Соловей для черного принца - Екатерина Левина

Их разговор меня мало интересовал, и сказывалась усталость последних тяжелых дней, поэтому под мерное потряхивание коляски я задремала. Впрочем, спала я не долго.

— Роб, просыпайся, — услышала я сквозь дрему голос тетушки. — Ты обязательно должна это увидеть. Я себе не прощу, если ты пропустишь такое зрелище.

Заинтригованная, я посмотрела туда, куда указывала тетя Гризельда, и ахнула.

На заснеженной равнине в лучах зимнего солнца возвышались громадные вековые камни. На фоне белого снега их поверхность отдавала какой-то особой голубизной, отчего гиганты, обдуваемые резким зимним ветром, казались неясным миражом среди снежных барханов равнины. Даже издали они поражали своей нетленной мощью и глубокой древностью, заставляя на миг замирать в благоговейном трепете перед величием и таинственностью этого места.

— Это Стоунхендж! — торжественно объявила тетя. — Очень древнее место. Говорят, что в давние времена его создали язычники, чтобы здесь поклоняться своим богам и на восходе солнца приносить кровавые жертвы.

В тот момент при виде возвышающихся из снега могучих плит мне показалось кощунственным думать об их рукотворном создании. Из коляски я не могла хорошо рассмотреть все, но и увиденное потрясло меня. Я думаю, тетушка поняла это, так как обняла меня и пообещала вернуться сюда, чтобы внимательно изучить руины. Так и сидели мы с ней, обнявшись и провожая взглядом одиноких, обдуваемых со всех сторон, вековых гигантов, пока они не скрылись из виду.

В Гаден-Роуз мы прибыли уже в сумерках. Деревня была точь-в-точь похожа на Филдмор, хотя гораздо больше. Пока мы проезжали по улицам, я увидела старую церковь, каменный колодец в центре маленькой площади, утиный пруд, сейчас покрытый льдом, и ряды коттеджей из красных кирпичей и серого камня.

— Единственное, что делает это место особым, — рассказывала мне тетушка в дороге, — это обилие дикой розы, отчего деревня и получила свое название — Гаден-Роуз. Цветок розы есть даже в гербе Китчестеров, как символ и неотъемлемая часть здешнего пейзажа.

Весной, вдыхая сладкий розовый аромат, я вспомнила эти слова. И действительно, пышные заросли, переплетаясь, окутывали всю деревню от самых окраин до центральной улицы. Большинство жителей пользовались этим, окружая сады живой изгородью из дикой розы. Воздух с весны до поздней осени был наполнен стойким пряным ароматом, и казалось, что он настолько осязаем, что можно коснуться его рукой и ощутить вязкие, липкие струи.

Для меня же розы стали неотъемлемой частью тех кошмарных событий, которые произошли в этих местах через несколько лет после моего приезда. Сейчас, когда я пишу эти строки, то с ужасом вспоминаю колючие кустарники с ярко-красными цветами, так похожими на кровь, которая беззвучно капала с их лепестков.

Сильвер-Белл был примечательным домом. И не оттого, что стоял почти в стороне от деревни у самой опушки леса. А оттого, что весь был увешан серебряными колокольчиками. На дверях, на полках над каминами, на светильниках, на канделябрах и на креслах — колокольчики были везде. И даже в ночные часы дом не переставал издавать мелодичные трели.

— Колокольчики — лучшее средство развеять хандру! — В который раз заявляла тетушка старушке Финифет, когда у них возникал очередной спор о нужности этих необычных безделушек в доме. — Вспомни сама, доктор Ливингтон посоветовал слушать что-нибудь приятное.

— Я все прекрасно помню, дорогая Гризельда. В тот день, когда я заболею склерозом, вы останетесь без завтрака и вряд ли вам повезет с обедом и ужином.

— В таком случае уже к вечеру тебе придется вылечиться, — фыркала тетушка, — так как я умру от голода, и тебе нужно будет вспоминать дорогу к гробовщику.

Финифит Моллоу была экономкой тети и ее преданной подругой на протяжении многих лет. Она была еще не старой женщиной, а только вошедшей в зрелый возраст, но к ней все обращались не иначе как "старушка". Она же лукаво называла это — "постепенно привыкать к неизбежному". Фини была угловатой и худой — полная противоположность тетушке. Она всегда ворчала, а будущее ей виделось в темных тонах. Но с тетушкой они превосходно ладили и дополняли друг друга. Основным развлечением для них обеих были длительные споры по всяким пустякам, в которых обе не уступали в своем красноречии и упрямстве.

— И все-таки, мисс Гризельда, я помню, что доктор Ливингтон советовал вам слушать что-нибудь приятное, но не этот же трезвон, от которого уши становятся, как у индийских слонов, — не уступала Фини. — По-моему, он говорил о музыкальной шкатулке с очаровательной музыкой.

— Тебе и волынки покажутся очаровательными, лишь бы не было моих колокольчиков.

— Ну, раз вы так говорите, тогда мне придется воткнуть в уши беруши, чтобы не слышать этот балаганный трезвон, а заодно и вас!

Разгневанная, но довольная удавшимся спором, Финифет удалялась, чтобы через какое-то время вновь появится и с новыми силами начать ворчать, придравшись к какой-нибудь мелочи.

Она, как и Мэг, когда-то жила в Оурунсби и работала там старшей горничной. После смерти лорда и леди Оурунсби старый дом, где выросли обе сестры, пришлось продать. А на оставшиеся после уплаты всех закладных деньги тетя Гризельда купила уютный домик у опушки леса, где поселилась вместе с Финифет. Тетушка нисколько не жалела о продаже Оурунсби.

— Я никогда не была там счастлива. Мой отец, виконт Оурунсби, разорил нашу семью, играя в карты и на скачках. Чтобы не попасть в долговую тюрьму, он заложил и продал все, что мы имели: земли и старое поместье Оурунсби, дом в Лондоне и даже фамильные драгоценности моей матери. Мы приехали сюда почти-что нищими! Но отец не захотел жить в обычном коттедже, а на последние деньги купил большой дом и в память о былом назвал его "Оурунсби". Смешно! Но мне и Каталине этот дом всегда казался символом нашей бедности.

Я часто проходила мимо него, когда гуляла или шла по делам. Большой красной громадиной он выделялся среди приземистых коттеджей. Его парадное крыльцо украшали две белые колонны, но отчего-то здесь в глухой деревне они смотрелись слишком помпезно и нелепо.

— А кто сейчас живет в Оурунсби? — спросила я тетю, когда на следующий день после моего приезда она показала мне его. В тот день меня повели знакомиться с местным обществом, поэтому наш маршрут проходил через все значимые объекты деревни.

— Семья достопочтенного мистера Арчибальда Тернера, пятого сына графа Уэстермленда.

— Вот не повезло — родиться пятым! — воскликнула я. Но на мою несдержанность, тетя не сделала замечание, как обычно это делала мама или Мэг.