Наноид. Исходный код - Сергей Ермолов

– Чего я не понимаю, – сказал Керкан, – так это того, как вы определяете, какая машина борется против вас, а кто остается с вами.

– В этом, – попробовал объяснить Маду, – и есть проблема. Мы этого не знаем, Если бы узнали, то могли бы быстро закончить нашу войну. Тот наноид, который воевал против нас вчера, может чистить нам ботинки, и нельзя сказать, чем он займется завтра. Выход только один – нельзя доверять никому из них.

– Не могу этого отрицать. И тем не менее наноиды сконструированы так, чтобы максимально эффективно использовать свои возможности. Мы боимся, как бы наноиды не стали слишком похожими на людей.

– Тебя пугают возможные поступки таких наноидов? Или их отказ повиноваться?

– Мне не хочется, чтобы наноиды задавали подобные вопросы. А от наших наноидов я их слышал уже не один раз.

– Ты же знаешь, мы на эти темы не распространяемся.

Кион прищелкнул языком:

– Все тайны!

– Нет, просто правила и инструкции.

– Что вы собираетесь со всем этим делать? – спросил Кион.

– С чем «этим»?

– Со всеми вашими знаниями, секретами, идеями.

– Не знаю.

Обдуманная манипуляция. Извращение. Патология. Я сидел и думал.

Хуже становилось в конце осени – начале зимы, когда изо всех уцелевших ноноксов, в которых заканчивалась еда начинали уходить люди. Худшего варианта человека – не сдерживаемого ни прошлым, ни будущим, ни религией, ни моралью не было.

Любые живые существа нуждаются в питании, а где его взять, если непрерывно сидеть на одном месте? Вокруг ноноксов охотиться уже давно было не на кого, всех животных съели. Шансов взять Робобото – один из центров, которые контролировали действия наноидов, после понесенных потерь, было немного. Требовалось создать новые силы, найти союзников среди группировок рекотионов, В идеале – придумать новый способ восстановления контроля над восставшими машинами. Атаки машинных центров в лоб приводили лишь к новым жертвам среди людей.

Большинство людей боится перемен. Известно, что органические существа, называющие себя людьми, собираются вместе с самыми разными целями, включая прием пищи, отдых, обмен новостями. Но теперь людей объединяло только одно – страх перед машинами. Прятаться от наноидов – стало искусством человека. Но я уверен, что прятаться от самого себя – глупость.

Животные очень напоминают механизмы: они действуют, подчиняясь инстинктам и привычкам. Мы, люди, тоже очень похожи на механизмы, хотя и наделены рассудком.

Ведь мы ничто иное, как механизмы, лишь в ничтожной степени наделенные свободой воли. Наше тело – всего лишь сложная машина, мало чем отличающаяся от примитивного наноида. В основе всего, что мы делаем, лежит одно, важнейшее условие – контроль. Большинство разумных существ автоматически корректирует то, что они видят, дополняет увиденное деталями, которых никогда не существовало. Они подгоняют события под рамки своего понимания.

Некогда на Земле существовала развитая цивилизация людей. Ничего действующего от нее не сохранилось. Машины и технологии были уничтожены, вероятно, в течение нескольких месяцев. Из отрывочных упоминаний мы можем представить себе ситуацию, но у нас не хватает информации, чтобы узнать технологию в полном объеме и определить ее влияние на цивилизацию и культуру.

Полнота уничтожения и очевидная методичность его свидетельствуют о крайней ярости и фанатизме тех, кто занимался уничтожением.

Можно представить хаос, воцарившийся после того, как был уничтожен образ жизни, который человечество придерживалось в течение столетий. Миллионы людей погибли насильственной смертью во время большой войны, и миллионы исчезли от последствий разрушения цивилизации. Все, на что опиралось человечество, лишилось корней. Коммуникации были нарушены так основательно, что в одном городе вряд ли знали, что происходит в другом. Сложная система распределения остановилась, и начался голод. Все энергосистемы были уничтожены, и мир погрузился во тьму. Мы можем лишь догадываться о том, что тогда происходило, потому что никаких записей не сохранилось.

Когда ситуация стабилизировалась – если можно представить себе хоть какую-то стабилизацию после катастрофы, мы можем лишь гадать, что увидел бы тогда наблюдатель. У нас слишком мало фактов. Мы видим лишь общую картину.

Многие живущие вне наших стен, возможно, ненавидят нас, другие презирают, как трусов, укрывающихся за стенами, но я уверен, что есть и такие, для которых нонокс превратился в чудо.

Глава 4

Мы с Анной сидели в полутемной комнате, в которой был потушен верхний свет, и горела лишь настольная лампа на рабочем столе.

До ушей донесся далекий звук резко захлопнутой стальной двери.

Я наблюдал, чтобы не упустить малейшей перемены в выражении лица Анны, после того как мы заговорили. Чуть нахмуренные брови, напряженные губы, растерянность, смущение или, возможно, недовольство. Однако Анна, прикусив нижнюю губу, игриво улыбалась.

Она сидела на моей постели, подперев голову рукой и вытянув скрещенные ноги. И хотя часть меня осознавала, что это сон, другая часть, более сильная, не хотела соглашаться с этим. Мне хотелось верить, что она действительно здесь, в нескольких сантиметрах от меня, одетая в короткое, облегающее платье, подчеркивающее ее формы.

На губах женщины опять появилась едва заметная улыбка. И сразу же она опустила глаза и привела меня в уныние.

– Прости, – сказал я, с трудом шевеля губами. – Я, не могу понять, что происходит. Объясни мне наконец, что это?

Анна кивнула.

– Я тебя всегда понимал с трудом, – продолжал я, все еще на что-то надеясь.

Я подождал несколько секунд, всматриваясь в ее лицо, ставшее вдруг чужим. Молчание заполнило комнату. Я не знал, что делать дальше. Я пытался понять, почему оказался в таком положении. Почему?

Она вдруг оттолкнула меня, и я проснулся так внезапно, что у меня перехватило дыхание.

Каждый из нас в одиночку, не делясь с другими, наслаждался своими воспоминаниями, извлекая из них удовлетворение, в котором люди не признавались даже себе.

Наноиды были сложными комплексными машинами. Фактически они представляли собой переплетение проводов, кабелей, электросхем, гидравлических систем, нано-узлов, имитирующих мышечные движения живого организма – все это множество было заключено в оболочку, покрытую сверху несколькими слоями нанотехнической пленки. Обращаться с этими машинам было совсем не просто. От них можно было ожидать каких угодно неприятностей и поломок. Большую часть времени за последние три дня я провел, разбираясь во внутреннем устройстве привезенных на базу новых моделей машин, которых удалось захватить в ходе боевых рейдов.

Погрузившись в переплетение проводов и перемазавшись наносилом, служившим в качестве сухой смазки внутренностей наноида, я старательно изучал механические системы, диагностику, учился устранять поломки.

Наношлем обеспечивал работу промежуточного звена, с помощью которого происходило тесное общение «человек – машина». Именно на внутренний экран шлема выводились данные, свидетельствующие о состоянии наноида.

Элементы наноида могли вживляться в человека в качестве импланта. С каждой новой моделью наноида таких вариантов становилось все больше. Механизмы, созданные машинами оказывались совершеннее созданных природой.

Внешний вид поступивших механизмов, – этих существ уже не получалось называть людьми, хотя они ими и были в прошлом – говорил о