Алиби - Евгения Палетте

Слегка свыкнувшись с неожиданно возникшим комфортом, когда вдруг показалось, что и солнечный свет, и гладкий, отдающий тепло камень, и едва обозначившийся ветерок, то прилетавший, то улетавший куда-то, – это и есть то, что следует любить и к чему стремиться, а не торчать на первом этаже на Розовой улице, где всегда сыро и холодно, Горошин понемногу стал всматриваться в то, что было вокруг. Он взглянул в сторону триумфальной колонны, где собрались какие-то юнцы с пивом, затем перевел взгляд на молодую мать, катившую яркую прогулочную коляску с карапузом в красном комбинезончике, потом заметил сидевшую на скамье девушку с длинными светлыми волосами, уже улыбавшуюся тому, кто уже шел ей навстречу. Мимо, пересекая площадь, шли моряки, военнослужащие, старушки с палочками, деловые люди с портфелями, группа длинноногих, приблизительно одного возраста девиц. Легкая походка, молодые лица, заинтересованные взгляды и – дела, дела.

Продолжая смотреть по сторонам, Горошин ничего интересного для себя не увидел, поскольку не летел, вытирая на лбу пот, грузноватый, вечно опаздывающий, Бурмистров, не улыбалась, еще издалека, Катерина своими новыми зубами, не приближался, как всегда, справа от автобусной остановки, Буров, которого сегодня ждали. Буров жил в тридцати километрах от областного центра. И с тех пор, как его горбатый «Запорожец» окончательно сломался, он приезжал нечасто. Но вот будто кому-то звонил и рассказывал, что хутор, где он жил, купили. Вместе с ним, Буровым, его женой Галиной и двумя внуками, а также с расположенными неподалеку постройками довоенного конезавода. Сначала все, кто жили на этих землях, обрадовались, надеясь на то, что будут новые рабочие места, и жизнь пойдет веселей, а потом, когда новая владелица, совсем недавно бывшая раздатчицей в какой-то Московской столовой, приказала всем съезжать, загрустили. Она мол, купила конезавод, а не Бурова с его внуками и смородиной. И эту интересную ситуацию вся компания собиралась сегодня обсуждать. Бурова пока тоже не было. А сам Горошин, хоть и пришел вовремя, но, вопреки обещанию, без Ордена. И если бы ни теплый камень и ветерок, который то прилетал, то улетал обратно, настроение было бы совсем никудышнее.

Продолжая поглядывать по сторонам, Горошин вдруг поймал взгляд человека, сидевшего на скамейке напротив. Как «зайчик» снайперской винтовки, взгляд зафиксировался и исчез. Теперь Горошин посмотрел в его сторону раз, потом второй, хотел посмотреть и третий, но отвернулся, пережидая время, когда можно будет посмотреть снова. Теперь он мысленно обратился, будто в глубину самого себя, но и там видел все тот же пристальный взгляд небольших, цвета ранних сумерек, глаз. И оттого, что эти глаза были от него близко, Горошин почувствовал себя неловко так, будто кто-то читал его мысли. Теперь он ни о чем не думал, кроме того, чтобы снова взглянуть в сторону незнакомца, и убедиться в том, что ничего особенного не происходит. И так необходимо, казалось ему, так нужно было это сделать, что само собой возникло напряжение, которое ощущалось почти физически. Когда, наконец, Горошин снова взглянул на обладателя сумеречного взгляда, он мог поклясться, что где-то уже видел этого человека.

– Мне кажется, мы знакомы, – неожиданно произнес сидевший напротив, обращаясь к Горошину прямо. И Михаилу пришлось изменить позу, слегка развернувшись влево. Человек произнес свою фразу таким хриплым и низким голосом, что Горошин едва расслышал. А странно бледное, словно ненастоящее, лицо незнакомца, служившее как бы вместилищем для его довольно подвижных глаз, не выражало ничего, кроме любопытства.

– Кажется, что-то припоминаю, – вежливо отвечал Горошин, не припоминая ровным счетом ничего. Хотя и в самом деле, был уверен, что уже видел этого человека.

– Я так и думал, – отвечал сидевший напротив. – Помните, конференцию по проблемам прецессии в одном южном городе на берегу Индийского Океана?

Горошин посмотрел на собеседника дольше обычного и отметил, что, кроме глаз, словно бы предвосхищавших все оттенки и градации возможного ответа, у человека были еще и уши, и нос, и большое пульсирующее пятно, цвета гематогена, на правой щеке. Пятно меняло оттенки, а Горошин продолжал смотреть на собеседника, всё ещё не проронив ни слова. И человек счел необходимым повторить свой вопрос.

– Помните? – теперь уже с некоторым сомнением спросил он.

– Нет, честно отвечал Горошин. – Я даже не знаю, что такое прецессия.

– Это просто. Это – отклонение Земли от своей оси, вызванное какими-то колебаниями. Правда, ученые еще не имеют единого мнения по этому вопросу.

– Я будто что-то об этом слышал, – сказал Горошин.

– Где? Там, на конференции?

– Нет, я никогда не был в южном городе на берегу Индийского океана, – еще раз подтвердил несколько минут назад сказанное Горошин, – И потому ничего не могу добавить к тому, что уже сказал.

– Жаль. Значит, я видел вас где-то в другом месте, – не унимался собеседник, – Может быть, это было в Европе. Или, – будто все еще продолжал вспоминать он. – Ведь вы, должно быть, участвовали в том, памятном параде Победы, полковник?

Горошин посмотрел на него с интересом.

– В Ирландии, – продолжал собеседник, – В одном, знакомом мне, доме, была фотография участников парада на Красной Площади. Фотография висела на стене, и я часто подходил посмотреть. У меня хорошая память на лица. Так как? Участвовали? – опять спросил он так, будто на той фотографии, в Ирландии, видел Горошина.

– Нет, – отвечал Горошин. – Для меня война закончилась здесь. Можно сказать, на этой площади, – договорил он, как-то извинительно взглянув на того, кто сидел напротив.

– Ну, начнем с того, что война как бы и не кончалась, – снова заговорил сидевший напротив. И увидев долгий, вопросительный взгляд Горошина, продолжал.

– Ничего, что я так? – спросил он. – Но вы человек военный. Понимаете. – словно почувствовав недоумение, продолжал собеседник. – Противостояние было и будет всегда, пока живы люди. Пока они чего-то хотят, или чего-то не хотят. Это создает вибрации, которые не всегда удается удержать в нейтральных амплитудах. Это понятно, – посмотрел человек полувопросительно сумеречным взглядом на Горошина.

– Мне трудно согласиться с вами, – медленно проговорил Горошин. – И именно потому, что я человек военный. Ведь, чем меньше будет насилия на Земле…

– Тем меньше вы будете оправдывать свое назначение, – договорил за Горошина тот, кто сидел напротив, с любопытством взглянув на Горошина. – К тому же, – продолжал он, – Разве человечеству угрожает только война, как таковая, о которой здесь, на Земле, так много говорят?

Горошин вскинул на человека взгляд, пытаясь понять суть этого оборота «Здесь, на Земле».

– Ведь это и техногенные катастрофы, – тем не менее, продолжал сидевший напротив. – И социальные катастрофы, которые имеют, как известно, перманентный характер. А истощение энергетических ресурсов, – помолчал он, – Вот что, в самом деле, может привести к еще большему противостоянию. Я думаю, полковник, вы не можете не понимать этого.

– И тогда.

– Трудно сказать, что тогда, – дипломатично отвечал Горошин.

– А я вам скажу. Апокалипсис, – как говорят на Земле.

– Вы уже второй раз говорите «На Земле» А вы что? Разве…

Человек поднял согнутую в локте руку, ладонью от себя.

Горошин умолк, продолжая глядеть на собеседника, не говоря ни слова.

– Всему свое время, – проговорил незнакомец, и тоже посмотрел на Горошина, будто стараясь окончательно осознать, все ли тот правильно понял.

Михаил продолжал молчать, глядя теперь на проходящего мимо человека в очках и рыжем пиджаке, в крупную черную полоску. Впереди него, поглядывая по сторонам, чинно вышагивал померанский шпиц. Собака шла медленно, и человек в очках не торопил её. Уже дойдя до места, где сидел незнакомец, шпиц вдруг повернул назад и, как ни подталкивал его шедший следом хозяин, чтобы он продолжал идти дальше, шпиц не слушался и рвался назад. Тогда человек в рыжем пиджаке взял собаку на руки и двинулся дальше, в том же направлении. А Горошин не увидел на лице сидевшего напротив ничего, кроме безразличия. Но, несмотря на это, сумеречный взгляд долго еще сопровождал рыжий пиджак, то и дело, поворачивая голову на тонкой шее, чтобы взглянуть на уходившего. И Горошин подумал, что эти двое, должно быть, знакомы.

– Значит, на той фотографии парада, на Красной Площади, были не вы, – разочарованно произнес человек своим тихим голосом, глядя на Михаила. – Жаль. Там один человек был очень похож на вас. Такое же волевое, непреклонное лицо победителя.

– К сожалению, – отозвался Горошин. – Это был не я. А насчет победителей. Там все были победители. И все друг на друга похожи. Победа роднит.

– Браво, полковник. Я так и думал, что вы скажете что-нибудь в этом роде, – проговорил человек, пристально глядя на Михаила.