С ними по-хорошему нельзя - Раймон Кено

- Из какого отдела? - спросил Маккормик.

- Заказные отправления.

Теперь она смотрела на них уже без страха. Они не могли ее разглядеть как следует. Мешала копна светлых волос на голове да еще эта смешная короткая стрижка. Девушка была высокой. Свеча освещала две выпирающие части корсажа, успокоенное и хорошеющее прямо на глазах лицо. Чувственно очерченные, хотя и ненакрашенные, пухлые искусанные губы. Холодные голубые глаза. Строгий прямой нос.

Маккормик, сбитый с толку заказными отправлениями, задумчиво протянул:

- А-а, заказные...

Кэффри в глубине души считал, что девицу нужно расспросить о деятельности этого отдела. Девица казалась ему подозрительной. Диллон и Кэллинен, олицетворение строгости и справедливости, с выводами не спешили.

Маккормик повернулся к Ларри ОТРурки. Интеллигентное лицо лейтенанта, казалось, скрывает под эпидермическим покровом какую-то забродившую мысль.

Вопрошающий взгляд Маккормика остановился на Кэффри.

- Пускай объяснит, почему она находилась там, где находилась, - предложил Кэффри.

Герти зарделась. Неужели теперь ей будут все время напоминать о постыдности этого убежища, еще более постыдного от его непроизвольности. Вспомнив о самом убежище, - что делать, когда тебя вынуждают? - она побагровела.

- Эту деталь мы могли бы оставить в стороне, - смущенно произнес Маккормик.

И покраснел густо, темно-вишнево. ОТРурки сохранял напряженный вид мыслителя. Остальные засмеялись грубо и даже как-то невежливо.

Герти заплакала.

Маккормик стукнул кулаком по столу и заорал, отчего вишневость на его лице слегка посветлела.

- Я сотню раз вам говорил, - кричал он, - что все должно быть корректно. Я тысячу раз вам говорил, черт побери, и вот вы здесь все насмехаетесь над девушкой, которая стыдится того, что с ней произошло.

Герти зарыдала.

- Мы повстанцы! - завопил Маккормик. - Но повстанцы, которые ведут себя корректно. Особенно по отношению к дамам! Товарищи, Finnegans wake! Finnegans wake!

Маккормик выпрямился.

Остальные встали по стойке смирно и решительно гаркнули:

- Finnegans wake!

- Какой ужас! - прошептала Герти сквозь крупные, как горошины, красивые, как жемчужины, слезы.

Маккормик сел, Ларри тоже. Остальные расслабились.

Диллон сказал Кэллинену:

- Твоя очередь заступать на пост.

- Не мешай проведению допроса, - сказал Кэффри.

- Да, - сказал Маккормик.

- Подожди немного, - сказал Кэллинен. - Думаешь, очень забавно ее держать?

- Ты мог бы быть повежливее с девушкой, - сказал Ларри ОТРурки.

- Я что-то не пойму, - сказал Кэллинен.

- Заткнитесь, - сказал Маккормик.

- Это все равно ничего не объясняет, - сказал Кэффри. - Если она ни в чем не виновата, то тогда какого хрена она торчала в сортире, эта никчемная чувырла, которая называет себя почтовой служащей? А? Какого хрена она тихарилась в уборной, эта великобританская шлюха, эта замороченная мымра?

- Все, - сказал Маккормик.

Он раз, еще раз, еще много, много раз стукнул по сукну стола и, следовательно, - косвенно - по самому столу.

- Все! Все! - сказал он.

И добавил, обращаясь к девчонке:

- Это все-таки подозрительно.

Герти посмотрела ему прямо в глаза, отчего у него возникло ощущение легкого пощипывания в области мочевого пузыря. Он удивился, но ничего не сказал.

- Я припудривалась, - сказала Герти.

Маккормик, утонув взглядом в голубоокости девушки, не сразу уловил смысл ответа. Кэффри, более проворный в понимании своего непонимания, живо отреагировал:

- При... что?

- Припудривалась, деревня, - ответила Герти, осмелевшая от маккормиковского взгляда, который ей, утопающей, представился спасительной соломинкой.

Что касается взмокшего от смущения Маккормика, то он чувствовал, что эта соломинка превращается в самый настоящий трамвайный токоприемник. Ларри ОТРурки эволюционировал аналогично, но более интеллектуально, чем его командир; физиология лейтенанта подвергалась менее сильному напряжению, зато сердечную систему тряхануло изрядно. Впрочем, ни тот, ни другой еще не осознали конвергенции их реакций.

- Припудривалась, - стояла на своем Герти, - да, припудривалась, недостойный ирландский террорист! И вообще, отпустите меня! Отпустите меня! Отпустите, я вам говорю! Развяжите мне руки! Развяжите мне руки!

И снова разразились рыдания.

Маккормик почесал в затылке.

- Может быть, действительно развяжем ей руки? - сказал он.

Осторожно так. Но все-таки сказал. Он, Маккормик.

- Может быть, - сказал Ларри ОТРурки.

- Ага, - сказал Кэффри, - а она, чего доброго, на нас накинется.

- Мое дежурство на посту закончилось пятнадцать минут назад, - сказал Диллон. - ...мать.

При последнем слове рыдания Герти усилились.

- Давай, - сказал Маккормик Кэллинену.

- Так развязываем или нет? - спросил Кэллинен.

- Дудки! - сказал Кэффри.

- Хватит, - сказал ОТРурки.

- Так что?

Они немного послушали, как она рыдает.

Умиротворенная ночь сдавливала ослепительную луну своими черными как сажа ягодицами, пух созвездий едва шевелился от дуновения традиционного бриза, звучащего на волнах Гольфстрима. Гражданские лица, терроризируемые террористами, терлись по углам, военнообязанные, наведя оружие, соблюдали по стратегическо-тактическим причинам спокойствие этих нескольких ночных часов, которые были обязаны всем своим мутным светом рассыпанному присутствию пары тысяч светил, не считая планет и спутников, из которых самым значительным относительно - считается, судя по всему, спутник, ранее упоминавшийся.

Когда такая оглушительная тишина, то все воспринимаешь сердцем. Или еще ниже, органами совокупления. О, эфирная музыка сфер! О, эротическая мощь космических шестнадцатых долей, стираемых фатальным и гравитационным стремлением мира в небытие!

На полированную и прозрачную поверхность молчания одна за другой падали Гертины слезы, хрустальные и соленые.

Тут до молодцев-повстанцев начало доходить, что корректность - это все-таки некая сдержанность или хотя бы некое сдерживание примитивных рефлексов.

Они вздохнули; она продолжала рыдать.

- Мы остановились на припудривании, - сказал Маккормик.

- Развязываем или нет? - спросил Кэллинен.

- А ведь мое дежурство уже давно закончилось, - произнес Диллон.

- Черт возьми, - сказал ОТРурки. - Давайте серьезно.

- Да, - сказал Кэффри. - Давайте ее допросим.

- Девушка, - сказал Маккормик, - вы сказали, что припудривались. Мы ждем ваших разъяснений.

- Припудривалась! - воскликнул Кэффри. - Да, припудривалась! Хотелось бы знать, что это значит!

Руки Герти были связаны, она не могла вытереть ни жидкость, что текла из глаз, ни ту, что вытекала из ноздрей.

Она шмыгнула носом.

Маккормик почувствовал, как в нем зарождается что-то вроде доброжелательности.

- Одолжи ей свой платок, - сказал он Кэффри.

- Мой что? Смеешься?

Чтобы вытолкнуть соплю, Кэффри в тряпках не нуждался.

- Держите, - сказал Кэллинен. Он вынул из кармана большой зеленый платок, украшенный по краям золотыми арфами.

- Ни фуя себе! - воскликнул Кэффри. - Вот это элегантность!

- Подарок моей невесты, - объяснил Кэллинен.

- Какой именно? - спросил Кэффри. - Той, которая работает официанткой в Шелбурне, или другой, из Мэпла?

- Болван, - сказал Кэллинен, - с той, что из Мэпла, уже месяц как все кончено.

- Так, значит, тебе его подарила Мод?

- Да, она настоящая националистка.

- А потом, фигурка у нее что надо. Тебе повезло.

Ларри ОТРурки прервал завязывающуюся беседу.

- Вы кончили? - холодно спросил он.

Вмешался Маккормик:

- Ну давай, вытри ей нос, - сказал он Кэллинену.

Кэллинен принял озадаченный вид.

- Я платок запачкаю, - проворчал он. - Это ведь подарок. А эта англичанка замызгает своими гнусностями мои красивые шелковые арфы. Нет, я не дам. Я не согласен.

Он сложил свой платок и засунул его в карман. От этого акта неповиновения Маккормик нахмурил брови.

Он не знал, что и делать.

Затем повернулся к Ларри.

- Тогда ты.

- Это как оказание медицинской помощи, - сказал Кэффри в сторону.

ОТРурки бросил на него суровый взгляд. Кэффри парировал безразличным. ОТРурки встал, обошел стол и приблизился к девушке. Вынул из кармана платок, почти чистый, так как в течение этих трех дней Ларри почти им не пользовался, имея кожу непотливую и будучи - если можно так выразиться насморкоустойчивым. Он развернул этот туалетный аксессуар и сильно его тряханул, дабы стряхнуть крошки табака или нитки, которые могли бы в нем затеряться.

Герти Гердл с ужасом наблюдала за этими приготовлениями.

XXIV

Гэллегер, одуревший от отражений луны в водах Лиффи, принялся размышлять вслух:

- Я есть хочу.

- Да, - ответил Кэллехер, - можно было бы перекусить.

Гэллегер вздрогнул.

- Что ты сказал?

- Я сказал, что можно было бы перекусить. Продукты там, в комнате.