Актуальные проблемы Европы №2 / 2012 - Олег Жирнов

Вторую движущую силу Р. Унгер видит в национализме, который, «если его пересмотреть и придать ему верную направленность», может, считает он, оказаться полезным для развития прогрессивных альтернатив. Действуя «пиратски» по всему миру, западные нации «заимствовали» не только лучшее оборудование, но и наиболее действенные практики и институты, что позволяло наращивать мощь нации, максимально сохраняя при этом свою организацию национального общества. Это, пишет Р. Унгер, медленно, но верно меняло структуру национальных различий. В результате происходило выхолащивание коллективных идентичностей, в том числе национальных. Оно разрушало особые способы организации общества и представления о возможностях и опасностях социальной жизни, но не ослабило желания отличаться, а только распалило его. Чем больше нации становились похожими на своих соседей, тем сильнее они настаивали на своем отличии. Это стремление к отличию опасно, поскольку коллективные идентичности далеко не безупречны. Когда они были конкретными, они были открыты к новому опыту и компромиссу. Теперь они абстрактны и превратились в объект бескомпромиссной веры [Унгер, с. 157–158]. Бороться с этим, убежден Р. Унгер, можно только одним средством: заменой бесплодной и потенциально пагубной силы национализма коллективной способностью создать действительное различие. «Нации, которые хотят жить по-своему», – так в сжатой форме бразильский философ сформулировал свое представление о второй движущей силе, способной содействовать реализации глобального альтернативного проекта, «глобальной ереси» [Унгер, с. 157–158].

Таким образом, программа, позволяющая преодолеть диктатуру безальтернативности, утверждает Р. Унгер, «должна не только отвечать универсальному стремлению простого человека к бо'льшим возможностям; она должна превратить рыночную экономику и свободные гражданские общества в машины для развития особых и новых форм жизни. И страны, стремящиеся к этому идеалу, скорее всего, пойдут по схожему институциональному пути – созданию условий для успешной национальной ереси в мировой экономике, демократизации рынков, углублению демократии и открытию новых возможностей для людей» [Унгер, с. 158].

Быть радикальным критиком существующих институтов и социальных структур – значит не только уметь определять вред, который причиняет существующее устройство. Необходимо уметь сформулировать альтернативы, способные смягчить этот вред, и предложить соответствующие трансформационные стратегии. Было время, пишет один из ведущих представителей «аналитического марксизма» американский социолог Э. Райт (Университет Висконсин), когда левые интеллектуалы имели четкое преставление об этих вещах. Теории класса и политической экономии давали средства для определения того, что было не так в капитализме, а теория классовой борьбы и социалистической политики, будь то реформистская или революционная, закладывала основы трансформационной стратегии. Сегодня тот, кто продолжает отождествлять себя с левыми ценностями радикального эгалитаризма и глубокой демократии, признает Э. Райт, находится в более сложном положении. Хотя левые интеллектуалы по-прежнему критикуют капитализм, многие из них признают необходимость рынков и продолжающегося технологического развития капитализма. Хотя социализм по-прежнему маркирует альтернативу капитализму, вряд ли сегодня можно всерьез возлагать надежды на какие‐то государственные проекты экономического планирования. До сих пор, признает Э. Райт, ни одна убедительная и всесторонняя модель альтернативы не смогла завоевать широкой поддержки. Никто не верит и в то, что классовая борьба, по-прежнему остающаяся основным источником конфликтов в современном мире, способна предложить силу, способную преобразовать и превзойти капитализм [Райт, с. 120].

В этом контексте левые вновь стали проявлять интерес к поиску новых подходов и новому видению проблемы альтернатив существующему социальному миру. Э. Райт называет проблему рассмотрения альтернатив «предвидением реальных утопий», подчеркивая «внутреннее противоречие между совершенно серьезным эмансипационным стремлением к существенно более гуманному и справедливому миру и столкновением с жесткими ограничениями реализма». Куда проще, признается он, быть реалистом и иметь дело с тем, что существует, а не с тем, что может существовать, и куда проще «мечтать о лучшем мире, не заботясь о практических проблемах непреднамеренных последствий». Однако чтобы осуществить ценности эгалитарной демократии жизнеспособным образом и создать общие условия для процветания человека, необходимо, подчеркивает Э. Райт, попытаться преодолеть это противоречие [Райт, с. 121].

В этой связи Э. Райт излагает пять общих указаний, касающихся разработки эмансипационных альтернатив существующему общественному устройству. Для этого, считает он, необходимо, во-первых, оценивать социальные альтернативы в соответствии с тремя критериями: желательности, жизнеспособности и достижимости, которые образуют своеобразную иерархию (не все желательные альтернативы жизнеспособны и не все жизнеспособные альтернативы достижимы). Во-вторых, не позволять проблеме достижимости определять рассмотрение проблемы жизнеспособности. В-третьих, прояснить проблему выигравших и проигравших при проведении структурной трансформации. В-четвертых, определить нормативные выгоды и потери в институциональном устройстве и издержки перехода при их создании. В-пятых, анализировать альтернативы с точки зрения «промежуточных станций» (промежуточных реформ) и «пунктов назначения». Уделять особое внимание важности «промежуточных станций» для дальнейших позитивных трансформаций [Райт, с. 121–122]4.

Важной и актуальной для левых и левого движения является и проблема реализации альтернатив в том случае, если удастся предложить «желательную, жизнеспособную и достижимую» альтернативу. Один из вариантов трансформационной стратегии осуществления такой альтернативы предлагает известный философ и политический теоретик Славой Жижек. Сегодня, констатирует С. Жижек, левые по-разному реагируют на гегемонию глобального капитализма и его политическое дополнение – либеральную демократию. Можно, предлагают они, согласиться с гегемонией, но продолжать борьбу за реформу в рамках заданных правил (это социал-демократия «третьего пути»). Можно признать, что при всей непоколебимости гегемонии необходимо и дальше оказывать ей сопротивление. Можно признать тщетность всей борьбы и ждать пробуждения революционного сознания глобального рабочего класса или признать лишь временную тщетность борьбы. Можно сделать ставку на возможность повторения в постсовременных условиях классического марксистского жеста «решительного отрицания» капитализма и т. д. [Жижек, с. 132–134].

Эти позиции, поясняет С. Жижек, предлагаются не как способ ухода от некой «по-настоящему» радикальной левой политики, они являют собой попытки справиться с отсутствием такой позиции. В этих обстоятельствах, пишет С. Жижек, некоторые критики из числа постмодернистских левых призывают к новой политике сопротивления. Свою задачу они видят не в борьбе с государственной властью и тем более не в ее захвате, а в том, чтобы сопротивляться государственной власти, создавая недосягаемые для нее пространства. С. Жижек квалифицирует такую политику как «морализаторское приложение» к «третьему пути», обратной стороной которой является признание триумфа капитализма [Жижек, с. 134]. Сербский философ убежден в том, что по-настоящему подрывной вещью являются не «бесконечные требования», которые власти выполнить не в состоянии и которые не представляют для них никакой проблемы. В качестве примера «эффективности» политики «бесконечных требований» С. Жижек приводит факты многочисленных демонстраций в Лондоне и Вашингтоне против нападения США на Ирак. Их результат, пишет он, состоит в том, что обе стороны – протестующие и власть – остались довольны. Протестующие спасли свои «прекрасные души», показав несогласие с политикой правительства в отношении Ирака, а власти даже смогли извлечь из этого определенную пользу, фактически использовав демонстрации протеста для легитимации решения о нападении на Ирак [Жижек, с. 137].

Задача, заключает С. Жижек, должна состоять в том, чтобы «забрасывать власти стратегически отобранными, точными, ограниченными требованиями», которые не позволят власти отделаться отговорками [Жижек, с. 138].

Краткий обзор сравнительно небольшого по объему, но достаточно представительного, на наш взгляд, материала, касающегося представлений левых о левой идее, ее носителях и ее перспективах, свидетельствует о том, что нет серьезных оснований говорить о закате левой идеи, а тем более о ее исчезновении в недалеком будущем. Очевиден кризис левой идеи, но это кризис ее обновления, связанный с поисками «жизнеспособного» и «достижимого» альтернативного проекта существующему общественному строю. И работа в этом направлении не прекращается. Профессор социологии Йоран Тьерборн (Кембриджский университет) обращает внимание на то, что «интеллектуальная работа левых не прекратилась», что «сегодня производится гораздо больше интеллектуальной левой продукции, чем… 50 или 40 лет назад. Поколение левых, появившееся в 60-х, не капитулировало» [Тьерборн, с. 311]. Капитализм, пишет Й. Тьерборн, «всегда порождал и будет порождать ощущение того, что он связан со злодеянием. В этом смысле линия последовательности между XIX, XX и XXI веками не будет прервана – как в сопротивлении, так и в критике». Принадлежащие антикапиталистическому движению активисты и теоретики, уверен он, вряд ли забудут социалистические и коммунистические горизонты предшествующих веков [Тьерборн, с. 312]. И хотя старая карта (марксистская) «путей к социализму» утратила свое значение, ее поиски продолжаются.