Янтарный ангел - Александр Форш

– Зой, как твои дела? Мы весь вечер только и говорим, что обо мне.

Молодая женщина поперхнулась шампанским и несколько раз постучала себя в грудь кулачком. Справившись с кашлем, она бросила на подругу затравленный взгляд, сделавшись похожей на ощетинившегося волчонка.

– За те два года, что я живу в бараке, ничего нового не произошло. Все тот же земляной пол, та же продавленная кровать со скрипящими пружинами и стены, которые вместо обоев покрыты грибком и плесенью. Продолжать?

– Зой, да ты что?

– Я что? Это я что! – Она так резко поставила на стол бокал, что хрупкая хрустальная ножка не выдержала и с мелодичным звоном подломилась. На белоснежную скатерть упали алые капли.

Анфиса не сразу поняла, что это кровь. А когда поняла, испугалась, бросилась помогать подруге.

– Не надо, – остановила ее Зоя. – Я тебя, Анфиска, ненавижу! Не думала, что ты такой паскудой окажешься и с жиру беситься станешь. Когда моего отца в тридцать седьмом уводили, я тоже не думала, что враз все потеряю. Мы с мамой тогда ждали, что он вернется, мало ли, ошибка какая, должны были разобраться. Он ведь простым редактором в заштатной газетенке служил. Ну, в чем там можно обвинить? А вот поди ж ты, приехали, забрали в чем был и увезли.

Зоя потянулась к бутылке, глотнула прямо из горла. Снова закашлялась, шампанское полилось у нее из носа, сделав довольно симпатичное лицо молодой женщины почти отвратительным.

Немногочисленные гости ресторана смотрели на распутную девицу кто с осуждением, кто с сочувствием.

– Мама через две недели повесилась, – горько усмехнулась Зоя и попыталась зажечь сигарету. Но та намокла и никак не хотела раскуриваться. Тогда Зоя скомкала ее в руке и высыпала на стол желтые хлопья табака. – Вот все, что осталось от моего былого благополучия. После маминых похорон меня выкинули из нашей квартиры, как собачонку. Я три дня бродила по городу, как во сне, а потом поняла, что помощи мне ждать неоткуда и надо начинать шевелить лапками. Первым делом пошла к бывшему папиному начальнику, думала, не оставит сиротку в беде, поможет. Попросила работу, хоть какую: курьером, уборщицей. И знаешь, что он мне на это ответил?

Анфиса знала, потому как слышала эту историю много раз, но все же отрицательно качнула головой. Подруге нужно было высказаться.

– У меня нет для вас вакансии, гражданочка. Он так и сказал – гражданочка. Сделал вид, что мы вовсе не знакомы. А ведь сам меня на коленях держал, когда маленькая была, а когда подросла, все норовил под юбку залезть! Козел старый! – Зоя ударила кулаком по столу. Обвела мутным взглядом зал и вдруг рассмеялась пьяным смехом. – Посмотри на эти лоснящиеся рожи, Анфиска. Они не знают, что такое голод и страх за свою шкуру. И им плевать, что по улицам бродяжничают такие, как я. Вам же на всех плевать! – Зоя поднялась на ноги и, покачиваясь, направилась к ближайшему столу, где обедала респектабельная пожилая пара.

Анфиса поспешила ее остановить, но опоздала. Зоя успела взять с чужого стола бокал с вином и вылила его на блестящую лысину мужчины. Его спутница тонко взвизгнула и закричала: «Помогите!» Зойку в два счета скрутил подоспевший бугай и волоком потащил к выходу.

Дальнейшее Анфиса помнила смутно. Если бы она верила в Бога, то списала бы все на помощь ангела-хранителя. Мужчина за столиком не выдвинул никаких претензий, хотя его спутница кудахтала, точно рассерженная курица, и требовала, чтобы вызвали милицию. Оплатив счет, Анфиса вышла из ресторана с таким чувством, будто за минуту до казни ее внезапно помиловали и она, не чуя ног, покидает эшафот. И только в такси кое-что прояснилось.

– Это тот самый козел, который не взял меня на работу, – заплетающимся языком с трудом выговорила Зойка и отключилась, уронив голову Анфисе на плечо.

Анфиса не сразу, но поняла, о ком идет речь. А она еще удивлялась, почему мужик не потребовал компенсации и не заявил в милицию. И даже незаметно сунул что-то в руку вышибале, видимо, чтобы тот не болтал лишнего.

Никогда ранее Анфиса не бывала в той части города, где жила Зоя. Маленькие, покосившиеся, словно уставшие от своего бессмысленного существования домики смотрели на нее пустыми глазницами окон, местами выбитых и заколоченных фанерой и завешанных старыми одеялами. Ее сразу же напугала гнетущая тишина, царившая вокруг. Может, водитель ошибся и привез пассажиров в заброшенную часть города? Но судя по тому, как уверенно зашагала Зоя к одному из строений, которое как две капли воды было похоже на все остальные постройки, ошибки не было.

Даже погода в этой части города была совершенно иной. Когда они выходили из ресторана, светило яркое июньское солнце, а здесь на небе уже сгустились тяжелые свинцовые тучи, точно жаркий летний полдень обернулся осенним вечером.

К Зойкиному бараку темной громадиной подступал лес, словно мифическое чудовище, которое все ближе подбирается к крошечным домикам, чтобы когда-нибудь поглотить их вместе с жильцами. Зловещую тишину нарушал лишь скрип многолетних сосен, больше похожий на зубовный скрежет монстра.

Звук открывающейся калитки потонул в вязкой тишине. Но уже в следующее мгновение мертвый покой нарушил звонкий лай и голос Зойки:

– Пошел вон, псина облезлая. Нюрка, овца, забери свою шавку, пока я ее не придушила.

Последовал глухой удар и обиженный визг.

– Ну, а ты чего встала? – Зоя с трудом сфокусировала взгляд на мнущейся в стороне Анфисе. – Зайдешь на чашку чая? Правда, чая у меня сегодня нет, только кипяток. И то если газ не закончился.

Анфиса испугалась, что если сейчас зайдет, то останется в этом жутком месте навсегда. Она посмотрела на Зойку так, будто за все просила прощения, потом кинула взгляд на машину, которая привезла их сюда. Решение пришло мгновенно.

– Правильно! – выкрикнула ей вслед Зойка. – Вали отсюда и подумай, стоит ли уходить от мужика, который тебя как королеву обхаживает. Ты привыкла только о себе думать. А о нем ты подумала?

Закрыв уши руками, Анфиса почти бежала к автомобилю, который призывно урчал мотором. Ей казалось, что вся ее одежда, волосы и даже кожа пропитались запахом безысходности, которым был отравлен здешний воздух. Она дала себе обещание, что больше никогда не станет встречаться с Зоей. Их миры давно не соприкасаются. Школьные, а затем институтские времена, когда они были неразлучными подругами, давно прошли.

Анфиса вдруг осознала, что дружила с Зоей по инерции, по сложившейся привычке. Точно так же она была и с Сергеем все эти годы.

И вся ее жизнь до сих пор была – по привычке.

Это неправильно.

Нужно взять себя в руки и огромным усилием воли вычеркнуть прошлое из памяти, никогда даже мыслями не возвращаться к нему и начать жить с чистого листа.

Анфиса была уверена, что так будет лучше для всех.

Бежать не только от дома Зои, но и от Сергея, сейчас, немедленно, – эта мысль пронзила мозг острой иглой.

Вернуться в квартиру за вещами, где все напомнит ей о прошлой жизни, которая еще утром была настоящей, значило – сдаться. Она не сможет перебороть себя, даст слабину, проявит жалость и останется. На год, два, десять… навсегда.

Мысли работали быстро.

Водитель без возражений повез ее по указанному адресу.

В камере хранения на вокзале лежали драгоценности, которые дарил муж. Это даже не воровство, она просто забрала свое. Этого хватит Анфисе надолго, возможно, и на всю оставшуюся жизнь.

Но самая главная вещь находилась в сумочке. Сергей купил вещицу на каком-то аукционе и вывалил за нее, по меркам Анфисы, целое состояние. Если это удастся продать, можно выручить очень неплохие деньги, пусть и меньшие, чем отдал Сережа, но ей все равно будет достаточно. Она сумеет жить экономно, несмотря на то что за годы замужества привыкла ни в чем себе не отказывать.

Анфисе вдруг нестерпимо захотелось увидеть Его. Вряд ли водитель разбирается в антиквариате, поэтому она, не таясь, вытащила янтарного ангелочка. Поделка ничем не примечательная, но с ней была связана какая-то история, которую Анфиса не запомнила. Ее интересовало только, какую цену можно за него выручить.

Янтарь Анфиса не любила и никогда не считала его хоть сколько-нибудь ценным. Подумаешь, застывшая тысячелетняя смола. Особенно ее удивляли, а порой смешили безумцы, что радовались, словно дети, находя внутри окаменелости муху или жука.