Пастырь пустыни - Макс Брэнд

— Посмотрим, — сказал он дипломатично.

— О, вы сможете понять! — воскликнула Астрид. — Остальные — они просто думают, что я сама беспечность. Они и не догадываются, мистер Ингрэм, как близко иногда подбираются слезы!

Да, да! Но он может догадаться! Он может увидеть эти слезы прямо сейчас, просто заглянув в ее бездонные глаза.

Священник положил свою большую сильную руку на маленькую ладонь девушки.

Некоторое время они сидели в молчании. Ингрэм ощущал в себе готовность встретиться с миром лицом к лицу. Он чувствовал, что способен переживать и сострадать. И он был уверен, что однажды, когда у него появятся дети, из него получится любящий и нежный отец.

4. Вдруг ни с того ни с сего

Для Ингрэма наступили дни тяжелого труда, поскольку он был занят созданием своего прихода, пытаясь соблюсти интересы различных людей и принимая всевозможные вклады, которые посыпались с потрясающей скоростью, когда он взялся за свою первую общественную работу — учреждение небольшой больницы.

Рудники Сан-Хоакина и Сьерра-Негра бесперебойно поставляли больных; из Биллмэна им обычно приходилось предпринимать длительное путешествие в дилижансе по выжженной равнине до Перевала Команчей, где они могли получить хоть какую-то медицинскую помощь. Ингрэм счел возможным основать в городе нечто большее, чем промежуточную станцию для больных людей. Его идею восприняли с энтузиазмом. Рабочие-мексиканцы быстро налепили глиняных кирпичей на берегу ручья, а беспощадное солнце высушило их до нужной крепости; после этого рабочие умело и ловко возвели стены больницы. В ней было три главные комнаты — изрядного размера, с высокими потолками и толстыми стенами, чтобы солнечный жар не превратил помещение в печку. К созданию внутренней обстановки подошли творчески — после того, как Ингрэм первым показал пример, отдав для больницы свою собственную койку, последовало множество пожертвований. Узнав, что священник добровольно решил спать на полу, некоторые жители проявили равную ему отвагу, лишив себя комфорта и коротая ночи на голых досках. В персонале недостатка не было, поскольку среди тех людей, которые рискнули попытать удачу в золотой лихорадке и лишились всех средств, были и врачи. Они вернулись в свою профессию и тем самым обеспечили больницу компетентным персоналом. Из мексиканок получились отличные медицинские сестры; время от времени им помогали добровольцы из женщин-прихожанок Ингрэма. Что касается средств на зарплату труда сотрудников и на разнообразные расходы, жители Биллмэна с готовностью порылись в своих кошельках; к тому же вскоре в больницу стали поступать отчисления со всех рудников.

Работа над больницей заняла Ингрэма на некоторое время и завоевала ему большое признание со стороны жителей города. Одновременно близилось к завершению строительство другого здания — верный признак того, что старые дни Биллмэна сочтены и цивилизация наконец взяла этот дикий городок в свои руки. Однажды к Ингрэму пришел худой маленький мужчина, такой иссохший и сгорбленный, что казался типичным порождением пустыни, созданным природой, чтобы жить долго безо всякой влаги. Его обтянутая кожей шея торчала из воротничка, окружности которого хватило бы, чтобы с удобством вместить шею великана. Его обувь нельзя было назвать опрятной. И когда он остановил свой меланхоличный взгляд на священнике, тот не сомневался, что визитер является очередным представителем племени бродяжек, докучавших ему время от времени.

И тогда маленький человечек сказал:

— Я шериф Тед Коннорс. Давно решил основать в городе тюрьму, потому что, сдается мне, удобнее места для тюрьмы не найти. Она никогда не будет пустовать. И я хотел бы узнать, как вам удалось заставить здешний народ раскошелиться на благое дело?

Они проговорили целый час, обсуждая всевозможные пути и средства. А уже на следующий день в верхнем слое песка была вырыта неглубокая траншея, ознаменовавшая собой начало строительства тюрьмы. Тюрьма была готова в течение всего лишь нескольких дней. А иссохший маленький шериф побрел из города, переложив свою работу на плечи более молодого, более крупного и более внушительного заместителя Дика Бинни.

— Теперь, когда у нас есть церковь и тюрьма, — сказал мистер Васа, — можно сказать, что Биллмэн как следует захомутали. А?

Ингрэм согласился. Он считал, что нужно подождать лишь несколько недель, пока беззаконие и грубость, имевшие место в городе, пойдут на убыль. Ему представилась возможность лично вкусить это беззаконие. Однажды ночью (накануне в городе открылась больница и в ней разместились первые пациенты, жертвы взрыва в шахте) в лачугу Ингрэма вошли люди в масках и пригласили его пойти с ними.

Они привели священника на главную улицу, которая в этот час была особенно пустынна, а затем вывели из города. Под одиноким деревом неподалеку собралась небольшая толпа. Там же стоял мужчина со связанными за спиной руками; на его шею была накинута веревочная петля; другой конец веревки был переброшен через сук над его головой.

Ингрэм понял, что оказался перед отрядом так называемого «комитета бдительности».

— Это вот Чак Лэйн, — сказал священнику хриплый голос. — Он хочет поговорить с тобой, парень, прежде чем будет повешен. Приступай и заканчивай поскорее. Спать хочется!

— Вы намереваетесь повесить этого человека? — спросил Ингрэм. — Без судебного процесса?

— Уф! — сказал предводитель толпы. — Разве тебя это касается? Послушай-ка, парень, если ты собираешь спорить, можешь поворачиваться и топать домой. Чак украл лошадь, он — подлец, и его за это повесят. Хватит с нас «заимствований» лошадей — в последнее время их было слишком много. И Чак будет примером номер один. Если тебе есть что сказать, скажи это Чаку, ладно?

Ингрэм размышлял недолго. В конце концов он был совершенно беспомощен перед этими вооруженными парнями. Протест не принесет пользы; он просто лишит жертву того душевного покоя, которого она желала.

Когда священник подошел к человеку с петлей на шее, остальные, с неожиданной любезностью, отступили назад, образов широкий круг.

— Все в порядке, ребята, — бодро сказал Чак Лэйн, заметив это движение. — Все, что я собираюсь сказать, может быть услышано и вами, джентльмены.

— Чак, — начал священник, — вы признаете себя виновным в преступлении, в котором вас обвиняют?

— Преступлении? — переспросил Чак. — Если позаимствовать лошадь, когда человек очень спешит, является преступлением — тогда, конечно, я виновен! Слушай, парень, разве за тобой ради этого послали? На самом деле я хочу узнать у тебя кое-что.