Француженки не терпят конкурентов - Лора Флоранд

Он склонил голову. Природа даровала ему очень красивые острые белые зубы. Судя по виду, они могли разгрызать самые крепкие орешки.

– Тогда вы проявили исключительную вежливость, нанеся дружеский визит вашему будущему соседу.

Она сердито сжала зубы. Может быть, понадобится пару раз куснуть его побольнее, чтобы выяснить, чем он может быть опасен, но она сумеет слопать его с потрохами, если решится затеять борьбу.

– Вы не можете рассчитывать на добрососедский прием. Раз вы упорствуете в желании вторгнуться на мою территорию, даже не поинтересовавшись нашим согласием, то в моей власти заставить вас пожалеть об этом.

Он сделал шаг к ней навстречу. Его глаза сверкнули, он окинул ее лицо быстрым взглядом, задержался на шее, и Магали внезапно показалась себе почти обнаженной. Хотя никак не смогла заставить себя опустить подбородок. Сейчас, в таком тесном соседстве, ему достаточно было протянуть свои большие руки, чтобы схватить ее за горло. И выражение его глаз вполне ясно свидетельствовало о таком желании.

– Вашу территорию? Вы полагаете, мне следовало бы попросить у вас разрешения, чтобы открыть там кондитерскую?

Она тоже сделала полшага в его сторону. С удовольствием шагнула бы и шире, но, учитывая размеры кабинета, в таком случае попросту прижалась бы к груди его владельца.

– Безусловно, так поступил бы благовоспитанный человек. Но вам могли бы отказать.

Он резко тряхнул головой. Его обжигающий взгляд опять скользнул по ее горлу и поднялся к глазам.

– Вы уже представились, но, возможно, мне следовало сделать то же самое. Меня зовут Филипп Лионне.

Она презрительно усмехнулась. Не смогла удержаться. Невозможно было спокойно пропустить мимо ушей то невероятное высокомерие, с каким он произнес свое имя.

– Может быть, прикажете мне еще присесть в реверансе?

Теперь их взгляды скрестились. На мгновение в воинственном противостоянии этих сцепившихся взглядов отразился целый мир, наполненный ощущением того, что даже если кто-то из них проиграет, то это будет… очаровательный проигрыш. Медленно, осторожно он сделал глубочайший вдох и передернул плечами, сбрасывая напряжение.

– Кажется, мы начали наше знакомство не с того конца.

В данном контексте его предположение звучало очень забавно, отчасти смешно и даже удивительно в своем роде, учитывая ее презрительную насмешку.

Оценивающий взгляд скользнул по ее лицу, и легкая кривая ухмылка чуть изогнула чувственные губы. Неожиданно он ловко подхватил ее под локоток и вывел из кабинета. Подобно джентльмену, сопровождающему леди к ее экипажу, или вышибале, выпроваживающему пьяницу? Прикосновение его руки превратило эластичные кожаные доспехи ее куртки «Перфекто» в ничто, словно он коснулся непосредственно ее оголенной плоти.

Остановился Филипп перед тем самым длинным мраморным столом, где и работал, когда она зашла в мастерскую. Кулинарный мешок, взорвавшийся в его руках, лежал на прежнем месте. Очевидно, его служащие знали, что он сам уберет устроенный им беспорядок, не ожидая, что кто-то другой сделает это за него. Рядом лежали миндальные печенья, отделкой которых он занимался.

Он отпустил ее локоть только для того, чтобы подхватить верхнюю половинку персиковой ракушки, сложить ее с донной частью, уже наполненной абрикосовой начинкой и слегка забрызганной сладкими каплями. Быстрым уверенным движением он присыпал печенье фисташковой пудрой такого невероятно мелкого помола, что она казалась волшебной пыльцой.

– Позвольте мне? – С неожиданной сияющей и самодовольной улыбкой он предложил ей на раскрытой ладони своеобразное сокровище для принцессы. Его глаза заранее загорелись удовольствием, порожденным уверенностью, что его предложение будет принято с восторгом. Кто же не слышал о миндальных пирожных Филиппа Лионне! Кулинарные критики, блогеры, журналы, толпы телевизионщиков… все они постоянно восторгались его продукцией. Вероятно, ей предоставлялась честь провести три мгновения в раю, откусывая по кусочку от этой божественной еды. Абрикосовый нектар, казалось, слетел с небес, поцеловался со скромной фисташкой, и они решили интимно пообщаться к обоюдному удовольствию. Если бы она позволила себе сейчас прямо перед ним попробовать это пирожное, то весь ее воинственный настрой наверняка растворился бы в мощной волне наслаждения, и она растеклась бы безвольной лужицей у его ног.

А он даже вряд ли заметил бы сие превращение. Если в нем еще осталось детское озорство, то он мог бы насладиться брызгами вокруг своих ног, попрыгав в такой лужице.

Она перевела взгляд с обещания райского наслаждения на его лучившиеся доброжелательным теплым светом глаза.

Неужели он считает себя абсолютно неотразимым? А свою драгоценную выпечку достаточной платой за кражу дела жизни трех человек?

– Non, merci[15], – произнесла она с холодком. С холодом, с ледяным холодом. Призвав на помощь все доброе могущество своей маленькой выложенной голубой плиткой кухни, оставшейся далеко на острове, и удерживая тот пылкий жар в глубине своего существа, она ответила на его лучистое тепло замораживающим ледяным холодом. За его наглое пренебрежение их правом первенства.

Благодаря его, она смотрела прямо ему в глаза. Они удивленно моргнули, и Магали заметила, как зрачки его сузились до черных точек.

Пожалуй, ей удалось найти верный способ воздействия на него.

Глянув на свое пирожное, он вновь перевел взгляд на Магали.

– Вы не будете… не хотите? – запинаясь, произнес он, точно подыскивал слова на незнакомом ему, не имеющем никакого смысла языке.

Неужели он не в силах поверить, что она устояла перед искушением?

Отказалась от восхитительного лакомства, что лежало у него на ладони. Отказалась от главного творения всех его жизненных устремлений.

Его лицо окаменело, челюсти сжались, синие глаза, казалось, подернулись ледяной коркой. С подчеркнутой аккуратностью он положил фисташково-абрикосовое пирожное точно на то место пергаментного листа, с которого его взял. Растерянно потерев пальцы, он смахнул с них остатки фисташковой присыпки.

Если бы он был другим человеком, она испытала бы чувство вины за то, что вызвала у него такую растерянность.

Не сводя с него взгляда, Магали мило улыбнулась. И резко отвернувшись от той самой восхитительной красоты, с которой, вероятно, столкнулась впервые в жизни, она стремительно вышла из мастерской с гордо поднятой головой.

С особым удовольствием она отметила, как звонко в полной тишине процокали ее каблучки.

Глава 4

День Филиппа складывался вполне удачно до того момента, как странная ведьмочка, казалось, околдовала его, и он продолжал пребывать в потрясении, неспособный поверить случившемуся.

Он не мог поверить, что она отказалась попробовать его макаруны. Он же предложил ей свежайшее пирожное. Не просто сделанное по его рецепту, но собственноручно им самим приготовленное. А она отвергла его. Отвергла лучшее творение, его Dйsir[16]. Абрикосовый аромат, припудренный фисташковой пыльцой, с тайным, сокрытым в ракушке сгустком фисташкового пралине, порождающим, подобно той самой точке Джи[17], высшее наслаждение. Ну разумеется, в рекламных буклетах он не называл это пралине точкой Джи, но создавал все рецепты, четко следуя глубокому убеждению: каждое кулинарное изделие должно иметь свой оргазм, свою кульминацию блаженства, которая потрясает совершенно неожиданно. И побуждает тех, кто пробует его десерты, трепетать от наслаждения, сладострастно закрывая глаза.

Самые впечатлительные из его клиентов с первого же кусочка начинали постанывать от удовольствия. И такой отклик ему жутко нравился. Он предпочел бы увидеть, как ужасный и страстный гнев Магали Шодрон превращается в стон наслаждения. Причем она не оставила ему никакого иного выбора, учитывая прежде всего то, что ее привел в ярость сам факт его существования.

Она явилась к нему с откровенным вызовом. В расстегнутой кожаной амуниции и не скрывавшей стройности шелковой блузке, она осмелилась показать ему свои уязвимые места. Искушая его своими прелестями. С гордо вздернутым подбородком и карими глазами – такими пылкими и такими холодными. Точно она стремилась заморозить оружие своего горящего желания, чтобы острее поразить его.

«Поразить меня, – мысленно напомнил он себе, погрузившись в размышление, его подбородок поднялся, а плечи расправились. – Поразить меня и посмотреть, что со мной произойдет».

Но она атаковала его лишь на словах. Слова не давали повода проникнуть под кожаную куртку и схватить ее за талию, скажем, чтобы защититься от нападения.

Можно схватить незнакомку за талию в целях самозащиты, если ее руки угрожающе тянутся к вашему горлу. Тогда можно выяснить, прощупываются ли под тонким шелком хрупкие ребра и податливая плоть.

Если бы он стащил с нее эти сапожки на цокающих каблучках, то она вряд ли достала бы ему даже до плеча.