Затемненная серебром. В лабиринте тайн - Алла Соловьёва

В лунную ночь, когда небо было похоже на синий бархат, расшитый бриллиантами звезд, а башни над крепостью казались хрустальными, патруль оборотней подошел к реке. Увидели верлафы над крепостью яркие всполохи огня и поняли, что на крепость напали мракауры. Семеро Хранителей, возглавляемые Глебом Дерзким, подняли тревогу и бросились на защиту смертных. Словно темные, яростные тени, ворвались оборотни в распахнутые ворота и… остановились. Крепость, объятая огнем, была пуста. Нет растерзанных или обескровленных тел, не видно врагов. Во внутреннем дворе в кучу свалено оружие. Мечи, клинки, топоры поблескивают в свете зарниц подбирающегося к цитадели огня, лижущего белые камни. Принюхались оборотни, но не почувствовали тонкого, чуть терпкого запаха убийц. Начали волки обыскивать крепость. Глубокие подвалы не разграблены, а по-прежнему заполнены бесценными товарами, брошены вещи, но нет людей. И лишь неподалеку от вместительных кладовых почувствовали волки человека. За сложенными мешками с пшеницей нашел Глеб убеленную сединами смертную. Спряталась. Сжалась на каменном полу.

Верлаф подошел к ней и осторожно поднял дрожащее, высохшее, сморщенное за старостью лет, как печеное яблоко, тело. «Что здесь произошло?» – спросил он. Трясясь от беззвучных рыданий, женщина прижалась к верлафу. «Чернокнижники, – едва выговорила она. – Копья ломались, не достигая цели. Мечи выпрыгивали из рук и валились в кучу, стрелы замирали на лету как зачарованные. Закованные в тяжелые латы, черные дьяволы летали, опускались с высоты, сгоняли народ, как скот, и искали кого-то! Выкрикивали иноземное имя… – По сухоньким щекам побежали слезы. – Атрэм…» – чуть слышно добавила она, но договорить не успела. Взглянув на Глеба, женщина упала замертво. Не выдержало человеческое сердце пережитого страха.

Горела крепость. Покрылись некогда белые камни черными адскими узорами. В огнедышащем жерле пламени потрескались стены. Рухнули красивые башни опустевшей крепости. Шли верлафы по запаху плененных людей до самой границы мракауров. Глеб хотел настигнуть врагов, но бесследно исчез. Смертные же решили, что на крепость напали кочевники…

От длительного сидения на одном месте ноги затекли. Я разжевала последний кусочек шоколадки и смяла в кулаке пустую обертку. Перекинув ноги через подлокотник кресла, устроилась поудобнее. Глядя на изображение светловолосого верлафа в учебнике, вспомнила, что видела портрет Глеба Дерзкого в зале Хранителей света.

Я задумалась. Еще несколько месяцев назад ушедшие в далекое прошлое события поставили бы в тупик. Но не сейчас. Эту тему мы еще не проходили, но и так все ясно. Я даже представила, какие вопросы будет задавать господин Вяземский после урока по этому преданию.

Сознание нарисовало вечно бубнящего, навевающего сонливость одним своим видом преподавателя «Истории вампиров» – столетнего верлафа с темными усами. Скорее всего, он попросит дать объяснение нападению мракауров. Но разъяснять нечего. Крепость находилась на границе одной из семей верлафов. На нее напали мракауры с сильным уровнем телекинеза и способностью к левитации. Можно сказать, родители или прародители нынешних Охотников Виктора, и только поэтому оборотни не почувствовали их запах. Возможно, некоторые из тех мракауров действительно стали впоследствии Охотниками. Людей, живущих в крепости, вампиры захватили, чтобы обеспечить запас крови, а группа самого Глеба была уничтожена в схватке. Конечно, в глазах смертной, не знающей о мире вампиров и телекинезе, напавшие выглядели порождением тьмы, но ошиблась она не сильно. Интересно, что в то время мракауры щеголяли в железных доспехах. А вот Хранителям приходилось сложнее. Костюмы для трансформации были придуманы гораздо позже, так же как «стиратель памяти» и «стиратель крови». Хотя из урока биохимии я знала: в двенадцатом веке уже существовал прототип современного «стирателя памяти» – иглы акации, пропитанные составом трав, вызывающим провалы в памяти.

Наклонив голову, я пальцем рисовала воздушные узоры на слегка шероховатой поверхности страницы. Кого могли разыскивать мракауры? Носителя иноземного имени Атрэм? Странное имя. Да и имя ли вообще? Пояснений в учебнике нет.

Поднявшись с кресла, я пересекла комнату и включила компьютер. Помедлив, монитор зажегся привычным приветствием. Еще через несколько секунд пальцы набрали на клавиатуре «Атрэм». Но, как оказалось, с поисковиком сражалась я зря. Имени Атрэм не существовало, как и такого слова. Выключив компьютер, я вернулась в кресло. Событие необычное, имя тоже, но, увы, к защите нашего клана это не имеет никакого отношения. Ни одной зацепки о происхождении щита. Есть какие-то легенды, версии о метеоритах, однако ни одной правдоподобной. Девушка-вампир в моем видении показывала явно не метеорит. Найти бы эту таинственную незнакомку. Что-то подсказывает: она могла бы многое объяснить. Взглянув на учебник, я захлопнула его. Признавая свое поражение, слопала еще одну шоколадку.

Внизу приглушенно зазвенел звонок. Послышались легкие шаги Светланы, нашего донора. Затем донесся низкий голос Макса. Значит, совет закончился. Через пару минут лестница содрогнулась от «тихих» слоновьих шагов, а еще через секунду негромко постучали в дверь моей комнаты.

– Входи. Мог бы и не стучать.

– А если ты раздета? – Фадеев вошел в комнату и едва заметно улыбнулся. Но выглядит напряженным, хотя и старается это скрыть.

– Тогда по визгу ты поймешь, что заходить не стоило, – усмехнулась я.

Он приблизился к креслу и протянул неизменную плитку моего любимого шоколада.

– А как же слова «ни один парень обнять не сможет»? – поддразнила я, припомнив его давнюю реплику и покосившись на смятые обертки на компьютерном столе. О моем пристрастии к гормону счастья Макс знает.

– Во-первых, руки у меня длинные и обнять тебя я сумею. А во-вторых, глядя на тебя, смело можно привезти грузовик сладкого лакомства, и он не повредит. Напрашиваешься на комплемент? – вкрадчиво спросил он.

– Нет, – довольно улыбнулась я.

Поднявшись, освободила его любимое место, собираясь пересесть в вертящееся кресло за компьютерным столом, но Макс удержал меня и, усевшись, посадил себе на колени. Чуть полноватые теплые губы мгновенно накрыли мои.

Он соскучился и ждет взаимной нежности. Под натиском его губ мои раскрылись. Сердце затрепетало, болезненно съежилось. Нет, поцелуй был, как всегда, нежным, но что-то внутри меня сопротивлялось. После признания Елизара с Максом я не целовалась, да и не до того было, но сейчас меня окутал сонм противоречивых чувств. Бессилие и горечь слились с тоской и разочарованием. Темные глаза возникли самостоятельно. Рука Макса обняла за талию, но в моем сознании слилась с другой рукой, о владельце которой думать нельзя. Прикрыв веки, я плотнее прильнула к Фадееву, стараясь выбросить мысли о Елизаре. Стало хуже. Воображение нарисовало лицо Тагашева: он начал обнимать, его губы целовали. От ярко представленного образа мысли помчались вскачь… Кончики пальцев заскользили по его груди. По телу разлилась сладостная истома. Невероятное чувство радости и наслаждения захлестнуло, накрыло с головой. Большая ладонь легла на ребра, высекая во мне искры дрожи. Медленно заскользила выше.

– Чем занималась? – прошептал он, начав прокладывать на моей шее дорожку из поцелуев. Губы мягкие, ласкающие.

Вопрос поставил в тупик. Я потерялась в ощущениях. На миг его рука задержалась под грудью. Я всхлипнула и только сейчас выплыла из темных омутов глаз Елизара. Двойственность, царящая в сознании, напугала. Я дернулась, пытаясь вырваться, но парень удержал.

– Макс, я… – Глядя на него, запнулась. Хотела сказать «не могу», но замолкла на полуслове. Настороженный, обеспокоенный взгляд меня смутил. – Скучала, – сдавленно закончила я.

Да что со мной?! Чувство отвращения к себе подкатило к горлу. Как же низко по отношению к Максу. Такого обращения он не заслужил! Разозлившись на себя, я уже сознательно прильнула к широкой груди.

– Я тоже скучал, забияка, – хрипло прошептал он.

Его рука переместилась на мое плечо, начав играть с лямкой топа. Пальцы проникли под тоненькую ткань, коснулись кожи. Губы вновь приникли к моим, но стали более взыскательными. Обняв его за шею, я зарылась в густые, жесткие волосы пальцами. Грудная клетка Макса вздымалась под натиском громко стучащего сердца. Поцелуй стал жарким, обжигающим.

Минуту спустя парень отстранился.

– Тебе нравятся мои поцелуи. – Он не спросил, а скорее констатировал факт, внимательно вглядываясь в мое лицо. – Ты… – Макс запнулся и замолчал.

Смотрит странно, словно чего-то ожидает. Неужели признания? «…любишь меня», – мысленно закончила я за него и опустила голову, потому что поняла, что права. «Почему он заговорил об этом?» – пронеслась мысль. И что ответить? Казалось, что может быть проще – сказать всего одно предложение, чтобы осчастливить его. Дать то, чего он так ждет, и ложью это не будет. Но горло внезапно перехватило.