Священник в 1839 году - Жюль Верн

Отъявленный головорез умел хладнокровно и точно исполнять все, что приказывали.

Иное дело — Пьер. Для своих лет (а выглядел он на 25–30, не больше) Пьер был неплохо образован, много размышлял и всегда оставался серьезен. У него еще не выработалась привычка к преступлению, но желание, страсть к нему уже томила его сердце. Молодой человек не любил суеты и вообще какого-либо движения, он часто замирал где-нибудь в темном уголке, напоминая каменное изваяние. Только в глубине глаз сверкал огонь.

Пьер бывал неловок и несуразен, сумрачен и угрюм, но при необходимости умел скрывать свои истинные чувства и настроения. Порой даже казалось, что это тело без души. Но в другой раз он вдруг оживал, огонь, прятавшийся в уголках глаз, вырывался наружу, и тогда Пьер преображался. Он не был импульсивен,[31] и возбуждение нарастало постепенно, как бы накапливая силы, поначалу незаметно, исподволь. Никто и не подозревал, какая буря могла разразиться в следующую секунду.

Пьера снедали страсти. Однажды открыв им сердце, он уже не мог, да и не хотел с ними бороться. Точно заядлый игрок, увязал все глубже и невозвратнее, видя, как гибнут надежды и как проходит жизнь… Все рушилось, а он лишь взирал на это со стороны.

Где же брал он силы? Не знаю: последуем за ходом событий, быть может, придет час, который все объяснит.

Старая Абракса — натура не из простых. Она без труда переходила от гнева к благодушию, от смятения к радости, от ощущения тщеты и безнадежности к веселью и буйству, от фантастики к реальности. Эта, с виду тщедушная, старушонка на самом деле была настоящим монстром и могла с высоко поднятой головой пройти по трупам.

Абракса и Мордом составляли прекрасную парочку, тем более что знали они друг друга с незапамятных времен и, как люди, успевшие вместе состариться, чувствовали и думали одинаково.

Для натур праведных, справедливых и умеренных в своих желаниях спокойствие, согласие и трезвый расчет — жизненная необходимость и основа мировоззрения. В любви, справедливости, истине они видят единственную цель существования. И нет иной возможности достичь этой цели, как только пройти путь, отведенный тебе Богом, усыпан ли он розами или усеян терниями, прям ли или извилист, его нужно пройти, шаг за шагом, день за днем. Окольных дорог нет. Надо идти вперед. Люди, избравшие поводырем своим благонравие, так и поступают.

Избравшему же целью своей порок дано множество путей. Что ожидает его на каждом из них, предвидеть нельзя, но точно известно, к чему придет такой человек — козлу. Одни, и таких великое множество, уже нашли свою смерть. Другие проводят жизнь в разврате и предательстве — их тоже немало. Всяк по-своему приходит к греху. Несчастному кажется порой, что зло у него в услужении, как хочет, так и повернет судьбу — свою ли, чужую ли. Но зло захватывает душу и помыслы; бедняга ходит по лезвию ножа, балансируя волнующим воображение «все могу», но на самом деле не он правит бал. Зло ведет его за собой, и ему уже никогда не свернуть с выбранного пути.

Нет в такой жизни ни согласия, ни спокойствия, ни дружбы. Один лишь беспорядок, путаница, смятение, суета.

Но возьмем человека, дошедшего до высшей степени зла, продавшего душу дьяволу и находящего в этом наслаждение. О! Тогда, я полагаю, между такими людьми вполне возможно сердечное согласие. Зло для каждого из них — единственная цель в жизни, вытеснившая все остальное, единственная дорога, единственное предназначение.

Вот почему Абракса и Мордом жили в мире и согласии. К тому же старую колдунью нельзя было превзойти в преступлениях. Она знала столько дьявольских, таинственных средств, волшебных заклинаний, магических[32] заговоров, что буквально завораживала этим Мордома.

Абракса — это мысль, идея преступления. Мордом — исполнитель. Она — мозг, он — руки. Она — активна, рассудительна и прозорлива, он — слеп и пассивен. Хозяйка и ее собака. Правда, Мордом терпеть не мог упреков и нотаций, а потому иногда огрызался и даже угрожал старухе…

Но вернемся к нашему повествованию. Абракса успела приготовить некое подобие ужина. Комнату наполнил приятный аромат. Должно быть, стряпуха положила в котел ей одной ведомые ароматические травы, что делало угощение не изысканным, но, тем не менее, возбуждающим зверский аппетит. Картину довершали две бутылки вина.

— К столу, друзья мои. Усаживайтесь. Ешьте молча, расслабьтесь и выкиньте все из головы. Да хранит вас Сатана.

Ничего не ответив, Мордом и Пьер уселись за стол. Мордом ел да причмокивал. Сразу видно, что в чем, в чем, а в еде он толк понимал: ничто другое в этот момент не интересовало его.

Пьер завидным аппетитом не отличался. Однако даже и на его лице читалось спокойствие и умиротворенность.

Старуха, выпив стакан подсоленной воды, пробормотала себе под нос какие-то заклинания и внезапно возвестила:

— Дети Дьявола, слушайте меня и отвечайте! Сегодня вечером мы потерпели неудачу. Ваши ошибки очевидны. К примеру, ты, Пьер…

— Надоело! Ну, ошибся, — мрачно отвечал Пьер, — нечего поминать об этом каждую минуту. Чего после драки кулаками махать?

— Разве ошибку нельзя исправить? Подумай. Разве мы не обладаем могучими чарами, разве не знаем магических слов, не умеем гадать, не понимаем языка птиц и зверей? Неужели ты сомневаешься в моем могуществе? — Старуха пришла в ярость, лицо ее преобразилось и стало таким ужасным, что мужчины в страхе отпрянули. — А коли ты сомневаешься, я брошу тебя! Что ты будешь делать на грешной земле, презренный червь, без моих чар? Что ты можешь, если я не призову тебе на помощь нечистую силу? Что ты значишь без меня? Я спрашиваю: кто указал на старую церковь? Кто научил использовать ее? Кому под силу придумать такой план? Он не удался, но кто тому причиной? Тебе не хватает терпения, Пьер, ты не умеешь дождаться нужного момента; ты слишком дерзок и безрассуден. Оставим это обыкновенным преступникам. Мы, которым подвластно все, которым с рождения уготовано место в аду, должны следовать собственным путем.

— Так в чем же моя ошибка? Как я мог овладеть Анной?

— Анна, Анна! Все время она. Я не ревнива. Я люблю тебя, но моя любовь не стоит костью в глотке. Я люблю тебя, как волчица любит своих малышей. Не отказывайся от меня. Мне не нужна сладострастная любовь, мне нужно твое доверие, вера в меня и в мои силы; я желаю тебе только счастья. Хочу завладеть Анной, завладеть ею для тебя, соединить вас вечными узами. И пусть на брачной постели ты впервые почувствуешь, как горит все твое тело. Ведь ты невинен, невинен! Девственник!

— Ах! Замолчи, старуха! Ты видишь меня насквозь, но как же я устал от этого.