В джунглях Амазонки. - Эльгот Лендж

Во время остановки в Манаусе, столице штата Амазонки, на пути с Атлантического океана к бразильской границе я познакомился с одним англичанином, незадолго до того бывавшим в районе реки Жавари, и он подтвердил существование этого дикого племени каннибалов, причем англичанин усиленно отговаривал меня от путешествия в их страну, пугая всевозможными ужасами.

До сих пор я не испытал никаких ужасов, которыми меня стращали. Индейцы, с которыми мне приходилось встречаться, курили длинные сигары, ходили в розовых или голубых пижамах и были столь же мирны, как бразильцы.

Узнав о предполагавшемся отплытии баркаса, я немедленно отправился к его владельцу. Эго был бразилец Педро Смит, любезность которого я никогда не забуду. Он согласился предоставить мне место на своем баркасе, но отказался от всякой платы за проезд, мотивируя тем, что не может предложить никаких удобств на маленьком переполненном судне и что путешествие не лишено было известного риска. Он тоже отговаривал меня от моего намерения, но я настоял на своем.

Итак, я стал собираться в путь. Мне казалось, что у меня были все принадлежности и вещи, необходимые для такого путешествия. Я располагал зеркальной фотографической камерой с затвором большой скорости, рассчитанным на съемку животных в движении, и ландшафтной камерой е десятью дюжинами фотографических пленок и соответствующим количеством фотографической бумаги. Принимая во внимание трудность путешествия, я решил проявлять пленки в пути и там же печатать во избежание риска испортить непроявленные пленки при каком-нибудь несчастном случае.

Шприц для подкожного впрыскивания, хинин, несколько хирургических ножей дополняли мою примитивную домашнюю аптечку. Позднее все это оказалось необычайно ценным. В тех районах, куда я проник, медицинская помощь, как мне пришлось убедиться, совершенно неизвестна.

Вооружение мое состояло из автоматического револьвера и нескольких сот патронов, и в течение многих недель этот револьвер был единственным средством, с помощью которого я добывал себе скудную пищу.

В день отплытия я с раннего утра был уже на берегу. Все мои спутники оказались добывателями каучука, направлявшимися на плантации вверх по реке. Наше судно называлось «Каролина» и имело сорок футов в длину. На палубе к моему приходу скопилась уже большая толпа пассажиров, а новые все подходили и подходили. К моему крайнему удивлению, судно должно было принять сто двадцать пассажиров и несколько тонн товара. Загадка, каким образом поместится груз, несколько разъяснилась, когда я увидел, что к каждому борту судна прикрепили по плашкоуту. Кроме того, подъехала целая флотилия челнов, которых привязали канатом к корме судна, но мне пояснили, что никто из пассажиров не займет постоянного места на этом вспомогательном флоте. Мне стало ясно только одно, что маленькое судно старого образца со своей машиной в двенадцать лошадиных сил, имея на буксире такой флот и плывя против сильного течения, не разовьет особенной скорости.

Каждый фут на палубе был занят добывателями каучука и их семьями. Всюду висели гамаки, в два ряда прикрепленные к столбам, поддерживавшим крышу. Между гамаками висели резиновые сумки с пожитками. На крыше громоздилась беспорядочная куча куриных клеток с пернатыми обитателями; там же копошились и люди.

Посредине каждого плашкоута был чулан, и мне великодушно предложили расположиться в одном из них на время путешествия. Помещение имело шесть футов в ширину и восемь в длину и содержало множество самых разнообразных предметов, необходимых для добывателей каучука. Здесь были винчестеры в большом количестве, широкие ножи «мачете», без которых в джунглях нельзя обойтись, и табак в длинных свертках. Были здесь и запасы коньяку, который продавался по 14 долларов за бутылку, и всевозможные консервы, начиная с мяса и кончая грушами.

Все с нетерпением ждали момента отплытия. Наконец, в два часа прибыл владелец судна, чтобы пожать на прощанье всем руки. По окончании этой процедуры и довольно продолжительной болтовни он дернул веревку парового свистка, давая тем официальный сигнал к отплытию. Но тут оказалось, что не хватало одного кочегара, а без него нельзя было двинуться в путь. Целых сорок минут давали свистки без всякого результата. Наконец, долгожданный джентльмен пошатываясь вышел из пивной и не спеша направился к судну. Ему удалось благополучно добраться до борта, и мы, наконец, отошли от берега, сопровождаемые шумными криками и прощальными выстрелами.

ГлаваIV ПУТЕШЕСТВИЕ ПО РЕКЕ ИТАКУАИ

ельзя сказать, чтобы на судне было очень удобно. Люди находились всюду. Они лежали в гамаках, валялись прямо на палубе, а некоторые растянулись на сундуках и сумках. Кошке трудно было бы пробраться сквозь эту компактную массу мужчин, тараторящих женщин и плачущих детей. Но мое раздражение скоро прошло — я подпал под обаяние Амазонки и забыл о таких мелочах, как личные удобства. Пароход огибал один поворот реки за другим, и перед глазами проплывал все тот же великолепный лесной ландшафт. Иногда выделялось гигантское черепаховое дерево (матамата), сплошь покрытое роскошной листвой. Но это — чужие перья: вьющиеся растения, разнообразные цветущие лианы покрывают его от корней до самой верхней ветки. Они высосут жизненные соки из этого лесного гиганта, пока он не свалится от бури.

Среди деревьев вдоль всего берега кишит разнообразная жизнь. Ярко окрашенные птицы мелькают в ветвях. Раздается какая-то нервная болтовня, мелькают коричневые туловища, прыгающие с ветки на ветку или свешивающиеся с вьющихся растений. Это обезьяны. Они некоторое время, движимые любопытством, следуют за пароходом по деревьям вдоль берега, а затем исчезают.

Кто бы мог подумать, что эти деревья, окаймляющие берег на протяжении сотен миль, такие красивые на вид и безвредные днем, выдыхают по ночам ядовитые испарения, вызывающие злокачественную лихорадку?

Ни один пейзажист с самой богатой фантазией не мог бы придумать таких комбинаций красок и форм, вечно меняющихся, как в калейдоскопе, обнаруживая все новые прелести. Высокую, стройную пальму в ее скромной красоте можно увидеть рядом с белым стволом дерева эмбоба, верхушка которого имеет форму зонтика; весь ствол грациозно задрапирован лианами, корни которых свешиваются вниз до самой воды или соединяются и переплетаются, образуя завесу из листьев.

Большое наслаждение получил бы от путешествия вверх по реке и орнитолог. Сто раз в день стаи маленьких попугайчиков с писком пролетали над нашими головами и исчезали за деревьями. Крупные попугаи — зеленые, синие и красные — летали парами, испуская пронзительные, резкие крики, а иногда маленькая цапля эгрет со своим драгоценным белоснежным оперением, грациозно размахивая крыльями, останавливалась над нами, выбирая место, куда бы спуститься среди низкого кустарника у самого края воды. Темно-синий тукан, или перцеяд, с огромным красным и желтым клювом иногда внезапно появлялся и, каркая, странными, порывистыми движениями взлетал вверх. Несколько раз я видел светло-зеленых ящериц в 3–4 фута длиной; они лежали обычно на ветках упавших деревьев и стремительно убегали от нас.