Путин. Кадровая политика. Не стреляйте в пианиста: он предлагает вам лучшее из возможного - Владимир Кузнечевский

Сам Ельцин в своих мемуарах позднее объяснил свое решение достаточно внятно: ему представлялось, что наследовать его должность в 2000 году должен (и может) только Владимир Путин. И вот почему.

Путин как государственный руководитель многим импонировал Ельцину. Даже чисто внешнее восприятие этого человека поражало Ельцина. После того как весной 1997 года Путин стараниями А. Кудрина занял должность начальника Главного контрольного управления АП, он, в соответствии с Положением, одновременно стал заместителем руководителя администрации и членом комиссии Совета безопасности РФ по экономической деятельности. Никогда ранее Путин не встречался с президентом, но сейчас, в силу чисто рутинных вещей, это стало происходить. Когда глава АП В. Юмашев отсутствовал в администрации, то на доклад к президенту он вместо себя стал отправлять Путина. Ельцин в своих мемуарах вспоминает: «Иногда Путин оставался здесь за старшего. И тогда нам приходилось встречаться чаще. Путинские доклады были образцом ясности. Он старательно не хотел «общаться» и, казалось, специально убирал из наших контактов какой бы то ни было личный элемент. Но именно потому мне и хотелось с ним поговорить! Поразила меня и молниеносная реакция Путина. Порой мои вопросы, даже самые незамысловатые, заставляли людей краснеть и мучительно подыскивать слова. Путин отвечал настолько спокойно и естественно, что было ощущение, будто этот молодой, по моим меркам, человек готов абсолютно ко всему в жизни, причем ответит на любой вызов ясно и четко. Вначале меня это даже настораживало, но потом я понял – такой характер»[23].

Борис Николаевич в своих мемуарах, написанных по горячим следам своей уже состоявшейся отставки, очень верно и точно указал в этом абзаце на одну очень важную деталь – на характер будущего главы государства Российского. Как ни крути, а кадровую политику любого главы государства в России, вставшего у руля управления страной в переломные исторические моменты ее развития, понять невозможно без учета личностных свойств, будь то Петр I, Сталин, Ельцин или же, как в данном случае, Путин. Стоит поэтому на короткое время отвлечься от изложения того, как протекала в 1999 году смена высшей власти в стране, и хотя бы, образно говоря, двумя словами описать хотя бы одну эту сторону характера Путина, на которую счел важным обратить внимание первый президент новой России.

В данном случае сторона эта состоит в том, что В. Путин совсем не стремился занять высшую в стране властную должность. Мы имеем сегодня до полудесятка его личных признаний на этот счет и наблюдения людей, близко его знавших. Даже в конце 1999 года, когда Путин уже занимал должность премьер-министра, он сам в беседах с друзьями с долей некоторого удивления отмечал отсутствие у себя политических амбиций. Оценивая свой петербургский шестилетний период жизни в 1990–1996 годах, когда он выполнял огромный объем по управлению городом и имел, по его собственной оценке «очень хорошие отношения» с городскими структурами управления Питера, а потом и Москвы, с силовыми структурами и армией, он тем не менее ухитрялся, и вполне успешно, обходить стороной политическую жизнь. «Я, – говорит он, – принципиально не ввязывался в политику»[24].

Не помышлял он о политике и работая от советской разведки в ГДР, где вел вполне себе гражданский образ жизни. Его жена как-то вспоминала: «В Германии муж значительно поправился… пиво и размеренный образ жизни начали сказываться. В семь вечера Володя заканчивал работу и приходил домой. Затем полтора часа медленно и неспешно ужинал перед телевизором, и в то время одежда у него была 52–54-го размера»[25].

90– Но переезд в Москву вверг Путина в такой обвал событий, какой не мог предугадать ни он сам, ни люди, близко его знавшие. Знающий много лет Путина лично летний историк с огромным диссидентским стажем Рой Медведев в 2007 году писал: «Столь быстрого и притом одобряемого страной выдвижения политического лидера, какое мы наблюдали недавно в России, не знала не только история нашей страны в ХХ веке, но и история западных демократий, если не считать времен великих революций 1789 и 1917 годов. Во всех странах возвышение национального лидера происходило, как правило, в результате сложной и длительной политической борьбы, которая в условия тоталитаризма могла принимать и кровавый характер»[26].

И действительно, карьерный рост Путина с 1997 года удивил многих, и самого Путина в том числе. Уникальное стечение обстоятельств конечно же имело место. Кроме как игрой Провидения их объяснить невозможно. Путина вело в этот период его жизни не его желание или воля, а открытая Пушкиным «сила вещей». Судя по всему, эта же «сила вещей» руководила и поведением Ельцина. Нанизывание одна на другую случайностей в жизни Путина формировалось под воздействием не зависящих от него закономерностей в жизни России. Сам он тоже, как выясняется, много думал над этим и объяснял так.

«Мне представляется, – говорил он в декабре 1999 года, – что мои назначения конечно же на самом деле происходили в условиях сильного кадрового голода. Я не постесняюсь сказать, что московская политическая элита истребила друг друга за последние лет шесть-девять в постоянной непрекращающейся борьбе друг с другом. И выбор-то был невелик. Это первое.

И второе: хочу надеяться, что все-таки первый президент России, когда познакомился со мной, почувствовал, что. я буду примерно в таком же направлении действовать. Я имею в виду в целом, генерально, с точки зрения развития различных институтов, институтов демократии»[27].

Вернемся, однако, к основной канве событий лета 1999 года.

Первый президент России, объясняя свой выбор в пользу Путина, а не Степашина, не раз возвращался в своих мемуарах к оценке поведения Путина в его беседах с главой государства, и всякий раз отмечал полное равнодушие своего избранника к чинам и званиям. Назначив его главой ФСБ, Ельцин, спустя некоторое время, предложил ему генеральское звание. Ответ был неожиданным, но президенту понравился. «А зачем? – ответил Путин. – Я уволился из органов 20 августа 1991 года. Я гражданский человек. Важно, чтобы силовое ведомство возглавил именно гражданский. Если позволите, останусь полковником запаса»[28]. Немного позже, возвращаясь к этому вопросу, Путин уточнил свою позицию, сказав, что он не из тех людей, кто дважды входит в одну и ту же реку.

Стоит обратить внимание на дату, названную Путиным. Он порвал с КГБ окончательно и бесповоротно в дни путча ГКЧП. Но к решению этому он начал продвигаться много раньше. В декабре 1989 года, во время работы Путина в Дрездене, в то время, когда падала так называемая Берлинская стена, антисоветски настроенные разъяренные толпы немцев взяли в осаду резидентуру советской разведки в этом городе. Путин случайно оказался старшим в здании штаба. Его непосредственный начальник, оценив обстановку, вышел на час из здания и больше не вернулся, сбежал. Командующий советской танковой армией в Дрездене в ответ на просьбу Путина о помощи отказал, сославшись на то, что он запросил Москву, но Москва молчит. Тогда Путин по своим каналам сам запросил Москву, но молчала и Лубянка. Растерянное начальство в Москве, зная, что Горбачев сдал Вашингтону все международные позиции СССР, растерялось и оставило своих подчиненных в Дрездене (и не только) на растерзание толпе. Генералы в Москве не знали, что в этой ситуации они должны были делать. Как много позже признал сам Путин, он понял, что высокое начальство КГБ предало его и других офицеров. Вот тогда-то в нем и начал вызревать протест и решение порвать с КГБ. Но это решение не относилось к государству и к России. Родина оставалась для Путина незыблемым авторитетом. Его натура и данное отцом патриотическое воспитание оказались сильнее обстоятельств, и он не позволил себе сломаться. Хотя в те месяцы, в условиях внезапного паралича советской системы власти, сломались многие офицеры КГБ. Это был психологический момент истины. Некоторые работавшие за рубежом офицеры разведки ударились в коммерцию и фактически порвали связи с родиной, другие, в поисках психологической опоры в личной жизни, с головой ушли в религию, оставив государству возможность самому выпутываться из кризиса. Третьи, как заместитель председателя КГБ, генерал армии Ф. Бобков, поступили в услужение тем, для кого Родину в эти судьбоносные моменты заменил гешефт. Четвертые, как генерал Калугин, перешли на сторону врага. А Путин, стиснув зубы, покинул разведку со словами «Ничего, они обо мне еще узнают.» (О. Блоцкий. С. 301).

В момент указанной выше беседы с Борисом Николаевичем Путин не знал, что Ельцин совсем не горел желанием непременно присвоить ему генеральское звание. Президент давно уже разочаровался в военных. «Когда-то в 93-м, а может быть, еще раньше, в 91-м, – признавался в своих мемуарах Б. Ельцин, – я задумался: что-то не так в некоторых наших генералах. Чего-то важного им недостает: может, благородства, интеллигентности, какого-то внутреннего стержня. А ведь армия – индикатор общества. Особенно в России. Здесь армия – просто лакмусовая бумажка. Я ждал появления нового, не похожего на других генерала. Вернее сказать, похожего на тех генералов, о которых я в юности читал в книжках. Я ждал. Пришло время, и такой генерал появился. И с его приходом всему обществу вдруг стал очевиден настоящий, мужественный и высокопрофессиональный облик наших военных. Звали этого «генерала» полковник Владимир Путин»[29].