Медь (СИ) - Anzholik

Девочка, любящая острые шпильки и такие же острые скальпели. Идеальный маникюр, яркую помаду и крепкий кофе. Девочка, которая идеальная сука внешне, блестящая картинка с глазами стервы. Девочка… сломанная, раздробленная в крошево, стертая внутри в порошок. Порошок же и нюхающая, ведь только под ним все кажется чуть менее мрачным и чуть более живым и внутри, и снаружи. Девочка — зависимость. Непроходящая. И от людей, и от наркотиков. Девочка, которой слегка за тридцать, с душой старухи, мозгами сдвинутой напрочь и болящим сердцем. Она та, кто давно должна разучиться любить, но любит так сильно и сокрушительно сразу нескольких, бросаясь в это все, как в омут — сразу же и с головой.

— О чем задумалась? — Шепот — интимное проявление привязанности или способ пробудить какую-либо из физических реакций. В нашем же случае с Филом — не напугать. Такая взаимная до одурения привычка выпадать из реальности и погружаться в себя, порой становится практически фатальной ошибкой, ведь не понимающие твое состояние люди довольно часто громко и резко выдергивают тебя из этого озера мыслей. Что наносит мизерными порциями, но вред и без того сломанной к чертям психике. Он это знает. Знаю и я, потому всегда благодарна такой осторожности и пониманию.

— О необъятности и многогранности твоей личности, мой идеальный лжец. — Крепкая рука обхватывает мне плечи, и я чувствую спиной первый из взаимных ударов наших сердец. — Ты начнешь спорить, если я скажу напрямую о моих планах. Потом будешь злиться, ведь давно привык к такому раскладу и все решил для себя. После укажешь на мое место, отправив латать кучу шакалов или убить ровно каждого тем же скальпелем. Но…

— Но?

— Но я все же рискну.

— Нет.

Очередной разговор о том, чтобы сделать ему операцию, о том, чтобы исправить нанесенный когда-то вред, о том, чтобы облегчить его жизнь… заканчивается однотипным и резким ответом. Я заходила с разных сторон. В разные же моменты, убеждала, объясняла, обещала. Получая постоянно это раздражающе четкое и бескомпромиссное — нет. Обижающее, но не потому, что он отказывает именно мне, обидное, ведь отказывает он самому себе в первую очередь. Совершенно забивший на здоровье, которое хрупкое, как хрустальная ножка бокала.

Очередной разговор, который толкает меня к необдуманным словам. Или, может, как раз наоборот, к слишком хорошо продуманным. Потому что я бью точечно и больно с первого же раза.

— Если ты решил медленно, но верно, убить себя, тогда я — убью его. И мне плевать на последствия. Крохам своей семьи я слишком давно не нужна. Для Джеймса совершенно заменима. А мне терять нечего, кроме тебя, — по острому стеклу его цветного взгляда я понимаю, что Фил знает, кто скрывается под призрачным «его». Есть лишь один единственный наш общий знакомый, кто настолько ненормально дорог ему, что он скорее подставится под пулю сам, чем причинит тому вред. — Я смогу убить его быстро и легко, и пусть умру следом, но это будет последним и безумно приятным моим поступком. Возможно самым верным из принятых решений.

— Хорошо, — отходит и закуривает. Расплывается в ядовитой дымке фантомной улыбки, облизав свои красивые розовые губы. — Делай свою ебаную операцию, можешь, как карты, перетасовать все сраные органы в моем теле, или добавить парочку новых, но больше никогда, слышишь меня, девочка? Никогда не смей угрожать мне его смертью. Ее я не прощу даже тебе.

— Ладно, — капитулируя, с дрожащим сердцем внутри, что начало захлебываться тахикардией, подняв руки — сдаваясь под его тяжелым взглядом, я соглашаюсь. Однако поднимающаяся волна искреннего волнения от моей грандиозной победы, просачивается искрами счастья на дне начинающих слезиться глаз, и он это видит. Но именно сейчас успокаивать не будет, потому что я провернула очень подлый и нечестный трюк, даже не попытавшись это скрыть. Нанесла ему порез, по и без того кровоточащей ране, и ему нужно время, возможно — много времени, чтобы простить. Но согласие получено, а значит, нужно разбираться с насущным — поисками хорошей операционной, ассистентами при настолько сложной операции и прочих совершенно обыденных для медика вещах.

Но планы это одно. Воплощение совершенно иное.

Внезапно над нами словно сгущается туча, непонятно с какой из сторон подъехавшие перемены кромсают привычную мрачную атмосферу. Рвут ее на неровные клочья, и в глазах людей плещется непонимание вкупе с легкой паникой. Потому что Фюрер, такой привычный, дерзкий, страшный в чем-то человек, но вызывающий уважение вопреки всему… Кажется абсолютно, бесповоротно, совершенно мертвым. Передвигаясь среди нас, он словно тень самого себя, с необъятной чернотой впавших глаз, вдруг ощущается иначе — ожившим мертвецом, который лишился сердца, а оттого и чувств.

Базу сотрясают перестройки. Народ тасуется неровной колодой, странные новые лица появляются куда чаще привычных за эти месяцы. Территория перестраивается, гибнут люди, льется кровь, а воздух заполнен запахом боли. Его боли, потому что правду говорят о том, что база — это ее глава.

И меня по большей части не пугает ни одна из перемен. Привыкшая к смерти бродящей бок о бок, давно перестала замечать вот такую нависшую над всеми перманентную угрозу.

Меня испугало другое — Фил, самопожертвованно и как-то отчаянно бросившийся спасать того, кто уже мертв. Убивая при этом себя. Намеренно, упрямо, забыв совершенно и об обещании, и как начало казаться — обо мне. Вытаскивая из дерьма раз за разом срывающегося Макса, он игнорировал растущий во мне темный нарыв, а я не смогла сидеть ровно и вылила копящуюся неизбежность на очередного мужчину из святых трех.

Франц оказался как никогда кстати, своим задумчивым видом привлекающий похлеще идеальной кукольности Фила. Молчаливый по больше части, обитающий в своем кабинете или в оранжерее в дальнем корпусе. Со ставшей какой-то тоскливо привычной внешностью неотесанного аборигена, вдруг стал в моих глазах удивительно по-мужски красивым. И если ранее он привлекал умом, опытом и профессионализмом, возбуждая скорее мозги, чем тело. Оставленная сама себе, я вдруг отозвалась на его истинную сущность всем своим существом. И одиночество бросило к нему навстречу, как на чертовы рельсы под движущийся на скорости поезд. Мне стало жизненно важно проверить тот самый блеск его вишневых глаз лишь дань красивой внешности или я могу рассчитывать на небезразличие, а значит пару капель искусственного тепла.

Ведь синтетическое… слабо греет, когда в одиночку.

Глава 3

Думать о том, как бы более естественно подвернуться под руку… не пришлось. Все произошло само собой. Стоило мне чуть