Антымавле — торговый человек - Владилен Леонтьев

Выздоровление сына радовало Кейнеу, но какая-то щемящая боль ныла в груди, нехорошие предчувствия вкрадывались в душу. Третий день нет Гывагыргина. Она знала, что Гывагыргин упрям и пустой не вернется.

Мужчины снова ушли в море. Ночью Кейнеу услышала скрип снега, гулко отдававшийся на твердом насте в безмолвной тишине. К яранге подходил человек. Сердце радостно забилось. Кейнеу быстро влезла в керкер — меховой женский комбинезон и выскочила наружу. У входа стоял человек, но это был не тот, кого она ждала. Сгорбившаяся фигура Имлытегина бросала уродливую тень на сугроб. Сзади виднелись, словно толстое бревно, две нерпичьи туши.

— Душа Гывагыргина побеспокоилась о вас и послала двух нерп, — дрожащим голосом промолвил Имлытегин. — Он поступил как настоящий человек — ушел, но свою добычу оставил на льду…

Кейнеу остекленевшими глазами смотрела на нерп. Она даже забыла, что нужен ковш с водой, чтобы напоить их перед вносом в помещение. Слова Имлытегина не доходили до сознания. Руки сжимали край моржовой шкуры, свисавшей над дверями яранги. Она не кричала, не рвала на себе волосы. Слишком много было тяжелых минут. Вся душа, казалось, давно вышла из тела, а из глаз вытекли все слезы. Она не чувствовала, как обледенелая шкура обжигала щеку, как мороз мертвой хваткой сковал ее пальцы.

Имлытегин нерешительно топтался на месте, не зная, что предпринять. Наконец он отвязал нерп и медленно побрел к своей яранге.

— Эргынаут! — крикнул он в темноту чоттагина жене. — Иди ночевать к Кейнеу. Гывагыргин уже никогда не вернется к нам. Так захотел великий Кереткун… А Кейнеу будет мне второй женой, — закончил он, считая принятое решение своей обязанностью, долгом перед осиротевшей семьей.

Зачадила плошка в чоттагине, постепенно разгоравшееся пламя кидалось из стороны в сторону. Эргынаут, покорно выползла наружу и вместе с мужем направилась к яранге Гывагыргина. Кейнеу стояла в прежней позе. Эргынаут осторожно разжала ее пальцы, втащила Кейнеу в полог и усадила рядом с беззаботно спавшим Рытегревом. Затем набрала воды в сшитую из моржовой шкуры кружку, окропила водой морды нерп, втащила их в чоттагин.

Всю ночь просидела Эргынаут рядом с Кейнеу, поправляя ярко горевший жирник. Кейнеу так и не изменила своей позы, а к утру неожиданно вскрикнула и повалилась на бок.

Не бывать Анкалину оленеводом, как не ходить киту по тундре

Счастье покинуло жителей маленького стойбища Валькатлян. Из пяти яранг осталось две: Имлытегина и Гемалькота. Погиб в море толстый Каанто, ушел к верхним людям своей смертью старик Гиулькут. Не стало в Валькатляне великого предсказателя. Сын старого Эмлылькота со всей семьей пошел бродить по приморским стойбищам анкалинов в надежде найти лучшее пристанище. До Валькатляна доходили слухи, будто в Увэлене, большом стойбище на конце земли, хороший промысел, люди меньше голодают. «Может, там жить легче?» — думали валькатлянцы, но уходить из родных мест не решались. Все-таки надеялись на удачу.

Имлытегин сдержал слово и взял на воспитание сироту Рытегрева.

Мало осталось людей в стойбище, мало. Некому выходить в море на байдаре.

Одиноко стоят на пологом склоне две яранги. Как осиротевшие брат и сестра, прижались они друг к другу и от ветхости словно вросли в землю. О былом напоминают развалившиеся куски дерна и камни возле мясных ям, торчащие из земли изогнутые челюсти китов, полусгнившие каркасы байдар да поросшие травой места старых жилищ.

Долгими зимними вечерами, когда за ярангой завывала пурга и ветер сотрясал остов жилища, люди под звуки бубнов воскрешали в памяти давно минувшие дни, казавшиеся им такими счастливыми, вспоминали подвиги знаменитых охотников. Воспоминания украшали жизнь, отгоняли голод, вселяли надежду и веру в будущее.

Узнал о своем отце Рытегрев. Однажды Имлытегин поднялся вместе с ним на скалу Равыквын. Он показал на плоский камень высотой в полроста человека, поставленный торчком в топкий мох на ровной площадке.

— В тот год, когда погиб твой отец, мы поставили этот камень. Смотри, много их здесь… Это погибли в море наши охотники…

Около камней остатки гарпунов, луков, копий, старых винчестеров, частей байдар.

Рытегрев с любопытством рассматривал могильник погибших.

— Копье твоего отца, — коснулся ногой Имлытегин побелевшего, потрескавшегося черенка с костяным узким наконечником. — Ловким, как горностай, был твой отец, сильным, как умка. Насквозь прокалывал самого большого моржа…

Лет восемь прошло, как Рытегрев остался сиротой. Но он не чувствовал себя одиноким и обездоленным. Эргынаут, жена Имлытегина, стала для него второй матерью, относилась так же, как к своим детям. Года три тому назад посетил стойбище злой дух заразы Ивметун и унес с собой двух старших сыновей Имлытегина. Сильно горевали Имлытегин и Эргынаут, но молчком перенесли свое горе: плакать и причитать по покойнику нельзя, иначе будут преследовать людей души умерших.

Имлытегин желал морской удачи Рытегреву и передавал ему весь свой охотничий опыт. Добр и ласков Имлытегин дома, но в море был безжалостным, не давал передышки.

— Отдыхать только дома можно, — коротко бросал Имлытегин Рытегреву, ведя его за собой между торосов. А после случилось так, что Рытегреву дали другое имя. Его стали называть Антымавле.

Целыми днями, когда не было работы дома, Рытегрев играл со сверстниками. Нельзя молодежи сидеть без дела. Нет работы — набирай силы: прыгай, бегай, борись, таскай камни, бросай чаут — аркан. Хладнокровен и спокоен был в борьбе Рытегрев. Если он терпел поражение, что бывало очень редко, то никогда не выходил из себя, не показывал обиды и гнева. Потому и стали взрослые называть его Антымавле, что значит спокойный. И это имя стало повторяться все чаще и чаще. А однажды новое имя окончательно закрепилось за ним.

Дул с моря ветер, к берегу поджало паковый лед. Имлытегин со скалы Равыквын заметил на льдине лахтаков. Перепрыгивая с льдины на льдину, подкрались они с Рытегревом к животным и меткими выстрелами убили двух. Разделали, срезали мясо с костей, зашили все в шкуры и стали пробираться к берегу. Имлытегин волок большого лахтака, Рытегрев — молодого, полегче. Спешит Имлытегин, отстает Рытегрев. Расходится лед, ширятся разводья. Далеко вперед ушел Имлытегин. Идет, не оглядывается.

«Пусть сам выбирается. Море смелых и сильных любит», — думает он.

Тяжело Рытегреву. Имлытегин уже на берегу сидит, отдыхает. Подтянет поближе к себе добычу Рытегрев, отпустит подлиннее конец ремня и перепрыгивает на другую льдину. И так шаг за шагом все ближе к берегу подбирается. А на берегу рядом с Имлытегином и Гемалькот за Рытегревом наблюдает. Зорко следят за каждым движением юноши старые зверобои.

— Смотри, смотри, как умело льдины выбирает, — восторгается Гемалькот.

Имлытегин молчит: рад за приемного сына, но ничем не показывает своей радости.

Рытегрев спокоен. Он знает, что на помощь надеяться нечего — самому нужно уметь бороться с опасностью. Бросить лахтака — тут же на берегу? Но тогда стыда не оберешься, насмехаться станут. «Себя домой привел, а добычу бросил. Что же есть охотник должен?» — будут упрекать люди. Не допустит худой славы о себе Рытегрев, спокойно выбирает льдины. Перепрыгивает — лахтака за собой подтягивает. А в одном месте пришлось через полынью на маленькой льдинке переправляться. Хорошо, что жир и мясо лахтака без костей легче стали, в воде не тонут.

Добрался до берега Рытегрев, вытирает рукавом кухлянки потное лицо, ни слова не говорит, как трудно и страшно было.

— Ка-а-ко, одно спокойствие! — протяжно воскликнул Гемалькот, радуясь вместе с Имлытегином. — Еще один настоящий охотник в стойбище появился.

И закрепилось с тех пор прозвище Антымавле за Рытегревом. А его прежнее имя забыли совсем…

Чавкает под ногами оленей болото, щелкают копыта, тянется муулин — караван по тундре. Двадцать пять нарт, груженных домашним скарбом, растянулись, словно гигантский червь. Олени впряжены по одному в каждую нарту. Впереди, ведя за длинную уздечку оленя, идет женщина. Одета она в меховой, засаленный, облезший на коленях и локтях летний керкер. Правое плечо голое, широкий рукав опущен и заткнут за пояс, чтобы не болтался и не мешал во время ходьбы. Тяжело идут нарты по тундре, оставляют глубокий след в кочках. Женщина выбирает места поболотистее — все же легче оленям тянуть нарты по сырому.

Двинулся к берегу оленевод Амчо. Трудно кочевать летом по тундре, но заставила нужда: запоздал по последнему снегу к берегу выйти, вот и пришлось летом перекочевку делать.

Ездовых оленей ведут одни женщины, сам Амчо остался со стадом, которое, не торопясь, будет подгонять к стоянке. Решил встать на прежнее место, недалеко от Валькатляна. Жир нерпичий на зиму нужен, подошвы лахтачьи нужны, ремни нужны. Может, и самому удастся добыть что-нибудь в море, а вернее всего — обеспечат его жиром и шкурами валькатлянцы. Не раз выручал он валькатлянцев, но самого в этом году постигла неудача: много оленей в гололед потерял, волки потравили. Да еще и другая мысль была на уме у Амчо…