Центурион Траяна - Александр Старшинов

Нижний ярус бурга был разделен на четыре комнаты, каждая со своей кладовой. Одна – эта самая кухня с печкой, зимой самое любимое и самое людное место в башне. Вторая – комната декуриона, и рядом еще две караульни.

Одну каморку декурион предоставил в распоряжение прибывших легионеров. Малыш установил здесь жаровню, возле которой троица разведчиков грелась, попивая разбавленное вино, когда удачливые охотники ввалились со своей добычей.

Пленника, не развязывая, положили на старое лоскутное одеяло, а Приск и Кука подсели вплотную к жаровне.

– Не люблю я снег, ох как не люблю, – пробормотал Кука, потирая ладони.

Затем он, сняв калиги и носки из толстой шерсти, принялся обирать с шерсти твердые катышки снега и кидать их в угол – туда, где на кирпичах искрилась изморозь. Носки Кука обшил спереди и на пятках кожей, но все равно ноги мерзли. А ноги, как известно, у легионера на первом месте, чуть-чуть впереди желудка.

Этой зимой неаполитанец более других страдал от морозов. В начале зимы, после возвращения из похода он почти месяц пролежал в лихорадке. Вот и теперь на холоде смуглая кожа Куки приобрела безжизненный серый оттенок, губы побелели, и даже подле жаровни ему никак не удавалось отогреться. Малыш, всегда готовый услужить друзьям, принес с кухни горячей воды и каждому долил в кубок.

– Ты мне вина подливай, а не воды! – возмутился Кука.

– Сегодня нам боги помогали, – сказал Тиресий, глядя на угли в жаровне своим особенным «пророческим», будто обращенным внутрь себя взглядом. – В нынешние времена это редкость.

– Боги помогали? Нам? – переспросил недоверчиво Кука. – Это как? Сидят они себе на Олимпе, жрут амброзию, а потом поглядели вниз и видят: Кука с Приском в дозоре уже в ледышки превратились, ни ног, ни рук, бедняги, совсем не чувствуют…

– Главное – уши к шлему примерзают, – вставил Приск.

Да, уши и щеки в мороз – это проблема. Но пришивать суконные «уши» к подкладке, как это сделал Малыш, никто больше не стал – уж больно смешно выглядело. Да и спадут скоро морозы. Наверняка.

– …И вот заявляет Юпитер: дай-ка я этим бедолагам помогу, – закончил прерванную мысль Кука.

– Ты думаешь, случайно именно сегодня ночью выпал снег?

Возразить было нечего: надо ж было такому случиться, что снег повалил как раз в четвертую ночную стражу?[17] С час валил, а потом перестал. Сразу же сделалось светлее, и, хотя солнце еще не взошло, но на черной воде Данубия отчетливо проступила осыпанная снегом лодчонка с лазутчиком, что стремилась к южному римскому берегу. Если бы не снег, варвар наверняка бы проскользнул незамеченным.

Теперь пятеро легионеров пили разбавленное горячей водой вино и рассматривали пленника. Даку было лет двадцать шесть. Крепкий, сноровистый, он бы и с двумя легионерами вполне мог справиться. Только сеть ретиария позволила захватить его живым.

Приск осмотрел разрезанные веревки, покачал головой. На починку сети уйдет целый день, не меньше.

Гладиаторское искусство не для легионера. Но тренироваться бросать сеть левой рукой надоумил Приска капсарий[18] в госпитале: надо было срочно разрабатывать руку после ранения, дакийский фалькс[19] вспорол мышцы на плече чуть ли не до кости. Приск был искусным фехтовальщиком, его любимым оружием был фракийский кривой клинок, которым он пользовался не хуже гладиуса, а может быть, даже лучше. Отец учил его когда-то драться таким оружием. А настоящих ретиариев Приск видел только на арене амфитеатра. И вот теперь потихоньку осваивал работу с сетью.

Приск присел на корточки возле пленника, поднес к его губам глиняную кружку с горячим вином. Дак сделал глоток, облизнул потрескавшиеся губы.

– Еще? – спросил Приск на фракийском.

Пленник кивнул. Хлебнул жадно, но не проглотил, надул щеки, затем втянул…

Приск успел прикрыться ладонью, так что плевок не попал в лицо.

Легионер медленно выпрямился, отошел, плеснул водой из кувшина на руку, смывая вино, потом развернулся и саданул ногой пленника под ребра – точно туда, куда и в первый раз. В этот раз удар был сильнее. Дак не удержался и охнул, а Приск отошел и уселся у огня, давая всем своим видом понять, что больше пленника допрашивать не намерен.

Его сменил Тиресий. Этот вина не предлагал.

– Зачем переправился? – последовал вопрос. – Кто тебя послал?

Дак прищурился, плотно стиснул зубы.

– Я так плохо говорю? Он не понимает? – обратился Тиресий к друзьям.

Малыш махнул рукой: чего спрашиваешь-то! У Малыша с фракийским всегда были проблемы. К тому же он постоянно путал слова северного наречия, на котором говорили даки, с южным – языком Мезии и Фракии.

– Всё он понимает, – отозвался Молчун. – Ты что, забыл, Тиресий? Они все такие. Пытай их, не пытай, ничего не скажут.

– Это смотря кого пытать, – заметил Тиресий. – Если парень в войлочной шапке, то есть из знатных, из пилеатов, или комат,[20] но весь в шрамах и отметинах (значит, из царевой гвардии), – такого жечь огнем бесполезно. Ну а если обычный варвар, из низовий Алуты, из деревенских – может, и заговорит.

– А этот каков? – спросил Молчун, всегда задававший самые неудобные вопросы.

– Из гвардии Децебала. Не пилеат, дакийский плебей. Воюет давно, – вместо Тиресия ответил Приск.

– Шрамов на нем вроде немного, – заметил Малыш. – Как ты догадался? – Он всегда с восхищением слушал Приска, почитая того философом и почти мудрецом.

– Дерется хорошо, – пояснил свою догадку Приск. – Меч и кинжал отличного качества. Да и груз, который он нес, не всякому доверят. И уж точно не доверят какому-нибудь саку из низовий.

– Пусть подумает. Жить захочет – заговорит. – Тиресий налил себе еще горячего вина, глотнул. – Он с той стороны. Сейчас война, парень пробрался на наш берег тайком. Прибьем к кресту, никто не поинтересуется, за что и почему.

Молчун, обернув руку тряпкой, вытащил из углей обломок пилума, продемонстрировал всем ставший красным наконечник, потом наклонился и приложил раскаленный металл к бедру пленника. Тот стоически переносил пытку, лишь все плотнее сжимал зубы, пока они не начали скрипеть. В какой-то момент стало казаться, что во рту у него полно камней, и он их перетирает зубами.

– Наш новый Сцевола,– зло рассмеялся Тиресий. – Только мы его не отпустим в любом случае.

Варвар вряд ли слышал имя легендарного римского героя, но презрительный смешок Тиресия был красноречивей слов.

– Отвечай, зачем ты переправился на этот берег? – повторил Молчун вопрос товарища.

– Сдохни! – рявкнул дак.

– Придется еще подогреть парня. – Молчун вновь сунул обломок пилума в угли.