Блины-былины - Олег Ярославович Огородник

тем больше становился. И вот сошлись воины в самом центре поля. Остановились. Посмотрел Иван на своего противника: глаза налились, так и пышут ненавистью и злобой лютою, тонкая полоска усов в разные стороны торчит, голова обрита, на макушке ярко красный малахай4, громадную грудь доспехи прикрывают, в одной руке большая изогнутая сабля, в другой — круглый щит, на поясе топорик висит. Не человек, чудище, не иначе. Уставился он на Ивана, наклонил голову то так, то этак, рассматривает, а потом давай гоготать, обернулся к войску татарскому, на своего противника щитом указывает, а те только диву даются, как это князь против их лучшего воина этого молодца безбородого выставить решил, да еще и без ратного снаряжения: ни кольчуги на нем, ни шлема, смех, да и только. Поднял вдруг Бугайбей щит над головою, и враз войско татарское замолкло, выставил саблю, сжал в своей ручище, ноги в коленях согнул, нападать приготовился. Иван правую ногу отставил, руки со сковородами на груди меж собой скрестил, глаз с Бугайбея не сводит.

— Начинается, — тихо сказал воин, с которым Иван разговаривал.

Войска по обе стороны замерли, каждый взгляд на две неравные фигуры в поле. Тишина, только ветра завывание. И вот, начался поединок.

Прыгнул Бугайбей вперед, саблею махнул так, что дерево одним ударом срубить бы мог, да не попал, Иван отклонился, сабля мимо просвистела. Зарычал басурманин, и давай своим ятаганом5 размахивать, да на Ивана наступать.

ФИИТЬ! ШВУУУХ! ФИИТЬ! ШВУУУХ!!!

Лезвие то слева, то справа, так и норовит Ивана изрубить, да все никак. Иван то присядет, то отпрыгнет, то сковороду навстречу клинку вражескому выставит и, как щитом укроется, аж искры в разные стороны разлетаются. Замахнулся Бугайбей, саблю над головой поднял, и на Ивана обрушил, а он сковороды свои скрестил, удар как раз в перекрестье и пришелся, — и ногой изо всех сил в грудь супостату ударил. Отшатнулся Бугайбей, щит перед собой выставил, а Иван принялся по щиту сковородами своими молотить изо всех сил, целый град ударов обрушил. Пятится злодей, а Иван все не перестает, головы врагу поднять не дает. Взревел Бугайбей, распрямился, щит в сторону отбросил, да и не щит это уже, а кусок железа измятого, словно по нем телега несколько раз проехала. Замерли на мгновение два воина, тяжело дышит Бугайбей, ноздри раздуваются, ярость кипит, а Иван вновь правую ногу отставил, нападения ждет.

Зашумели за спиной у басурманина татары, требуют от своего воина немедленной победы, никак они не ожидали, что сражение затянется.

Выхватил Бугайбей из-за пояса топорик и побежал на Ивана. Словно буря налетел на него: саблей колет, топориком машет, колет — машет, Иван только и успевает защищаться. Изловчился наш герой, и в следующий раз, когда враг в него саблей ткнул, через плечо обернулся, и точно за спиной у Бугайбея оказался, размахнулся и ударил его сковородой по затылку, да так сильно, что у того с головы шапка на землю слетела. От такого удара басурманин аж на колени опустился, но быстро развернулся, и в ответ метнул топориком прямо в Ивана.

Дружина князя Светозара аж охнула в этот момент.

ОООХХХХХХХХХХ!!!

Но Иван успел пригнуться, лезвие правда несколько волос с головы срезало.

УУУХХХХХХХХХХ!!!

Выдохнула дружина, а топор далеко в поле улетел. Вскочил на ноги Бугайбей, — почувствовал момент для решающей атаки, сжал саблю двумя руками и бросился на русского воина. И тут Иван экую закавыку выкинул, взял, да и бросил большую сковороду прям под ноги басурманина. Не заметил эту хитрость Бугайбей, наступил на железный блин, нога у него и поехала, словно на льду. Зашатался он, руки в стороны раскинул, пальцы растопырил, сабля вывалилась, а Иван тут как тут, уже рядом, размахнулся своей маленькой сковородой и промеж глаз Бугайбею залепил такую затрещину, что у того ноги к небу подлетели и он всей своей тушей на землю и рухнул. Лежит, еле живой. Войско татарское замерло. Не верят своим глазам. Не может быть, чтобы их лучшего воина вот так вот одолели, да еще и кто — кухарчонок какой-то, да еще и как, с помощью маленькой сковороды, смех, да и только. Орде татарской теперь не страху на всех нагонять, а от стыда под землю провалиться. Иван тем временем взял из травы вражью саблю и над головой вскинул, чтобы все видели, чья взяла. Закричала княжеская дружина, зашумела, мечами о щиты бьют, победителя славят. Подошел Иван к поверженному басурманину, взмахнул саблей, и воткнул ее в землю, рядом с шеей Бугайбея.

— Не воевать мы хотим, а жизни мирной на земле нашей, так что убирайтесь подобру-поздорову, и чтоб духу вашего басурманского здесь больше не было, и воина своего великого забирайте, нам он здесь за ненадобностью, — крикнул Иван татарскому войску, поднял свою сковороду, и пошел обратно туда, где дружина князя стояла.

Хан приказал Бугайбея оттащить, а сам думает, это ежели у Светозара простой стряпун так искусно сражается, что тогда о настоящих воинах в его дружине, с копьями и мечами, говорить. Такой страх им овладел, только он представил, как эти богатыри на его войско двинутся, что тут же повелел сворачиваться и убираться с русских земель, да поскорее. Забегали супостаты, пыль столбом поднялась. Шум, гам, крики, а когда пыль осела, от полчища басурманского и следа не осталось.

Победа! Еще громче дружина закричала, героя своего славят, воеводы в бороды улыбаются да головами кивают, на Ивана поглядывают, Мстислав руку ему жмет, радость-то какая великая, сечи да рубища избежать удалось, воинов уберегли, землю спасли.

— Ну, Иван, ай да кухарь, — обнимает его Светозар, — да какой ты кухарь, богатырь, как есть богатырь! Слава Ивану, богатырю русскому!

— Слава Ивану!!! — волной разнеслось промеж дружины.

— Полно, князь, — покраснел Иван, — чем смог, помог. Да и не я это вовсе, а вон, сковороды мои, они мне помогли басурманина этого одолеть.

Рассмеялся князь, а вместе с ним и воеводы его.

— Да, Иван, правду ты говорил, сковорода и вправду, в умелых руках и в ратных делах хороша!

А после был пир, и пусть не на весь мир, но я там тоже был, мед пил, блины ел, с дюжину точно съел, уж больно вкусными были. Кто их испек спрашиваете, а сами-то как думаете? Правильно, Иван Кашевар. Все ели его блины, да нахваливали, да пересказывали друг другу, как тот с одной сковородой ужасному Бугайбею вот такую шишку на память оставил.

А на следующий день Иван собрал свою котомку, распрощался с