Динка - Валентина Осеева

— Топил или спасал? — отчаянно цепляясь за него, повторяет свой вопрос Динка. Митрич кладет руку на ее голову.

— Спасал, дурочка… — мягко говорит он.

— А… за волосы… зачем? — всхлипывает Динка. Лицо Митрича освещается грустной улыбкой.

— Ну, как — зачем? Ведь утопший не сознает себя, цепляется. Завсегда их за волосы хватают, — объясняет он.

Динка разнимает руки и, не глядя ни на кого, идет по берегу. Ноги ее тонут в песке, спотыкаются о камни.

Громкий плач доносится до оставшихся на берегу.

— Жалеет, — с чувством говорит Митрич и, словно извиняя девочку в глазах всех присутствующих, поясняем — Глупая еще… Ишь спрашивает, зачем хватал за волосья…

Глава шестая

ДОМА

Обычно Динка является домой незадолго до обеда и обязательно норовит проскользнуть через лазейку в заборе. Но сегодня она возвращается очень рано и идет прямо по дорожке. Первой ее видит Лина и бежит сказать Кате:

— Идет наша беглянка! Недолго погуляла-нынче!

— Может, совесть заговорила? — предполагает тетка.

Но, когда девочка подходит ближе, обе они недоуменно переглядываются.

На Динке мятое непросохшее платье, волосы ее стоят дыбом, а на лице и в медленной походке выражение равнодушия и покорности.

— Батюшки! — охает Лина. — Что это она с платьем, делала? Стирала его, что ли? — И шепотом добавляет: — Умаялась…

Но выбежавшая из комнаты Мышка чует недоброе.

— Катечка! Смотри, какая Динка… Не ругай ee! — горячо просит она тетку. — Не говори ей ничего сейчас.

Но Катя и не собирается ничего говорить; она тоже обеспокоена странным видом девочки.

«Заболела?» — с тревогой думает она и идет искать градусник.

«Не емши», — догадывается Лина и идет греть ей завтрак. Мышка сбегает с крыльца.

— Иди, иди, — ласково говорит она сестренке, — тебя никто ругать не будет. Ты ведь ненадолго уходила. Что ж тут такого?

И оттого, что Динка молчит, тревога ее разрастается. Она заглядывает сестре в глаза, обнимает ее за шею. Шея у Динки холодная, мокрая, платье тоже мокрое.

— Ты была на берегу? Ты упала в воду? Но ведь платье просохнет, что ж тут такого? — испуганно бормочет Мышка, и, чувствуя потребность как-то успокоить сестру, она напоминает ей, что завтра воскресенье, что мама весь день будет дома и что к ним придут «всамделишные» гости. — Мама привезет что-нибудь вкусное, мы будем их угощать!

Динка шевелит губами и, отстраняя сестру, капризно тянет:

— Я есть хочу…

— Есть? — радуется Мышка и стремглав мчится в кухню. — Лина, Лина! Она хочет есть!

Катя стоит на террасе, держа в руках сухое платье и градусник.

«Что-то случилось, — испуганно думает она, прислушиваясь к разговору Мышки с сестрой. — Почему на ней мокрое платье? Не купалась же она в платье? Ах, боже мой! И почему она молчит?»

— Я хочу есть, — вдруг говорит сестре Динка, и тревога Кати моментально рассеивается.

«Ах, подлая девчонка! Вот как напугала… Конечно, она хочет есть, только и всего. А платье мокрое потому, что лазила где попало, не разбирая…»

Катя решительно прячет в карман градусник и бросает платье на спинку стула. Лицо ее принимает холодное, непроницаемое выражение.

Динка поднимается на террасу, останавливается перед теткой и, подняв голову, молча смотрит на нее. Она ждет, что Катя встретит ее сердитым, язвительным замечанием, выговорим, угрозой пожаловаться маме. Но ей все равно. Пусть жалуется, пусть ругает. Когда с человеком случается самое худшее, он уже не обращает внимания на повседневные неприятности.

Но Катя молчит, она удивлена поведением девочки, и в ее глазах снова появляется тревога.

— У тебя что-нибудь болит, Диночка? — спрашивает она, нащупывая в кармане градусник и трогая губами Динкин лоб. В голосе Кати, против ее воли, слышится беспокойство и сочувствие.

Динка подходит ближе и нерешительно прижимается щекой к ее плечу:

— Дай мне раньше всего поесть, Катя.

«Раньше чего? — с горечью думает тетка, тронутая лаской девочки. Наверное, раньше выговора. Я для нее — вечный судья, какая-то старая грымза-гувернантка… И что думает Марина? Как будто мне приятно быть в этой роли и постоянно одергивать девчонку!»

— Конечно, поешь хорошенько, — мягко говорит она. — Только переодень платье. Оно же совсем мокрое. Ты ходила на берег? — спрашивает она, помогая Динке переодеться, но девочка молчит, и, чувствуя ее недоверие, Катя тихо добавляет: — Я не буду ругать тебя. Пусть мама сама поговорит с тобой сегодня.

— Несут! Несут! — кричит Мышка и, запыхавшись, вбегает на террасу. — Тебе несут еду!

Динка оживает, двигает стулом, усаживается за стол и нетерпеливо похлопывает ладонью по клеенке. На щеках ее выступает румянец, глаза блестят. Катя опять чувствует себя обманутой, сбитой с толку. «Подумать только, какая представленная девочка!.. Напустила на себя такой несчастный вид… Может, правда голод на нее так действует?»

Лина ставит на стол тарелки и с удовольствием смотрит, как девочка ест кашу, запивая ее холодным молоком, потом принимается за вчерашнюю котлетку, смачно закусывая горбушкой хлеба. Лина очень любит, когда хорошо и вкусно едят то, что она сготовила, и, налегая на стол всем своим грузным корпусом, она тихонько спрашивает размягченным, умильным голосом:

— Еще чего дать али объешься?

Динка мотает головой и запихивая в рот кусок хлеба, дотрагивается пальцем до недоеденной котлеты.

— Вот это съем, тогда скажу, — заговорщически шепчет она.

— Ну, доешь, доешь, — соглашается Лина и еще крепче налегает на стол. Золотисто-карие глаза ее светятся любопытством. — Ну, а где же это ты платье все измочила, а? Рыбу, что ли, ловила аль рыба тебя?

Динка вскидывает глаза и шутя замахивается на Лину ложкой.

— Не дури, не дури!.. Накидаешь мне полну голову каши… — добродушно ворчит Лина. — Ты лучше скажи, где бегала утресь? Для ча стирку-то делала? Нос у тебя цел, а платье мокрехонько… Али топил тебя кто в ем? — снова любопытничает Лина.

Динка молча отодвигает тарелку и вылезает из-за стола.

— Допивай молоко-то! — предлагает Лина.

— Не надо. Я пойду к Мышке… Мышка! Мышка! — кричит она в сад.

Мышка уже сбегала к Алине сказать, что Динка пришла и ест кашу.

— Ну, пришла так пришла! Подумаешь, какая новость!

Не бегай зря и не хлопай дверью. Видишь, я выжигаю по дереву.

Алина срисовывает с открыток цветы на тоненькие дощечки, а потом выжигает их своей машинкой. Она не любит, чтобы ей мешали. Мышка хочет сказать что-то еще про младшую сестренку, но, подумав, круто поворачивается и убегает.

— Мышка! Мышка! — зовет Динка.

— Я здесь! — кричит Мышка.

— Пойдем посидим на большой скамейке, — предлагает Динка. Глаза ее слипаются от усталости.

Девочки, взявшись за руки, идут в сад. В саду под кленом — широкая скамья. Здесь самый тенистый уголок, сюда приходят секретничать Алина со своей подругой Бебой и мама с Катей. Динка усаживается на скамейку и, приткнувшись боком к сестре, наваливается на нее всей тяжестью своего крепко сбитого тела. Мышка одной рукой обнимает сестру, а другой хватается за край скамейки, чтоб не упасть.

— Говори что-нибудь или пой все время, — сонным голосом просит Динка.

Мышка еще крепче хватается за край скамейки и, выставив вперед одну ногу, упирается ею в землю.

Спи, милая сестрица,Так сладко, чуть дыша…

напевает она тоненьким голоском, сильно фальшивя и перевирая слова.

Я охранять готоваТвой сон хоть до утра.

Динка закрывает глаза и еще сильнее наваливается на сестру.

Я не позволю мухеК тебе на грудь присесть,

с усилием выводит Мышка, цепляясь за скамейку.

Динка спит долго. Она не слышит, как приходит Катя и, освободив изнемогающую Мышку, усаживается около скамейки с книгой, не слышит, как снова прибегает Мышка и вместе с Катей укладывает ее голову на подушку, как приходит Лина и вызывает Катю на кухню, а Мышку посылает в комнату за ножницами и нитками. Динка просыпается от громкого голоса Алины:

— Пароход «Гоголь» вышел из Самары!..

«Мама едет…» Динка вскакивает и садится на скамейке, сонно протирая глаза. Ей хочется бежать к калитке, но что-то мешает ей. Перед глазами встает длинный берег и лицо мальчика с баржи.

Девочка медленно плетется на террасу. Алина сидит за столом и поминутно смотрит на круглые папины часы. Мышка уже вертится у калитки и ждет гудка…

Глава седьмая

МАМА

У парохода, который привозит маму, совершенно особенный гудок: он такой звонкий и протяжный, что его слышно даже на Учительских дачах. Мышка уверяет, что этот пароход не гудит, а поет, выговаривая одно слово: «Ма-а-м… Ма-а-м…»