Стихи - Михаил Щербаков

Начну с рассвета,пойду к закату. Там,на закате уже весна. Покуда плыть хорошо фрегату, Пирату жить хорошо весьма.

Восток горячий хрустит поджаристо, Где-то слышен металл. Но ты,Мария,не плачь,пожалуйста, Час еще не настал. Из бури выйду,из драки вылезу, Сколь меня ни трави. Одно лишь есть,чего я не вынесу Это слезы твои.

Но час еще не настал...

Чужие люди твердят порою, Что невсамделишный я пират. Да, я не живу грабежом и кровью, И это правду они говорят.

Скорей я мог бы царей потешить, Сойти на берег, овец пасти... Но чтобы других убивать или вешать, Что вы, Бог меня упаси!

Повис над морем туман безжалостный, Белый, как молоко. Но ты, Мария, не плачь, пожалуйста, Смерть еще далеко.

Ничто не вечно, бояться нечего, Сядь, смолчи, пережди, Не верь прохожему опрометчиво, Все еще впереди.

Да... смерть... еще далеко...

И пусть вовеки не быть возврату, И все кругом застелила тьма. Покуда плыть хорошо фрегату, Пирату жить хорошо весьма.

Никто стихии не одолеет, Ни я, ни люди, ни корабли. Но не погибну, покуда тлеет Во мгле страданья огонь любви.

И я мечтаю, чтоб он пожаром стал И объял бы моря. Но ты, Мария, не плачь, пожалуйста, Это просьба моя

Одна, но есть еще и вторая: К концу последнего дня Скажи священнику, умирая, О том, что помнишь меня...

Все еще впереди... Смерть еще далеко... Не плачь!..

1986

РОЖДЕСТВО

(колебания)

От начальной, навязчиво ноющей ноты, Каковую в костеле в четверг ординарный На органе твердит без особой охоты Ученик нерадивый, хотя небездарный,

До тамтама в пещере, где высится дико Черномазый туземный кумир-недотрога, Перед коим шаманы для пущего шика Сожигают воинственный труп носорога;

От вождя монастырской общины, Говорящего вслух по тетрадке, Что миряне не суть человеки И достойны кнута и вольера, До такой же примерно картины, Но в обратном зеркальном порядке, Отраженной давно и навеки В оловянных глазах Люцифера;

От кисейной спиритки, чьи пассы Что ни ночь повергают в нокдаун И ее, и ее корифея, Колдуна-антиквара с бульвара, До вполне богомольной гримасы На лице робинзона, когда он Снаряжает бумажного змея Для поимки воздушного шара;

От фигурных могильных, нагрудных, нательных Разномастных крестов, мишуры, многоцветья До пунктирных, что спрятаны в стеклах прицельных, И косых, означающих номер столетья;

От пустыни, где город, внезапный как манна, Пилигрима пленяет повадкой минорной, До морей, чье спокойствие выглядит странно, А цунами с тайфунами кажутся нормой;

От одной ясновидческой секты, Из которой не выбьешь ни звука, До другой, не привыкшей терзаться И поэтому лгущей свободно; От усердья, с каким интеллекты Вымеряют миры близоруко, До завидной манеры мерзавца Что угодно считать чем угодно;

От письмен, где что дело что слово, До холерных низин, где пожары; От застывшего в небе салюта До морозного, смрадного хлева; От угла колпака шутовского До окружности папской тиары; От меня, маловера и плута, До тебя, о Пречистая Дева.

1991

РОМАНС 1

Давным-давно, мой бедный брат, оставил ты дела. Слепой недуг душой твоей владеет безраздельно. С тех пор, как чей-то чудный взор смутил тебя смертельно, Кумира славят день и ночь твои колокола. Ужель напрасен ход времен, и нынче, словно встарь, Стремленья наши так темны, кумиры так жестоки? Зачем, скажи, ты в этот храм принес свои восторги? Зачем так скоро жизнь свою ты бросил на алтарь?

Ужель затем, чтобы, когда она уйдет совсем, Однажды вдруг поведать мне печально и мятежно О том, что ты любил ее так искренно, так нежно, Как более не дай ей Бог любимой быть никем?.. Я знал тебя в тяжелый час и в битве, и в игре. Ты утешений не просил и головы не вешал. Но сей недуг страшней других, и я б тебя утешил, Когда б не тлела жизнь моя на том же алтаре.

Давным-давно, мой бедный брат, мне твой недуг знаком. И он знаком не только мне, сжигает он полмира. И славит гибельный огонь владычество кумира. Но сами мы его зажгли в язычестве своем. И что поделать, если уж горит огонь, горит, И все никак не стихнет дрожь от давнего испуга, И скрип колес, и шум кулис, и теплый ветер с юга Одно и то же вновь и вновь мне имя говорит...

1986

РОМАНС 2

Что отнято судьбой, а что подарено,В конце концов, не все ли мне равно? Так странно все, что было бы,сударыня, Печально, если б не было смешно. И я не тот, ничуть не лучше всякого, И Вы не та, есть краше в десять раз. Мы только одиноки одинаково, И это все, что связывает нас.

Когда один из нас падет, поверженный, Другой - и не заметит впопыхах. Зачем же я пред вами, как помешанный, И слезы лью, и каюсь во грехах? Зачем дрожу, зачем порхаю по небу, И жду чудес, и все во мне поет? Зачем, зачем... Пуская ответит кто-нибудь, Конечно, если что-нибудь поймет...

Простите мне, что диким и простуженным Ворвался к вам средь зимней тишины. Не то беда, что я давно не нужен вам, Беда - что вы мне тоже не нужны... И все ж - сама судьба с ее ударами, Капризами и ранами потерь Ничто пред блеском ваших глаз, сударыня, Он светит мне... Особенно теперь,

Теперь - когда невзгоды приключаются Все чаще, все смертельней бьют ветра, И кажется, что дни мои кончаются, И остаются только вечера... Сияйте ж мне, покуда не отмечено Печатью лет ни сердце, ни чело! И, видит Бог, сказать мне больше нечего, Да больше - и не скажешь ничего...

1985

РОМАНС-МАРШ

Порою давней, хмельной да резвой, Твои считал я имена, но бросил счет. Звалась ты Мартой, звалась Терезой... Не знаю, кто и как теперь тебя зовет.

Всегда внезапно, всегда поспешно Встречались мы, где только случай выпадал. От Люксембурга до Будапешта Следил я странствия твои, потом устал.

Деля разлуку на сто и двести, Я понимал, не услыхав ни "нет", ни "да", Что никогда мы не будем вместе, Но и навеки не простимся никогда.

Шутя исчезнешь, легко возникнешь, Изменишь подданство, марьяж осуществишь, Но от меня ты едва ль отвыкнешь И мне отвыкнуть от себя не разрешишь.

Письмо примчится - с невнятной маркой, На невозможном языке, Бог весть о чем. Была ты немкой, была мадьяркой... Кто ты теперь, не разберу и с толмачом.

Да много ль ты мне напишешь, кроме Расхожей истины, что всюду - как везде? О новом муже, о новом доме, О местной моде, о погоде, о дожде...

О том, какая в гостиной ваза, Какой фонтан в твоем саду, какой бассейн... А по-немецки - в конце три раза: Auf Wiedersehen! Auf Wiedersehen! Auf Wiedersehen!

1990

СТИХИ О ПРЕКРАСНОЙ ДАМЕ

Для тех несчастных, кто словом первым И первым взглядом твоим сражен, Ты есть, была и пребудешь перлом, Женой нежнейшей из нежных жен.

В округе всяк, не щадя усилий, Трубит, как дивны твои черты... Но я-то знаю, что меж рептилий Опасней нет существа, чем ты.

Под нежным шелком, сквозь дым фасона, Свиваясь в кольца, как напоказ, Блистает туловище дракона! Но этот блеск не для третьих глаз.

Для третьих глаз - ты в нарядной блузке Сидишь изящно, глядишь светло, Читая что-нибудь по-французски, К примеру, Шодерло де Лакло...

Не только зубы, но также десны И даже губы твои, клянусь, Столь кровожадны и смертоносны, Что я и сам иногда боюсь.

И тем смешней слепота, с какою Очередной обреченный франт, Рисуясь, точется пред тобою, Как дрессированный элефант.

Отмечен смертью любой, кто страстью К тебе охвачен, любовь моя! Однако, к счастью или к несчастью, Об этом знаю один лишь я.

А я не выдам, не беспокойся. Чем навлекать на себя грозу, Уж лучше сам, развернувши кольца, Прощусь - и в логово уползу.

1990

ТРУБАЧ

- Ах, ну почему наши дела так унылы? Как вольно дышать мы бы с тобою могли! Но - где-то опять некие грозные силы Бьют по небесам из артиллерий Земли.

- Да, может и так, но торопиться не надо. Что ни говори, неба не ранишь мечом. Как ни голосит, как ни ревет канонада, Тут - сколько ни бей, все небесам нипочем.

- Ах, я бы не клял этот удел окаянный, Но - ты посмотри, как выезжает на плац Он, наш командир, наш генерал безымянный, Ах, этот палач, этот подлец и паяц!

- Брось! Он ни хулы, ни похвалы не достоин. Да, он на коне, только не стоит спешить. Он не Бонапарт, он даже вовсе не воин, Он - лишь человек, что же он волен решить?

- Но - вот и опять слез наших ветер не вытер. Мы побеждены, мой одинокий трубач! Ты ж невозмутим, ты горделив, как Юпитер. Что тешит тебя в этом дыму неудач?

- Я здесь никакой неудачи не вижу. Будь хоть трубачом, хоть Бонапартом зовись. Я ни от чего, ни от кого не завишу. Встань, делай как я, ни от кого не завись!

И, что бы ни плел, куда бы ни вел воевода, Жди, сколько воды, сколько беды утечет. Знай, все победят только лишь честь и свобода. Да, только они, все остальное - не в счет...

1986

У НАС ОПЯТЬ ЗИМА

У нас опять зима. Снега идут кругами, Свершая без конца свой мерный хоровод. И словно сметено былое в урагане, Укрыто под снегами, и вновь не оживет.

Уже не зазвонят разрушенные башни, И шепотом домашним не скажутся слова. И женщины мои живут тоской вчерашней. Не так уж это страшно, как кажется сперва.

У нас опять зима. Лишь горькие известья Напомнят иногда о том, что не сбылось. И прежние друзья находятся в отъезде. Еще как будто вместе. Уже как будто врозь.