Письма с Донбасса. Всё, что должно разрешиться… - Захар Прилепин

И здесь началось противостояние сил, где первые, настроенные на возвращение в Россию, заведомо должны были проиграть вторым, настроенным на нечто противоположное.

За вторыми стояла государственная машина, имеющая тысячи и тысячи возможностей карать, давить, сажать и убивать – и не быть за это наказанными. За ними стояли колоссальные финансовые возможности.

Первые не могли выиграть ни при каких условиях.

Как-то у Захарченко была свободная минутка, и я попросил его рассказать, как всё было – его глазами – по порядку.

– Всё по порядку, – повторил он, и тут же начал рассказ, одновременно разыскивая глазами на столе, куда положил пачку сигарет. – Когда начался Майдан, Донецк в очередной раз смеялся над Киевом. Это была украинская традиция: каждую осень скакать на Крещатике. Поэтому наш город как работал, так и работал. Ну да, они там прыгают и хотят в ЕС, а мы хотим в Таможенный союз. Надеялись, что будет референдум по этому поводу. Никто не ожидал, что так всё произойдёт. Но когда начались столкновения с «Беркутом», народ здесь начал понемногу активизироваться.

– А где вы были, чем занимались в этот момент?

– У меня был свой бизнес, им я и занимался. Осознание у меня появилось тогда, когда я поговорил с теми, кто вернулся с Майдана. Вот тогда меня это начало тревожить.

– А кто оттуда возвращался?

– Наш «Беркут»: многих из них я лично знаю, и они рассказывали, что́ там действительно происходило.

Но сдвиг у меня произошёл даже не от этих разговоров. В один прекрасный зимний вечер я сидел дома, за ноутбуком, и наткнулся на выступление главы харьковского «Оплота» Евгения Жилина – ролик под названием «К нам пришла война». И меня поразила одна вещь: когда «отец» польский или греко-униатский призывает огнём и мечом выжечь Донбасс. Избивают «Беркут», горят дома… Я этот ролик просмотрел раз десять. Я вообще редко пью один, но в этот вечер я выпил три бутылки водки. Я посмотрел и вспомнил своего деда, вспомнил своего прадеда, в общем, во мне всё перевернулось.

Я выезжал в Черкассы, в Харьков два раза ездил: когда там штурмовали администрации. В Запорожье тоже был. Если вкратце: я вскоре разочаровался в движении, которое занималось захватом административных зданий: бейсбольные биты, прочее. Не то.

Рванул на Киев. Попал уже на финал всего этого действия – был февраль, точно не помню, какое число – 10-е или 11-е – и мы там простояли дней восемь. И, когда Янукович всё сдал, в ночь на 22-е мы ушли, потому что уже было опасно в Киеве оставаться. И на самом деле еле спаслись.

«Тот человек, или те люди, – думаю я, – которые упустили тогда Захарченко со товарищи: как им теперь хочется укусить свой локоть».

– У вас там уже была своя команда? – спрашиваю.

– Было очень много донецких. Я пошёл в Мариинский парк, там из Донецка, из Макеевки ребята уже стояли. То есть отдельной команды не было: знакомились на месте, и первый костяк ячейки противостояния сформировался со мной в Киеве. Последний из их числа недавно умер, Лёха Титушка.

– То есть… все погибли?

– Да. Последним умер Лёха. У него было ранение в ногу, началось осложнение, он не просил ничего, даже не обращался к врачам. Заражение крови – и скончался. После ранения три месяца пожил и не вытянул пацан.

…Когда мы уезжали из Киева, и по нам стреляли из боевых автоматов, из настоящего боевого оружия, я понял, что это всё смешно, чем мы вооружены: травматические пистолеты, цепи, кастеты. И я, наверное, был тогда более радикален, чем все остальные.

Я уже тогда предлагал брать в руки оружие и заниматься настоящими мужскими делами, которыми уже занимались на той стороне… Раскол был, кричали, что это преждевременно.

Вернувшись, я создал свою ячейку и назвал её «Оплот Донбасса».

Официальный представитель МИД Донецкой народной республики Константин Долгов – свидетель того, как всё это было в Харькове; он там жил и работал.

Мы встретились с ним в фойе одной донецкой гостиницы: я ему позвонил, он приехал минут через десять. Либо проезжал мимо; либо дел у МИД ДНР пока не так много.

Долгов – невысокий, миловидный мужчина, по виду – удачливый столичный парень: такие в России представляют законченную и не переубеждаемую буржуазию.

В этом смысле у меня сразу случился слом шаблона. Тип лица – не совсем славянский; я, недолго думая, спросил, что за южный народ замешался в род к Долговым. Оказалось: дед грек; обычная вещь на Украине.

– Родился в Харькове, в 1979-м, – рассказал Долгов, сразу заказав себе кофе, и в течение разговора выпив несколько чашек (алкоголя он не пьёт совсем). – В прошлой жизни у меня было своё PR-агентство. В 2012 году появилась тема Таможенного союза. В продвижении этой темы я принимал участие по идеологическим соображениям: мне это было близко. В плане идеологии я убеждённый человек, если не сказать – отмороженный. Убеждения мои сложились ещё в 2004 году, когда был первый майдан, когда началась героизация УПА. С тех пор «сепаратирую».

– Как у вас в Харькове всё начиналось?

– 22 февраля в Харькове собрался съезд. Главной и, может быть, единственной ошибкой харьковчан, как, впрочем, и жителей других регионов Юго-Востока, была надежда на местную власть. Съезд вполне напоминал сепаратистский. Я там был в рядах зрителей.

Все были с Георгиевскими ленточками – Кернес, Добкин и другие ребята. Ждали Януковича, но он так и не появился на этом съезде – просто струсил.

В кулуарах говорили, что в стране произошёл антиконституционный переворот. Что до наведения конституционного порядка власть переходит к местным советам. Это всех устраивало и в резолюции было отражено. Был проект Миши Добкина, который просуществовал один день, назывался он «Украинский фронт».

Съезд проходил во Дворце спорта, а на улице была собрана сцена, для трансляции этого события. Ещё не успели разобрать сцену, когда в тот же день, вечером, Добкин и Кернес полетели на встречу к олигарху Игорю Коломойскому, где были приняты диаметрально противоположные решения. Это и понятно – Коломойский был одним из спонсоров Майдана, а Кернес – младший бизнес-партнёр Коломойского. В итоге они полностью переметнулись.

Ситуация на тот момент выглядела примерно так: Янукович сбежал, в Киеве происходит что-то жуткое, и что будет дальше, никто не знает. К тому же, здание Харьковской гособладминистрации вечером 22-го числа заняли бандеровцы. Частью привезённые, частью местные, 50 на 50.

– Писатель Сергей Жадан был среди них?

– Да. Он ещё в 2004 году был комендантом палаточного городка всей этой сволочи…

И 23 февраля мы уже обнесли памятник Ленину своим палаточным городком.

Для меня всё происходящее стало очень интересным и уникальным жизненным опытом. Я занимался политконсалтингом и запасы профессионального цинизма во мне были накоплены достаточно серьёзные. Проще говоря, я не верил в соотечественников.

Я знал, что любой митинг можно собрать за деньги.

Вообще, тот, кто проработал в СМИ более пяти лет, – это человек с деформированной психикой, циник…

И я просто офигел, когда увидел на нашей площади в Харькове (самой большой в Европе, второй по размеру в мире, после Тяньаньмэнь) сто тысяч человек. Люди пришли сами и им никто не платил. И я пересмотрел свои взгляды.

– Сто тысяч?!

– Да, 1 марта был митинг, на котором было сто тысяч человек. Люди потому и собрались на площади, что администрацию захватили какие-то бандеровцы. Добкин с Кернесом пытались перехватить инициативу, поставили сцену со звукоусиливающей аппаратурой и начали такую жвачку, что, типа, нам нужен мир, мы в рамках действующего законодательства призываем вас…

«Бандерьё» почувствовало безнаказанность и стало дерзко себя вести: кидать камни и прочее. Но, представляете, какая-то жалкая кучка и – толпа. Народ пошёл на штурм. Кернес это увидел, и они быстро свернулись и уехали. Штурм продолжался минут десять. «Бандерьё» выбросило белый флаг. Мы тут же сделали коридор, чтобы избежать физической расправы над ними. Визитёров выводили на эту же сцену – спасибо Добкину и Кернесу, что её построили, – заставляли становиться на колени и извиняться перед харьковчанами. Это был порыв души харьковчан, ничего не поделаешь.

Ошибкой было передать этих задержанных в руки милиции, но их передали. После чего визитёров отпустили. И никто из тех людей, что заняли администрацию, не был подвергнут никакому наказанию. В то же время, участники штурма 1 марта до сих пор подвергаются уголовному преследованию: ряд ребят сидит, некоторых удалось обменять. То есть, они считают, что это мы его захватили. А мы его освободили!

В любом случае доверяться милиции было нельзя, хотя низовой состав был там абсолютно за наших.

Накал страстей не спадал и после 1 марта. Каждое воскресенье был митинг. Народ жаждал речей, любил ходить по улицам!

Но очень быстро стало понятно, что мы заложники прежней недальновидной политики. Дело в том, что на одну пророссийскую общественную организацию в Харькове уже были сотни общественных организаций, которые продвигали тему НАТО, гендерное равенство, однополые браки и прочую немыслимую чепуху. Даже помощь бездомным животным – и ту осуществляли организации, которые сидели на грантах. Сотрудничество с пророссийскими организациями явно было не на уровне, и более того – носило характер скоморошества. В итоге: у огромного народного пророссийского движения не было лидеров.