Желание верить - Виталий Вавикин

Клив шел по улице, зная, что никогда не сможет забыть увиденное. Может быть, подобные Раулю существа живут в каждом доме? А может быть, и нет? Теперь он будет более осторожен в своих чувствах. В мире много вещей, о которых лучше не знать, а если и знать, то хранить молчание.

История шестая. Дети будут жить вечно

– Бомбы не убивают людей. Нет. Людей убивают люди, – сказал Джейкоб Риер, слушая громкий смех директора перерабатывающей фабрики по уничтожению отходов жизнедеятельности.

– Уведите его, – перестав смеяться, сказал Гарнет.

Охрана послушно вывела Риера из кабинета. Они шли вдоль гудящих машин, уничтожавших отходы, а гигантские трубы выбрасывали в атмосферу миллионы кубометров ядовитого дыма.

– Чему ты радуешься?! – спросил Джейкоба охранник.

– Я не радуюсь. Я опечален, – прохрипел Джейкоб, разлепляя разбитые губы.

– Вот это уже лучше! – заржал охранник.

Они вывели пленника за ворота города и бросили его на умирающую землю. Пустыня – вот во что превратился мир. Жители провинции окружили Джейкоба, скаля желтозубые пасти.

– Надеюсь, тебя сожрут! – прокричал ему напоследок охранник, закрывая ворота.

– Да. Надеюсь, – тихо сказал Риер.

Люди-мутанты оттащили его в деревню и развели костер. Грязные кривоногие дети сновали меж взрослых, хватая будущий обед за рукава. Риер вспомнил оставшуюся в городе семью: чистые, ухоженные. Его сыновья ходили в колледж и мечтали стать астронавтами.

– Когда-нибудь, – говорил младший, – я отправлюсь в далекий космос искать новую планету, мы сможем переселиться на нее и начать там новую жизнь.

Да. Именно. Новую. Здесь уже ничего не осталось. Прогресс и жажда власти сделали свое дело. Сначала Хиросима, потом Пекин… Нет, не было никакой Третьей мировой. Не было радиоактивной зимы. После 2070 года люди вообще перестали воевать. Так, лишь мелкие стычки мелких политиков. Прогресс закончился. Не было больше границ, которые можно было бы завоевать. Оставалось удерживать то, что есть. Накапливать и приумножать. В этом и был прогресс. Прогресс власти.

Заражение Земли происходило медленно, но неизбежно. Тяжелые металлы наполняли воздух. Поколения вырождались, а открытий и технических инноваций становилось все больше и больше. Чертовы политики вовремя поняли, как удержать власть. Старая добрая истина – чем меньше человек знает, тем проще им управлять. Что ж, сначала никто ничего не замечал. Это как опыт с лягушкой, посаженной в котел с водой. Бросьте ее сразу в кипяток, и она выскочит. Но если прибавлять температуру постепенно, то лягушка сварится и не заметит этого. Так же и с людьми. Они деградировали постепенно. За поколением поколение. И лишь старики бубнили в своих рассказах, что у них в детстве все было не так.

Секс, алкоголь, наркотики, никотин – каждое новое поколение начинало все раньше и раньше. «Это ненормально!» – кричали СМИ, но, по сути, не предлагали ничего нового. Лишь то же самое, но чуть позже. Везде и всюду. Повсеместно. Романтика безысходности. Поиски Бога в тупиках бесплатной параши превращенных в супермаркеты кинотеатров. Кипящая в столицах жизнь, на которую работают провинции. Райские кущи в кругах концентрированной власти. Горстка избранных, отдающих приказы пленникам райских кущ. Замкнутый круг. Поверхностное существование. Оценка личности сквозь призму популяризованных СМИ. Тотальный контроль. И никаких вам ядерных бомб. Каждое новое поколение тупее предыдущего. Уровень жизни не имеет значения. Меняются лишь бренды одежды, стойкость духов да выдержка вин. Суть неизменна. Тысячи рецептов о правильном питании, чистая пища, дорогостоящее лечение – все бессмысленно. Неважно, сколько у тебя денег и на каком ты уровне. Воздух не продается. Земля везде одинакова. И рано или поздно деградация коснется всех.

Нет, бомбы не убивают нас. Мы сами убиваем себя. Вот почему Джейкоб смеялся. Смеялся и плакал. Он не хотел умирать, но еще меньше он хотел дожить до тех дней, когда его собственные внуки превратятся в такое же отребье, как то, что тащило его на костер сейчас.

Он не мог изменить мир. Ничто уже не могло изменить этот мир. Ребенок-мутант родился. Наш ребенок. И он будет жить вечно. Жить и плодить подобных себе мутантов. Которые придумают новую красоту и новые ценности. Такой вот гротеск. И неважно, хотим мы этого или нет. Это уже есть…

История седьмая. Хорошее мясо

Она платила ему за любовь, а он… Он принимал эти рубашки, брюки, деньги… Молодой, среднего роста, темные волосы, красивое лицо, худое тело. Она… Она покупала его молодость. Уже не девушка, но еще не старуха. Они жили вместе. Иногда он не ночевал дома, и она переживала, что он не вернется, потому что нашел либо более молодую, либо более успешную, но он всегда возвращался. И она прощала его. Они ложились в кровать и занимались любовью. Двадцать три и сорок пять.

Иногда они ссорились. Она выговаривала ему, а затем бежала за ним следом и умоляла о прощении. Он всегда был таким красивым! Таким юным! Ее милый мальчик. Ее уходящее время. Когда он спал, она гладила его волосы, включала ночник и наблюдала за его лицом. Белая, чистая кожа. Она изучила каждую родинку на его теле, каждый изгиб. Его запах… О да, узнав его, она узнала, как пахнет юность. Едва ощутимый аромат летнего утра, просыпающихся цветов, чьи лепестки покрыты росой…

Она не могла потерять его. Не могла позволить ему уйти. Ничто на свете не смогло бы заменить для нее его красоту, его юное тело, его молодость. Жизнь без него не имела смысла – старая телега, катящаяся под откос, а он… Он хотел уйти.

Она ждала его каждую ночь. Стелила кровать на двоих, зажигала ароматические свечи. Представляла его худое тело, бледное лицо. Вспоминала его сочные губы, а он… Он не приходил. Он забыл о ней. Лишь оставленная в этой квартире одежда заставляла его иногда вспоминать адрес. А она продолжала ждать… Ждать, надеяться и винить себя за то, что позволила ему уйти. И вот однажды, когда он пришел, она сказала, что больше не отпустит его. И он остался… Остался, потому что она убила его.

Он лежал на кровати. Такой юный. Такой красивый. Его губы… Они просили поцелуев. А она… Она не могла отказать. Он снова был рядом. Он снова наполнял ее желанием жить. Она позвонила на работу и сказала, что ее не будет до конца недели.

Пять долгих дней бесконечного счастья. Он снова был рядом с ней. Она засыпала на его груди, готовила ему завтраки, целовала его. Он не умер, нет. Он здесь. Нужно закрыть окна – в комнате недостаточно тепло. Она чувствовала холод его тела. Укрывала его, снимала с себя одежду и делилась с ним своим теплом… А после, убедившись, что он спит, она снова любовалась его лицом, вдыхала запах его юности…

Она выкинула из дома все цветы, все скоропортящиеся продукты. Ей хотелось открыть окна и выгнать этот застоявшийся смрадный воздух, но она боялась, что он снова замерзнет. Она ставила на плиту чайник и поила его травами. А он… Он ждал ее в спальне. Она возвращалась к нему и снова засыпала на его груди. Такая счастливая с таким красивым…

Она позвонила в больницу, когда трупные пятна обезобразили его кожу. Он еще был красив, но, к сожалению, чем-то болен. Его лицо, его тело… Она не понимала, почему врачи не позволяют ей поехать с ним, почему не обещают, что вылечат его. Ведь он не может оставить ее. Особенно теперь, когда им стало так хорошо вместе. Любимый!

Она пришла на его могилу спустя месяц. Памятника не было, да и могильщики поленились вырыть достаточно глубокую яму, поэтому она без особых проблем смогла откопать гроб. Четыре гвоздя держали крышку – не большое препятствие на пути разгневанной женщины…

Она почувствовала знакомый запах. Это не были ароматы лета и цветов, но она помнила его. Так пахла квартира, в которой провели последние дни она и ее возлюбленный. Она смотрела на него, не веря своим глазам. Неужели это был он? Черви, гниющая плоть, обнажавшая блестевшие в ночи белые кости… Нет!

Он умер! Теперь она понимала это. Она хотела бы лечь рядом с ним, как и раньше, обнять и заснуть вечным сном… Но она больше не любила его. Перед ней было всего лишь мясо. Уродливое, гниющее мясо. Его красота ушла. Двадцать три и сорок пять. Теперь ему впору любоваться ее кожей, ее телом… Несомненно, его мясо на костях было когда-то чрезвычайно хорошим, но теперь это все прошло. Он потерял то, что она ценила в нем. То, за что готова была платить, а он… Он уже не хотел этого. Он уже ничего не хотел.

Она не плакала. Просто стояла и смотрела куда-то вдаль. Уже не девушка, но еще не старуха.

История восьмая. Право выбора

Он стоял на другой стороне улицы, наблюдая за рыжеволосой девушкой. Она улыбалась. Тяжелые пакеты в ее руках не докучали. Мелкие веснушки, ярко проявлявшиеся ближе к лету, в это осеннее время года были почти незаметны. Ей было двадцать два года. Хорошее настроение отсеивало детали, которые в другой ситуации она бы непременно отметила. Внимание других людей, обращенное к неприметной рыжухе, обычно не ускользало от ее глаз, но сегодня она слишком сильно была увлечена покупками, ведомая предвкушением предстоящего торжества.