Центурион Траяна - Александр Старшинов

– При таверне конюшня. В таверне комнаты на ночь сдают. Станция только для императорских почтарей! Здесь вам лошадей не сменят.

Сириец отвернулся, давая понять, что разговор окончен. Легионеры отъехали в сторону, и Малыш направился к таверне.

Таверна, хотя и числилась при станции, но стояла поодаль. Солдаты и стационарии не доверяли местным и старались держаться от них подальше.

Первым делом Малыш кликнул конюха и велел поставить лошадь в стойло, сам заглянул следом, делая вид, что не доверяет мальчишке уход за своим жеребцом. Пока все шло по плану: подаренная беглому даку лошадка устроена была в стойле и мерно хрупала сено. Малыш щедро бросил мальчишке медяк и вошел в общую обеденную залу. Первым делом легионер отметил, что ни рабов со станции, ни ауксиллариев в заведении Брисаиса нет. В большом темном помещении, скудно освещенном красноватым огнем пяти или шести масляных светильников, сидели лишь местные, которых независимо от их роду-племени легионеры называли фракийцами. Малыш был одет как варвар, у пояса красовался солидный кривой кинжал, рукоять же привычного гладиуса надежно скрывал толстый шерстяной плащ. Усы и бороду Малыш отпускал уже два месяца. В полутьме этот фокус, достойный сатурналий,[29] похоже, удался.

Малыш огляделся.

Беглого дака в таверне не было. Малыш еще немного покрутил головой и подошел к хозяину, что возвышался за прилавком, устроенным на римский манер – с термополиумом.[30]

– Тут это… мой брат Сабиней меня ждет, – сказал Малыш громким шепотом, покашливая при каждом слове, чтобы скрыть акцент.

– Сабиней?.. Ах да, Сабиней… Так он шепнул, что ты должен мне что-то показать, – хозяин кивнул кому-то за спиной Малыша.

Малыш нахмурился, соображая, на что намекает хозяин.

Потом догадался, вытянул руку, в тусклом свете очага блеснуло золото браслета.

– Садись! – Брисаис указал на скамью. – Есть будешь? Просяная каша с оливковым маслом, отличная.

Малыш взял тарелку с кашей.

– Так ты позовешь Сабинея? – спросил, расплачиваясь с хозяином.

– Может, и позову. Мяса?

Не дожидаясь ответа, отрезал от туши, что жарилась над очагом, полосу горячего мяса. Малыш достал из дорожной сумки бронзовую ложку и принялся есть.

– Данубий уже к завтрашнему утру встанет, – говорил за соседним столом широкоплечий лохматый парень, оглаживая двумя пальцами усы так, чтобы они спускались с уголков рта двумя змейками. – Сегодня на лодке на тот берег не дойти – одна шуга.

– Завтра еще похолодает, – отозвался его собеседник. – Старики говорят, зима грядет лютой…

Был он уже сед, во рту мелькал один-единственный желтый зуб, лезущий наружу, как плохо забитый в стену гвоздь, но относить себя к этим самым «старикам» дедок, видать, пока не торопился.

Неожиданно дверь распахнулась, и в таверну вошли четверо легионеров во главе с Кукой. Малыш едва не выронил ложку и невольно привстал. Приск подошел к термополиуму, а остальные неспешно огляделись и направились к столу Малыша. Тот понятия не имел, как себя вести: то ли разыгрывать чужака, как было уговорено, то ли плюнуть на все дурацкие игры и признать своих.

– Сабиней смылся три часа назад, – шепнул Тиресий, снимая кинжалом кусок мяса с тарелки Малыша и отправляя сочный кусок себе в рот.

– Я же видел его кобылу в конюшне, – растерялся Малыш.

– Мы тоже видели, – кивнул Тиресий. – Да только Приск перекинулся с конюхом парой словечек. Тот и сказал, что дак пробыл в таверне всего-то с полчаса, потом взял хозяйскую кобылу и ускакал.

– Куда? – зачем-то спросил Малыш.

– Дальше на восток.

Приск принес кувшин вина, большую тарелку с мясом на всех и горячую лепешку.

Малыш вдруг понял: он несказанно рад тому, что встреча не состоится. Все эти игры в своих и чужих его угнетали.

– По тонкому льду никто не пойдет… Нужно, чтобы несколько дней прошло, и лед стал крепким, – рассуждал тем временем по соседству лохматый фракиец, даже не утруждаясь понизить голос.

– В прошлом году я пытался на ту сторону переправиться по льду, но так и не сумел, – сказал Тиресий громко.

– Тот год не чета нынешнему, – повернулся к переодетому римлянину лохматый.

Будто ненароком Тиресий тряхнул рукой, поднося чашу к губам, рукав туники сполз, сверкнул на запястье золотой браслет. Сидевшие за соседним столом фракийцы переглянулись. Варвары (все трое) были немолоды, темны волосом, видом и статью походили на матерых секачей. У одного из спутанных усов торчали крупные желтоватые зубы – так что сходство делалось почти комическим. К тому же казалось, что фракиец постоянно усмехается.

– Осторожней, парень, – остерег «секач». – Не надо раньше времени золотом трясти. А то римские собаки догадаются.

– Недолго ждать, – фыркнул в свой кубок с вином Тиресий.

– Все равно. Пусть даже десять дней до того, как лед станет крепким, да все равно не стоит. Пусть живут в неведении, пока мы им глотки жирные не перережем.

– Они же успеют в лагерях своих запереться, – на свой страх и риск продолжил спор Тиресий.

– Не успеют. Потому как всюду воины Децебала ударят. По всему Данубию-Истру – аж до самых порогов.[31] Все заполыхает, вся Мезия!

– Чтоб им сдохнуть! – рявкнул с неожиданной яростью Приск.

– Десять дней! А я слышал – раньше их всех вырежем. – Кука тоже решил сыграть свою роль в спектакле.

– Все зависит от реки! – Лохматому, похоже, очень хотелось выглядеть знатоком в этом вопросе. – А ты как думаешь, Эпикрат? – обратился он к парню в сером плаще, что тихо переговаривался о чем-то с хозяином через термополиум. – Эй, Эпикрат, что молчишь?

Лохматый так горячился, будто только от него зависело – где и когда начнется рейд армии Децебала.

– Тише… – вдруг шепнул одними губами Приск и ухватил Малыша за локоть.

– Что стряслось-то? – Малыш завертел головой.

– Мы в логове Немейского льва, – оскалился Приск.

Малыш невольно поежился. Он и сам уже ощутил всю натянутость происходящего – наглухо закрытые (или даже заколоченные?) окна, тусклый свет, обилие гостей в этот ранний, в общем-то, час и вставших у входа двух парней – каждый мог помериться с Малышом и ростом, и шириной плеч. Вдруг каким-то тревожно-красным показался блеск светильников, а струи дыма, что медленно крутились в тяжелом и влажном воздухе, – слишком густыми.

– Пора уходить. – Приск поднялся.

В этот момент стоявший возле термополиума молодой варвар в сером плаще резко обернулся, его глубоко посаженные глаза хищно блеснули. А следом сверкнул выхваченный из ножен клинок.

Казавшийся совсем недавно блестящим план теперь выглядел, мягко говоря, не ахти. Входная дверь таверны оказалась как-то несоразмерно далеко – будто некий титан хлопнул в ладоши и вытянул здание в длину, но при этом чудесным образом не ужал. Лица за столиками посуровели и умножились – сразу человек пять вышло из задней комнаты.