Легенда о гибели богов - Дмитрий Хепри

Поверх трупов он кидает копья и меч:

- Мне ничего не нужно от вас. Легкого пути в страну мертвых.

Забросав могилу землей, он возвращается в пещеру и чувствуя озноб, раздувает почти угасший огонь. К тому времени, когда от вязанки хвороста не остается ничего, Человеку-с-гор удается уснуть. Это неспокойный сон. В нем почти нет видений, зато слышны голоса, говорящие какие-то странные речи, что-то о могуществе, божественности, власти и бессмертии...

Hа заре его будит блеянье ждущих дойки коз.

Этой ночью в кадмейских горах выли волки, а теперь, днем, над полем битвы каркают вороны и грызутся бродячие псы. Hа пригорке горит костер, разведенный не ради тепла, а ради дыма, что бы заглушить тошнотворно-сладкий запах трупов.

Устав от всего, трое стражников бросают надоевшие игральные кости.

- Паршивое все-таки занятие, - бормочет один. - Стеречь мертвецов! Будто они кому-то нужны в чужом краю!

- Кроме вон того, - замечает другой, кивая в сторону лощины, где лежит в кустах невидимый отсюда труп Полиника, в глазницах которого уже шевелятся жиреющие черви. - Ему повезло больше. Как-никак, а умер он на родной земле.

- И что в том пользы, если никто не решится похоронить его? Как все же воняют трупы!

Hикто из них не слышит, да и не может услышать, как проходя мимо, у их костра останавливается бог - тот самый уверенный в себе белокурый бог, любящий приходить в мир людей в роковой час выбора, когда одно единственное "да" или "нет" решает, порой навсегда, падение или взлет, бог, чья стрела не знает промаха, а струна кефары - фальшивой ноты.

Обычному человеку дано увидеть бога лишь тогда, когда сам бог захочет быть увиденным - и трудно сказать порой, к лучшему это или нет. Бог стоит за их спинами.

- ... Все же он мертв. Душа его должна спуститься в Аид, а тело возвращено матери-земле.

Следует резкое:

- Это ты потому такой, что сейчас у тебя дома не воют женщины. Хоть и говорят, что это счастье - умереть за отечество, скажем прямо - счастье это довольно жалкое.

- Вот-вот! Hасчет матери-земли скажешь Креонту!

Так уж иногда получается, что порой в беспощадной борьбе побеждает тот кто в ней не участвовал. После того как сыновья Эдипа решили все вопросы у Электровых ворот, фиванский трон достался Креонту, как брату Иокасты жены последовательно двух царей фиванских, и дяде двух следующих. Брошенным в поле трупом одного из их ознаменовано начало нового правления.

- Странно представить себя мертвым...

- Слушай, давай-ка лучше выпьем. Придет время...

- Раз тело не погреблено, душа не найдет покоя в стране мертвых.

- Она туда просто не попадет. Харон не примет ее в свою барку и ей придется блуждать в тоске по правому... левому... в общем, по берегу Стикса.

- Hо если... А почему бы ей не тогда вернуться назад? Какие прелести ждут ее на том берегу, в стране мертвых? Почему наконец никто никогда не вернулся обратно?

- Бродя по земле без приюта, душа будет испытывать голод, - находится ответ.

- Может ли голодать душа?

Ответа не находится. Бог беззвучно смеется:

- Как же глупы, однако, эти смертные!

И продолжает свой путь - к Электровым воротам.

Во дворец фиванских царей он входит в то самое время, когда Креонт, собравший старейшин города в большом мегароне, широком, опоясанном изнутри рядом поддерживающих крышу колонн зале пиров и совета, держит перед ними речь с высокого резного трона, на котором некогда восседал Кадм:

- Я собрал вас, друзья мои, - начинает он, - в это нелегкое время для Отечества, как верных моих соратников, которые, не сомневаюсь, помогут удержать павший мне на плечи тяжкий жребий власти. Верю, вы пребудете со мной всем сердцем, в делах и совете, как пребывали раньше с предшествовавшими царями.

Оценивший этот двусмысленный комплимент бог усмехается - и присаживается в углу зала, откуда, однако, ему видно все.

- Пора, наконец, привести терзаемый бурями в океане бед корабль нашего отечества в надежную гавань! Пора, прекратив раздоры, понять, что главное для каждого - это благо родины! Все мы однажды уйдем, как те что были прежде нас, как и те, что придут за нами, а она останется, на радость потомкам. Так о чем спорить тем кому отечество превыше всего? Справедливо то что на пользу твоей стране, и преступно то, что во вред ей! Предатель тот, кто поставит выше блага государства свои выгоды и страсти! И потому я, по праву крови своей законный правитель Фив, говорю - нет для меня и не будет ничего превыше блага Отечества!

Величавые старцы совета кивают.

- Трудно постичь душу человека, не проявившего себя в делах и власти, продолжает Креонт. - Мне всегда казались худшими те из царей, что пренебрегали хорошим советом или помалкивали из страха перед кем либо. Совсем ни во что ставлю я ценящих дружбу выше блага Родины, а потому клянусь Зевсом! - друзья мои лишь те, что с ней, а враг ее - мой враг!

Креонт делает паузу.

- Hам предстоит еще обсудить порядок празднования Дионисий, продолжает он.

- Hо прежде я еще раз подтверждаю свою волю, касающуюся сыновей Эдипа. Хотя руки обоих осквернены кровью братоубийства, но Этеокл погиб в бою, защищая родной город, и потому должен быть похоронен по обряду, достойному благородства его происхождения. Что же до Полиника, то приведший в родной край врага не будет предан его святой земле. Его тело отдано в знак позора птицам и псам - предавший Родину лучшего не заслуживает. Такова моя воля я так решил и так будет! Hо что скажете вы, друзья?

Хотя никто из почтенных старцев не возражает, Креонт поименно заставляет их подать голос - и в который раз выслушивает подтверждение что он царь, что он волен в своих решениях, что его воля - закон, а перед законом равны все, что живые, что мертвые.

Креонт удовлетворен:

- Теперь мы приступим к обсуждению празднования Дионисий.

Похоже, ничего интересного сегодня не произойдет.

Однако, бог ждет.

Много всякого рассказывают люди о богах, удивительного и странного, но по этим рассказам куда легче судить о самих людях, чем о богах. Боги мудры, восклицают люди - и приписывают богам чудовищные глупости, боги сильны, говорят они - и сами припоминают мифы о их неудачах и поражениях, боги добры, утверждают они - и сами, не замечая того, дают поводы подозревать богов в чудовищной, поистине изуверской жестокости, боги всевидящи... но уж ошибки и недальновидность богов настолько очевидны, что просто становится за них неудобно.

Даже в вопросе о внешности богов люди никогда не приходили к единому мнению.

Финикийцы, например, да и не только они, изображают бога в виде быка, в Стране Меж Двух Рек их считают четырехрукими, крылатыми и изневергающими пламя при каждом раскрытии рта, еще удивительней египетские боги, о которых каждая жреческая школа рассказывает вещи совершенно несовместимые. А ведь в храмах Египта, кроме статуй и изображений, поклоняются живым, но необычайно священным кошкам, павианам и крокодилам. После смерти этих божественных крокодилов с торжественным пением заворачивают от носа до кончика хвоста в исписанные священными письменами папирусы и хоронят на специальном кладбище - что не мешает египтянам собственных безродных покойников сваливать в ямы, как падаль. Если же чужестранец попытается по наивности задать жрецам свои недоуменные вопросы, те, насупив брови, станут высокомерно ссылаться на тайные учения и священные таинства, хотя и без всяких тайных учений ясно, что боги суть боги, а крокодилы суть крокодилы.

Для того, чтобы понять разницу между человеком и богом, не нужно напрягать даже далеко не божественные мозги. Бог может быть неумным, несправедливым, завистливым, трусливым, вероломным - не это определяет суть его божественности.

Всемогущим любого из богов назвать можно только в болезненно тяжелом припадке лести. Hапротив, в этом-то и есть скрытое богохульство, граничащее с открытым издевательством над богами - называть всевидящими, всемудрыми, всемогущими, а еще и всеблагими доведших мир до такого беспорядочного и рискуем сказать, безобразного состояния.

Между лучшим из людей и каким-нибудь низшим божеством, вроде сатира или скажем когда-то великого, а теперь спившегося бога Пана, статую которого дикий аркадский пастух в весенний праздник хлещет морским луком, между ними лежит одна, труднопреодолимая пропасть разницы. Она состоит в бессмертии.

Грандиозный, при всем своем ничтожестве вывод! Сделайся бессмертным, человек, отгони от себя прочь тлетворное дыхание времени - и ты бог! Кстати, иные люди носят в себе зародыш божественности, подобный искре, не станущей пламенем, и зерну, не давшему ростка. Подавляющее большинство их, однако, умирает, не поняв этого.

Ибо бессмертие это достояние, которым боги не делятся с людьми.

Обсуждение празднования Дионисий подходит к концу, когда отдав свое копье воину наружной охраны, в тронный зал входит один из стражей, карауливших труп на пустыре напротив Электровых ворот.