачал в своих отеческих объятиях.