Антымавле — торговый человек - Владилен Леонтьев

Ездовых оленей ведут одни женщины, сам Амчо остался со стадом, которое, не торопясь, будет подгонять к стоянке. Решил встать на прежнее место, недалеко от Валькатляна. Жир нерпичий на зиму нужен, подошвы лахтачьи нужны, ремни нужны. Может, и самому удастся добыть что-нибудь в море, а вернее всего — обеспечат его жиром и шкурами валькатлянцы. Не раз выручал он валькатлянцев, но самого в этом году постигла неудача: много оленей в гололед потерял, волки потравили. Да еще и другая мысль была на уме у Амчо…

Рады валькатлянцы, что Амчо недалеко свое стойбище разбил. С почетом и уважением встречают его.

Разносится запах оленины из кипящих котлов по всему стойбищу, вялятся нежные ребрышки годовалых телят на вешалах, коптятся над очагами в чоттагинах тонкие вкусные кишки оленей.

Сидит Амчо в яранге Имлытегина, Гемалькот рядом. Рассказывает чаучу-оленевод о своей печали.

— Стар стал я. Нет силы, слышу плохо, вижу плохо, не могу оленя догнать. Трудно мне, о-о, как трудно! Мужчин в стойбище нет. Одни девки, шесть их. Есть мужчина, но мал еще. Он, кажется, — Амчо морщит лоб и с трудом вспоминает, — всего четвертую зиму живет. Внук мой. Ох, как трудно! — вздыхает старик. — Девки работящие, хорошие, но не могут они иметь оленного счастья… Оно мужчине принадлежит…

Слушают Имлытегин с Гемалькотом старика и догадываются, на что тот намекает. Антымавле молод еще, в разговор не вмешивается.

— А Етынкеу, муж Этинеут, куда делся? — спрашивает Гемалькот.

— Ленив он, только к еде и ко сну расположен. А когда сказал — работать надо, обиделся, ушел. Этинеут бросил. Может, вернется, может, нет… — задумался старик и снова начал:

— Жалко, стадо пропадает. А девкам муж нужен. Потом часть стада к мужу перейдет. Пусть поживет у меня Антымавле. Понравятся ему мои девки — выберет одну, женится. Настоящим чаучу станет. Помогать вам будет. Все. Кончил я. — Амчо потянулся к костру, разжег кусочек мха, поднес его к своей трубке и задымил.

Озадачен Имлытегин, озабочен Гемалькот. Молчит Антымавле, не его дело решать этот вопрос. О тревогой посматривает на Имлытегина Эргынаут. Жалко Имлытегину Антымавле, замечает он тревожные взгляды жены, но что же делать, если человек помощи просит.

— Двадцати телятам еще метки не сделал. Придет Антымавле — его метку поставлю…

Амчо хитрил немного. Не очень-то ему хотелось брать в помощники берегового: не знает он тундры, стада не знает. Но парень молодой, сильный, может, быстро усвоит науку чаучу. А главное — мужа еще одной дочери найти. Ни одна девка без мужа не проживет. Если сам не найдешь, так сбежит, и хуже будет.

— Вам в море ходить надо, зверя искать, а у меня еда рядом ходит… — убеждал Амчо. — Вы, как олени в гололед, мрете, плохая ваша жизнь…

Обидно стало Имлытегину, но промолчал. Не мог он отказать в просьбе: не в обычае настоящих людей отказывать в помощи, да и юношу жалко. Растет Антымавле, сил набирается, а для этого еда настоящая нужна. Пусть идет к Амчо.

Антымавле не мог ослушаться старших. Тяжело ему покидать Валькатлян. Полюбил море, опасную охоту, но люди в помощи нуждаются. Согласился.

Задумалась у костра Эргынаут, сидит на корточках и не замечает, что в котле вода бурлит, через край выплескивается.

— Давай чай! — прервал ее раздумья Имлытегин.

До первого снега простоял Амчо у стойбища Валькатлян. Охота в море была бедной. Все время лед держался. Но нерп били понемногу. Шесть нерпичьих мешков жира получил Амчо от валькатлянцев. Маловато на две яранги, нужно бы десять, но что поделаешь, если зверь в море перевелся. Поделились валькатлянцы и шкурами лахтака, нерпичьими ремнями. Будет обувь всем жителям стойбища Амчо. Получили валькатлянцы и от Амчо около десятка туш оленей, шкурки годовалых телят на одежду, камус на торбаса, жилы.

Сдержал свое слово Амчо, расщедрился и поставил на десяти телятах метку Антымавле.

— Потом на других поставлю, — сказал он новому работнику Антымавле, а сам подумал: «Пусть Етынкеу позлится. Вернется, как узнает, что я другого нашел. Может, работать лучше станет жену бросающий», — мысленно обругал он Етынкеу.

А как взошло солнце, осветило тундру, начались сборы к перекочевке. Разобрали яранги, свернули пологи, нагрузили нарты, составили их в круг, загнали в него все стадо, выловили ездовых оленей. Тронулся муулин по подмерзшей тундре.

Далеко в тундру откочевал Амчо со стадом. Спешил, перекочевки делал через два-три дня, решил зазимовать в лесной зоне. Не хватало нарт в хозяйстве, для полозьев дерево нужно, а оно только у горы Вельвыней есть.

Стоят две яранги в распадке между гор, вьется дымок от очагов над лесом, бродят ездовики-олени около яранг, а невдалеке, среди редкого леса, разбрелось стадо.

Большое хозяйство у Этинеут — старшей дочери Амчо. Когда умерла мать, все заботы легли на ее плечи. Амчо все время у стада, две младшие дочери, Инрынэ и Ыттынэ, помогают отцу, пастушат. Четвертая дочь — Вулькинэ, бойкая хохотунья — радует Этинеут, хорошей хозяйкой будет, никогда не обидится на нее будущий муж. Не ждет Вулькинэ, когда ей скажут, что надо делать: сама торбаса отцовские просушит, расправит, латки наложит. С утра вместе с Этинеут снимут полог, на снегу тщательно палками выбьют, на деревьях развесят. Если не следить за пологом, не вымораживать и не выбивать его, быстро он сгниет, и тогда лишние расходы — забивать оленей. А Наргынаут, пятая дочь, целыми днями нянчится с сестренкой Наволь да с маленьким племянником Эгтинки.

Эгтинки — некрасивый — самый младший мужчина в стойбище. Живет он всего пятую зиму. Когда родился Эгтинки, дед с бабкой специально выбрали нехорошее имя, чтобы не привлекать внимания злых келет. И пока жива была старуха, ни разу не назвала она внука ласкательным словом, а, наоборот, выбирала самые никудышные слова.

Ходит Эгтинки медвежонком по стойбищу, смешно переваливается с боку на бок, но вид у него настоящего чаучу: тяжелые штаны из серого камуса, легкая двойная кухляночка с пришитыми на спине хвостиками евражки, следом всегда чаут-аркан волочится, и ноги на снег ставит, как взрослый, пятками внутрь. Мороз никакой ему не страшен. Как развесят на деревьях полог, так и бродит целый день на улице с непокрытой головой.

Эгтинки уже и оленьи повадки знает. Когда загоняют ездовых быков в кораль, они с шестилетней Наволь угадывают чуть заметные движения оленей и умело гонят куда нужно. Перед перекочевкой всем работы хватает. Рад маленькому Эгтинки старик Амчо, как со взрослым считается и даже советуется.

Тяжело Антымавле. Ох, как тяжело! Но не труд его пугает, от иного душа болит. Ревнив к оленям Амчо, страшно ревнив. Боится пустить в стадо Антымавле: как бы не проглядел оленей, не завел в плохое место, не разгневал всесильного духа тундры карлика Пичгучина. Боится старик, что нет у берегового чукчи-анкалина оленного счастья — вот и держит его на разных домашних работах. Перед перекочевкой Антымавле яранги разбирает, нарты грузит, муулин-караван вместе с Этинеут ведет, дрова заготовляет. Хорошо, что сейчас в лесу стоят, а в тундре надо из-под снега кустарник выкорчевывать. Совсем как женщина стал Антымавле. Дочери Амчо даже насмехаются над ним. Лишь хохотушка Вулькинэ не смеется, даже заигрывает с юношей.

Антымавле скоро понял, как трудно овладеть оленным счастьем. Старик все же иногда брал его с собой в стадо.

Как-то раз обходили они стадо. Разбрелась олени среди редкого низкорослого леса. Серые, пестрые, белые копают снег копытами, мох щиплют.

— Вот она, наша еда, ходит, — с гордостью сказал Амчо.

Каждого оленя помнит Амчо и называет по масти. Новые слова слышит Антымавле — у каждой масти свое название. Белый олень с одним пятнышком на шее одно название имеет, с двумя пятнышками — по-другому называется, серые олени почти одинакового цвета, но один чуть темнее, второй посветлее — и те зовутся по-разному. Хорошая у Антымавле память, но трудно сразу все запомнить.

Амчо сам точно не знал, сколько голов у него в стаде. Откладывал на пальцах ног и рук двадцать двадцаток, а дальше со счета сбивался. Но как только пропадал какой-нибудь олень, сразу говорил, что рэвитын — белый с пятнышками потерялся.

Остается глубокий след в рыхлом снегу от лыж-ракеток, волочатся длинные чауты за оленеводами. Легко несет свое тело Амчо на тонких выгнутых ногах. Вдруг остановился:

— Зачем такой кал? — Нагнулся над следом и стал щупать руками. — Живот болит, мох целиком обратно выкидывает. Помрет олень скоро. Вон тот, — показал он. — Дух его болезни к другим оленям перейдет. Заколоть надо.

«Как это старик сразу оленя угадал? — удивляется Антымавле. — Следы его с другими перемешались, отличить трудно. А олень здоровый, производитель. Правда, живот у него немного больше, чем у других…»