Марш Акпарса - Аркадий Крупняков

Мурза указал на узел:

—        Иди посмотри. Там все твое.

Эрви медленно развязала узел и стала тихо перебирать доро­гие украшения, одежды, каких раньше не только не держала в руках, но и не видела. Тем временем Кучак разделся и лег под одеяло.

—        Посмотришь потом,— сказал мурза,— сейчас иди ко мне, погрей мою постель.

Эрви откинула узел в сторону, встала и твердо сказала:

—        Нет, мурза. Твоей я не буду никогда. Теперь, когда мои род­ные далеко и в безопасности, в этом нет нужды.

—        Ах ты, змея! — зарычал мурза, поднимаясь.— Над кем сме­яться вздумала? — Втянув голову в плечи, растопырив руки, мурза пошел на Эрви. Девушка отпрыгнула в сторону, схватила свою одежду. В ее руках сверкнул нож.

—        Только дотронься, я убью тебя и себя!

—        Эй, джигиты! Взять ее!

Охранники, словно волки, ворвались в шатер, схватили Эрви, завернули руки назад. Страшная боль в плече заставила девушку вскрикнуть, ноги ее подкосились, и она повисла на руках слуг мурзы. Кучак поднял нож, выпавший из рук Эрви, попробовал лезвие на палец, усмехнулся.

—        Дура ты, Эрви. Совсем глупая. Ради чего терпеть боль? Я знаю, ты думаешь о муже, а он, как заяц, бегает в лесу.

Эрви подняла голову, глянула на мурзу глазами, полными не­нависти, хотела крикнуть, что ее муж собирает сейчас силу, чтобы завтра оторвать мурзе голову, но сдержалась. Кучак поставил ее на ноги, убрал с лица прядь волос.

—        Ты, как луна в зимнее время,— яркая, недоступная. Хочешь, и сделаю тебя своей женой? Смирись — и будешь ходить в золоте и в шелках. Мой дворец...

—        Я принадлежу Аказу и никогда не буду женой другого. Зачем мне золото? Зачем твой душный дворец? Ты сказал, я чужая. Это было бы верно, если бы я поменяла мои родные воль­ные леса на тряпки и золото. А я лучше умру, но женой твоей не буду! Ты мне противен, мурза!—Эрви говорила эти слова спокойно потому, что страх ушел из ее сердца, оставив одну ре­шимость: или сохранить свою честь, или умереть. Мурза, угрюмо взглянув на слуг, дал им знак уйти, и когда те вышли из шатра, начал говорить:

-                       У меня в гареме двадцать бикечей, в моих руках перебы­вало сотни наложниц — неужели ты думаешь, что каждую я уго­варивал, как уговариваю тебя? У меня достаточно силы, чтобы вкрутить тебя, свить из тебя плеть. Зачем тебе это? Лучше сми­рись, и я отпущу завтра тебя к мужу --- Нет!

—        Ну, посмотрим, как ты запоешь сейчас!

И Кучак взял с шатровой стойки плетку.

—        Я не боюсь тебя!— крикнула Эрви.— Бей! Ну, бей! Вчера ты зарезал старика, сегодня женщину убей, а завтра привяжи к дубам детей. Какой дурак назвал тебя могучим?

Эти слова отрезвили Кучака. «Правду сказала женщина, — по­думал он,— с кем я воюю? Мои джигиты в душе, наверное, сме­ются надо мной. И прав старый Хайрулла — это кончится плохо». Опустилась поднятая над головой нагайка. Черенком ее мурза отодвинул штору у входа, крикнул:

—        Эй, Хайрулла! Скажи, чтобы седлали лошадей. Мы уходим.

Этого приказа словно ждали. Упали полотнища шагра, Хай­рулла мгновенно свернул их, унес в повозку. К мурзе подвели жеребца, и он вскочил в седло.

—        А эту?— спросил Хайрулла, показывая на Эрви.

—        Связать — и на повозку.

Подбежали аскеры, перехватили девушке веревками руки и ноги, подняли, понесли. Эрви закричала:

—        Аказ! Меня увозят! Спаси меня, Аказ!— Ей заткнули рот тряпкой.

Только один Пакман услышал этот крик. Он подбежал к Мырзанаю, заскулил:

—        Отец! Ее увозят. Ты говорил мне...

—        Не ной Потешится—отпустит. Возьмем ее в наш дом. Через нее Казань нам будет еще ближе...

Рядом появился мурза, его конь, предчувствуя далекую дорогу, нетерпеливо переступал с ноги на ногу.

—        Я вижу—властелин собрался уезжать?—Мырзанай вышел навстречу Кучаку.

—        Пора домой,— ответил мурза.

—        Что мне прикажешь делать?

—        Ты оставайся лужавуем Аказа привезешь в Казань. Людей держи в страхе и покорности.

—        Все сделаю как надо. Слуги верней у тебя не будет

Всю ночь Аказ метался по лесу — искал Эрви. Встретил Мамлея, принялись искать вместе. Находили друзей, прятавшихся в чащобах, встречали женщин, детей, стариков, но Эрви так нигде и не нашли.

АК А З

Пострадавшие от пожара собрались около дома Туги. Раньше тоже бывали беды, и лужавуй перекладывал их на плечи всех, по­могал погорельцам. На это люди надеялись и сейчас. Многие только здесь узнали, что Туга ранен. Они толпились около ворот, ждали старейшин. Наконец, со двора вышли Аптулат, за ним Сарвай и Эшпай. Аптулат спросил Ятмана:

—         Посыльные вернулись?

—         Все как один.

—         Аказа не нашли?

—         И Янгина нет, и Ковяжа...

—         Ковяж на дворе около отца.

Возле изгороди показались Мырзанай и Атлаш.

—         Мир вам, старейшины,— поклонился Мырзанай.— Надежда есть?

Сарвай махнул рукой, ничего не сказал. К старейшинам по­дошли Ятман, Урандай, Япык-коробейник — все седые, всем почти по сотне лет.

Аптулат оглядел их, сказал:

—         И жизнь, и смерть стоят у изголовья Туги рядом. Что бу­дем делать, старики?

—         Просить у бога милости,— прошамкал Япык.— Еще раз жертвы надо принести.

—         Три раза разводили жертвенный костер — ему не легче.

—         И Аказа нет...

—         Он погиб, наверно,— сказал Атлаш.

—         Зачем так говоришь?—возразил Эшпай.— Не надо.

—         Сами посудите... Он мог бы отпустить Эрви в шатер мурзы?

—         Старейшины!— Мырзанай выступил вперед.— К чему стро­ить догадки? Не время. Нынче Горный край остался без лужавуя. Пока мы тут все вместе, надо думать...

—         Туга еще не умер, Мырзанай,—напомнил Сарвай.

—         Но умрет все равно!—крикнул Атлаш.

—         Тебе, Атлаш, не стыдно?—Аптулат кивнул головой в сторо­ну двора.— Ты слышишь женский плач?

—         Нам не с руки слушать, как воют бабы,— жестко произнес Мырзанай.— Оглядитесь: люди — без крова, дети — без еды. Надо кому-то поручить заботы...

—         Мырзанай прав,— тряхнув бородой, сказал Урандай,—Люди ждут.

—         С каких эго пор ты, Мырзанай, о нас и наших людях стал заботиться?—спросил Эшпай.— Твои илемы не пострадали.

—                   Зря, сосед, так говоришь. Расскажи ему, Атлаш, как мы от верной смерти вас спасли, как у шатра мурзы в грязи валялись,

вымаливая вам пощаду. Кучак и нас мог бы к дубу привязать.

—        Не ври. Нас спасла Эрви!—вспыхнул Эшпай.

—        Я тебе говорил, Мырзанай, не надо из-за них класть голову волку в пасть. Они, неблагодарные, не поймут.

—        Погоди, Атлаш, не в этом дело...

—        Нет, в этом. Вот сейчас придет Боранчей. Что скажете вы ему, когда он спросит про свою дочь?

—        Боранчей сам был с нами в заложниках!—крикнул Эшпай.

—        Был? Но разве он хотел, чтобы вы в обмен за свою жизнь отдали его дочь? Почему он избит, а вы целехоньки?

—        Эрви сама пришла в шатер, Атлаш,— сказал Аптулат.— Нашей вины в том нет.

—        Эрви сама не знает, что творит, а вы и рады. Лишь бы сохранить свою шкуру. Когда она пришла к шатру...

—        Ты, Атлаш, очень много знаешь,—язвительно сказал Сар- вай.— Как будто ты всю ночь сидел в шатре мурзы.

—        Я не сидел в шатре! Я мурзу увидел в дубовой роще, когда он вез Эрви, привязанную к седлу. Я упрашивал, но он не согла­сился ее отдать...

—        Послушайте, старики. Да они все врут,— перебил Атлаша Эшпай.— Мырзанай только что хвастался, что вызволил нас из рук мурзы, а Атлаш говорит, что видели они Кучака, когда он вез Эрви. Мы же были отпущены раньше.

—        Народ обманывать не надо,— согласился Урандай,— стари­кам говорить неправду стыдно.

—        Воля ваша, старики. Вы можете нам не верить,— обиженно произнес Мырзанай,— но мы сказали правду. И скоро вы об этом узнаете.— Отойдя в сторону, прошипел на ухо Атлашу:— Испортил все! Теперь нам в это дело соваться нельзя. Теперь надо Ковяжа вместо Туги. Он старший в роде.

—        Старший Аказ. Если придет — его выберут.

—        Был бы жив — давно пришел бы...

Старый Туга умирал.

Сидит у изголовья Туги древний Сарвай, трет пальцем воспален­ные глаза. Он, говорят, намного старше Туги, а вот жив еще. Си­дит, свесив голову, Эшпай—лучший друг Туги. Тут же рядом с ним Алдуш и Атлаш. Япык-коробейник тоже тут. Хоть его и не звали, однако он пришел. Старый карт Аптулат раньше всех при­был к больному.