Кто не боится молний - Владимир Сергеевич Беляев

Никто не ответил, только справа фыркнула и тяжело вздохнула корова. Потом испуганный женский голос прошептал:

— Я живая.

— И я, — прохрипела Лизка.

— Я тоже, — сказала Матрена.

— Все живые, — заголосила Касаткина хозяйка Дуська. — Только вот Касатку убили, лучше бы меня, ей-право. Чем я теперь детей кормить буду?

— Молчи, прокормишь, — строго остановила ее Ульяна. — Пока мать жива, жизнь не замрет.

Опять загремела канонада и. не смолкала до рассвета. Теперь снаряды взрывались далеко за рекой. В деревне все притихло. За лесом, откуда наступали наши, гул подкатывался все ближе, кажется, слышны стали голоса, солдаты кричали «ура». "Сидеть в овраге было уже не опасно. Женщины одна за другой поднимались с земли, оправляли платки, обнимались, смеялись и плакали от радости. Все обступили Ульяну.

— Как думаешь, конец нашему горю? Пришли. освободители?

Молодая красивая Дуська склонилась над убитой Касаткой, гладила лоснящуюся шею коровы, всхлипывала и причитала, как над человеком:

— Кормилица наша сирая, на кого ты нас покинула? Как же мы без тебя? Не уберегла я, глупая.

— Да перестань голосить! — неожиданно прикрикнула на Дуську Ульяна. — Живы будем, и ты не пропадешь, и детей твоих никому в обиду не дадим. Немца с нашей земли гонят, а ты плачешь, дура этакая.

— И то сказать, корову жалко, — вздохнула Лизка. — Да и черт с ней, половину молока от моей брать будешь. При всех бабах слово даю.

Дуська обняла Лизку, спрятала лицо в широкий край платка, вытирая слезы и всхлипывая.

— Слушайте меня, бабы, — продолжала Ульяна. — Берегите коров, а я пойду в деревню, узнаю, как там.

— И я с тобой, — вызвалась Лизка.

— А как убьют? — испуганно сказала Дуська. — Можно взять твою корову, Ульяна? Все одно у тебя никого не осталось?

— Дура ты, дура, — вздохнула Ульяна. — Да кто же меня убьет, коли наши пришли? Ждите нас, бабы, вернемся.

3

Ульяна повязала платок и широким шагом пошла из оврага в сторону леса. Торопливо поспешая за ней, следом засеменила Лизка.

Раздвигая колючие кусты, пригибаясь к земле, женщины добежали до березовой рощицы. Пробрались на огороды и вскоре остановились на задах Ульяниного двора. Кинулись в канаву, проползли вдоль изгороди, затаились за старым покосившимся сараем. Тяжело дышали, прислушивались. Лизка смотрела на Ульяну перепуганными круглыми, как пуговицы, глазами и краем платка вытирала потное расцарапанное сухими ветками, исполосованное кровавыми бороздками лицо. Ульяна стояла в полный рост, стараясь заглянуть за угол сарая, откуда видны были улица и река. До слуха женщин доносились лязг железа, рев моторов и человеческие голоса. Однако ни одного слова нельзя было разобрать.

— Пригнись, Улька! — испуганно шептала Лизавета, хватая подругу за подол. — А если немцы?

— Молчи! — оборвала ее Ульяна. — Спрячься за деревом.

Женщины замолкли, стали напряженно вслушиваться в голоса, доносящиеся с улицы. Вдруг рев моторов стих, и зычный мужской голос отчетливо прокричал:

— Остановитесь, товарищи! Тут нет дороги, впереди река.

— Глубокая? — спросил другой голос.

— Говорят, глубокая. Надо строить переправу.

Ульяна выскочила из своей засады и, радостная, побежала через двор на улицу, откуда доносились голоса. Недалеко от своего дома у берега реки она увидела колонну запыленных танков с красными звездами и советских танкистов, которые суетились между танками, сбегали к реке, кричали. Не обращая внимания на опасность, не помня себя от радости, Ульяна подбежала к самому ближнему танкисту, бросилась ему на шею. Мешая слезы со смехом, ткнулась мокрым лицом в его измазанную щеку и, как долгожданному своему товарищу, сказала:

— Пришли, слава господу. А мы-то вас ждали, так ждали! Спасибо вам, сыночки, прогнали их, гадов!

Сильные руки танкиста мягко коснулись ее плеч и тут же оттолкнули на обочину.

— Уйди, мать, с дороги, а то убьют. Лучше скажи нам, глубокая тут река?

— Зальет ваши танки, потонете. В сорок первом как раз тут красноармейская пушка с лошадьми потонула.

Ее обступили танкисты, наперебой расспрашивали:

— А брод близко есть?

— Тут кругом глубина. До войны была переправа за лесом, да немец спалил.

— Не знаешь ли, где есть бревна, чтобы навести переправу?

— Близко ни у кого нет. Может, на станции найдете.

— Нам искать некогда, того и гляди, немец огонь откроет. Поскорее бы перескочить через реку, мы бы ему задали перцу.

— Значит, нет ни у кого готовых бревен? — уточнил пожилой танкист со шрамом на правой щеке.

— Где же им быть?

— Придется рубить лес.

— Разрешите, товарищ командир? — спросил у человека со шрамом молодой голубоглазый танкист. — Мы мигом, чего ждать?

— Начинайте, — сказал ему командир и, повернувшись ко всем, громко крикнул: — Рубить лес, наводить переправу! Живо!

В одно мгновение застучали топоры, завизжали пилы. С треском валились деревья, шмякались о землю. Саперы и танкисты обтесывали стволы, отсекали ветки, тащили бревна к реке, спускали на воду.

— Р-раз-два, взяли! Еще — раз! Е‑ще — два!

Ульяна тем временем сбегала в избу, разыскала под лавкой зазубренный старый топор, поспешно вернулась к танкистам.

— Айда со мной, помогать будешь, — бросила она Лизке, подталкивая ее со двора.

Ульяна вместе с танкистами рубила лес, а Лизка хваталась за бревна, помогала носить к реке, где быстро, как в сказке, строилась переправа.

— Несите еще! — кричали с переправы рубившим лес. — Давай, не задерживай!

Ульяна без устали размахивала топором, била тупым лезвием по стволу, отламывала белые щепки. Когда зарубка становилась глубокой, она нажимала на дерево плечом, а то и двумя руками и всей тяжестью тела, раскачивала ствол. Раздавался треск, дерево с шумом валилось набок и падало на землю. Ульяна на минутку разгибала спину, вытирала пот с лица, шла к другому дереву и снова вскидывала топор, рубила по стволу:

— Э-ах! Э‑э‑аах! Э‑а!

— Давай еще! Давай! — требовали с реки новых и новых стволов.

Ульяна рубила и рубила до тех пор, пока не подошел к ней танкист, ударил раза два топором по стволу