Пестрыя сказки - Одоевский Фёдорович

Семейство наше прннадлежитъ къ славной Фамиліи Ктенизовъ и отецъ мой назывался Ликосъ, — слово, котораго высокое значеніе вы должны понять, если знаете по Гречески. Для нашихъ обиталищъ мы роемъ въ землѣ глубокія пещеры; ко входу укрѣпляемъ камни и дерево, которыя гордо поворачиваются на своихъ вереяхъ — отъ насъ люди заняли то, что они называютъ дверями. Сверхъ того —, говоря краснорѣчивыми устами нашихъ біографовъ, — Природа дала намъ: два четыресоставныя кусательныя острія, челюсти зубчатыя, снабженныя когтикомъ; но что всего важнѣе, одарила насъ проворствомъ, хитростію, силою мышицъ и неукротимою храбростію. Увы! можетъ быть въ ней она положила зародишь и нашего злополучія!

Съ самыхъ юныхъ лѣтъ я боялся отца моего; его грозный видъ, его жестокосердіе устрашали меня; каждый взглядъ его, казалось, грозилъ мнѣ погибелью; матери моей давно уже не было; всѣ братья мои стали жертвою его естественной лютости; уцѣлѣлъ одинъ я, ибо мнѣ удалось убѣжать изъ отсческаго дома; я скрылся среди дикихъ дебрей моей отчизны и часто, среди густыхъ кустарниковъ, съ трепетомъ смотрѣлъ какъ отецъ мой раскидывалъ сѣти пернатымъ, съ какимъ искусствомъ онъ заманивалъ ихъ, или съ какою жадностію истреблялъ себѣ подобныхъ. Между тѣмъ мнѣ надобно было помыслить о своемъ пропитаніи; я рѣшился, по примѣру отца, сдѣлаться охотникомъ, разставлять сѣти; Природа помогла мнѣ: слабыми мышцами я натянулъ верви, притаился и мнѣ пощастливилось; пернатыя, хотя изрѣдка, но попадались ко мнѣ; я питался ими. Такъ протекло долгое время, нѣсколько уже разъ свѣтлое теплое лѣто уступало мѣсто мрачной холодной зимѣ и снова явилось и согрѣвало мое жилище; я возмужалъ: пламенныя страсти начали волновать меня и я сталъ искать себѣ подруги. Природа, моя руководительница, совершила мое желаніе; я нашелъ подругу; взаимная любовь укрѣпила связь нашу; — мы быстро пробѣгали съ нею высокія скалы; на легкихъ вервіяхъ спускались въ пропасти, вмѣстѣ разставливали сѣти, вмѣстѣ ловили пернатыхъ и весело раздѣляли послѣднюю каплю росы, посылаемой небомъ; вскорѣ я увидѣлъ необходимость увеличить мое жилище, далѣе раскидывать сѣти: уже подруга моя чувствовала себя беременною, она уже боялась оставлять свое жилище, и я одинъ долженъ былъ доставлять ей пищу; съ какою радостію ходилъ я на охоту; природная ловкость и хитрость казалось во мнѣ увеличились; я презиралъ опасности, смѣло нападалъ на враговъ нашихъ и во время зимы —, когда небо темно и когда тягостной сонъ налагалъ цѣпи на всѣхъ обитателей моей отчизны, — я въ тепломъ гнѣздѣ благословлялъ Природу. — Но увы! не долго продолжалось ето блаженство. Скоро наступили тяжкія времена! молва о могущества и лютости отца моего ежедневно увеличивалась; уже почти всѣ сосѣди мои или сдѣлались его жертвою, или оставили родину; каждый день владѣнія отца моего распространялись; отъ природы быстрый и сильный, онъ взлѣзалъ на высокія скалы, внимательнымъ глазомъ осматривалъ все его окружающее и какъ молнія низпадалъ на свою добычу. Уже отецъ мой приближался; къ моему жилищу; уже часто сѣти отца моего касались моихъ сѣтей и стопы его потрясали мое убѣжище. Я въ ужасѣ не оставлялъ ни на минуту моей подруги; къ счастію отецъ еще не примѣтилъ ее; но къ величайшему моему прискорбію часто онъ выхватывалъ добычу, попавшуюся въ мои сѣти, и вмѣсто прежней обильной пищи я принужденъ былъ раздѣлять лишь голодъ съ моею подругою. Еще я скрывалъ отъ нея весь ужасъ нашей участи; терпѣливо сносилъ, когда она упрекала меня въ бездѣйствіи, когда умоляла меня утолить ея голодъ; но наконецъ силы ея стали истощеваться; блѣдность начала разливаться по ней; всѣ мышцы ея пришли въ оцѣпененіе… въ грусти я вышелъ изъ моего жилища, — вижу: сѣть шевелится, еще, — уже въ мысляхъ ловлю добычу, несу къ моей возлюбленной, утоляю и ея и свой голодъ… таюсь, быстро бросаюсь къ своей цѣли… ¿что же? отецъ пожираетъ добычу мнѣ принадлежащую! отчаяніе овладѣло мною; въ порывѣ мщенія я рѣшился сразиться съ врагомъ моимъ, не смотря на превосходство его силы, — но въ ту минуту мысль о подругѣ — необходимой жертвѣ врага послѣ моей погибели, ета мысль поразила меня; я удержалъ себя и скрѣпя сердце смотрѣлъ какъ отецъ мой утолилъ свой голодъ, изорвалъ сѣть, мною разкинутую, и гордый, спокойный, возвратился въ свои владѣнія. Между тѣмъ новыя намѣренія родились въ головѣ моей.

Близъ нашей родины находилась ужасная пропасть; границы ея терялись въ отдаленіи и глубины ея никто еще не рѣшался нзмѣрить; видно однакоже было что огромныя камни покрывали дно ее и мутный источникъ шумѣлъ между ними; нѣкоторые смѣльчаки рѣшались спускаться въ сію пропасть, но всѣ они пропали безъ вѣсти, и носилась молва, что ихъ всѣхъ унесъ потокъ въ своемъ стремленіи. Не смотря на то, одинъ изъ моихъ сосѣдей —, по природѣ любившій путешествовать, — разсказывалъ мнѣ, что за етою пропастью есть не только страны, подобный нашей, но что близко ихъ есть еще другія —, совсѣмъ отъ нашихъ отличныя, — гдѣ царствуетъ вѣчное лѣто и гдѣ дичи такъ много что сѣтей почти не для чего раскидывать. До сихъ поръ я считалъ разсказы моего сосѣда баснею и совсѣмъ было забылъ о нихъ; но въ сію минуту они пришли мнѣ въ голову, ¿что же? подумалъ я: вездѣ гибель неминуемая: или будемъ жертвою гнѣвнаго врага, или умремъ съ голода — ето вѣрно; страшно и неизвѣстное, — но въ немъ есть всегда какой то призракъ надежды, испытаемъ! Сказано — сдѣлано; я прицѣпилъ легкую вервь къ вершинѣ скалы и принялся спускаться; скоро достигъ я другой скалы которая служила подножіемъ первой и къ ней также прицѣпилъ веревку, потомъ къ третьей; наконецъ уже не было скалъ подо мною, я качался между небомъ и землею, и —, не смотря на подымавшийся вѣтеръ, — любопытнымъ взоромъ осматривалъ все меня окружающее; уже близко былъ я къ землѣ; видѣлъ, какъ водяное море протекало между моремъ камней и примѣтилъ; что въ одномъ мѣстѣ удобно было переправиться чрезъ него на другую сторону, гдѣ какъ мнѣ казалось, зеленѣлись такіяже роскошныя стремнины какъ и въ моей родинѣ. Надежда моя возрасла, и радость взволновала сердце, — какъ вдругъ веревка моя сильно закачалась, ето удивило меня, быстро поднялся я на верхъ и ¿что же увидѣлъ? — отецъ мой гнался за моей подругой; въ мое отсутствіе онъ замѣтилъ ее, воспылалъ къ ней преступною страстію! нещастная собрала послѣднія силы и увидѣвъ веревку, опущенную въ пропасть, рѣшилась по ней спуститься; я поспѣшилъ ей помочь, уже мы были на половинѣ пути, какъ вдругъ дунулъ порывистый вѣтеръ, вервь оборвалась, и я очутился въ бурномъ потокѣ; къ счастію берегъ былъ близко и я, не смотря на ослабѣвшія мои силы, выбрался на сушу; минута собственной опасности заставила меня позабыть о моей подругѣ, — ета минута прошла, грусть и недоумѣніе сжали мое сердце. ¿Гдѣ найти мою подругу, гдѣ найти мое пепелище? Между тѣмъ вдругъ солнце затмилось, гляжу: двѣ,— не знаю какъ назвать, — двѣ двіжущіяся горы надо мною; небольшія рытвины, расположенные полукружіемъ покрывали ихъ и во внутренности съ шумомъ переливалась какая то красноватая жидкость; онѣ приближаются, я слышу мѣрные удары какого-то молота, на меня пашетъ жаръ, отличный отъ солнечнаго; я сжатъ между двумя горами; не знаю что было со мною въ ету минуту, ибо я потерялъ чувства; когда же опомнился, то увидѣлъ себя въ какомъ то страшномъ жилищѣ, котораго великолѣпіе тщетно я бы хотѣлъ изобразить вамъ.

Вокругъ меня были блестящія, прозрачныя стѣны; въ первую минуту мнѣ показалось что то были слившіяся капли росы; но они составлены были частію изъ кристальныхъ колоннъ, самыхъ разнообразныхъ, — частію изъ шаровъ, наполненныхъ воздухомъ, но столь плотно и искусно сжатыхъ что между ними едва замѣтны были отверстія; вскорѣ солнце освѣтило мое жилище; тьмочисленныя краски заиграли на кристаллахъ; переливались радужные цвѣты и отражаясь на поверхности моего тѣла, безпрестанно производили во мнѣ новыя, разнообразныя, сладкія ощущенія! — какъ описать ето величественное зрѣлище! еще прежде я любилъ смотрѣть когда солнце пораждало цвѣты на капляхъ росы, но никогда я не могъ вообразить чтобы лучей его достало украсить столь обширное жилище, какова была моя темница.

Темница — сказалъ я. Такъ! не смотря на все великолѣпіе, меня окружавшее, — я все дѵмалъ о прежнемъ моемъ жилищѣ, о моей подругѣ, о моей независимости. Хватаясь за оконечности кристалловъ, привязывая къ нимъ верви, я хотя съ трудомъ, но добрался до половины стѣны, — вдругъ что-то зашумѣло надъ моею головою, — новое чудо! — стадо пернатыхъ влетѣло въ мое жилище. Съ новымъ усиліемъ я продолжалъ подниматься, желая найти то отверстіе, въ которое влетѣли пернатые; „вокругъ меня сплошныя стѣны,” думалъ я — „ето отверстіе должно находиться вверху!” — ¿но что увидѣлъ я, достигши до потолка? онъ былъ не что иное какъ сборъ произведеній почти изъ всѣхъ царствъ Природы, соединенныхъ между собою почти такъ же, какъ мы соединяемъ верви сѣтей. Я не могъ довольно надивиться искусству того существа которое составило ету ткань; въ ней видны были остатки растеній, остатки насѣкомыхъ, минералы, все ето держалось чудною связью; какихъ усилій, какихъ трудовъ было надобно чтобы не только укрѣпить ето все между собою, но даже собрать съ разныхъ концевъ вселенной. Всего удивительнее показалось мнѣ то что ета ткань плотно прилегала къ кристаллу, но однако не была къ нему привязана.