Женский ликбез - Доктор Нонна

– Иди ищи работу.

– Пойду, мамочка…

Тут вмешался обычно молчавший отец:

– Нет, доченька. Я научу тебя шить, кроить. У тебя теперь муж военный, неизвестно, куда вас забросит судьба.

И Клара осталась помогать отцу. Он с таким терпением учил ее, что она начала получать удовольствие от шитья. Отец был хороший учитель. Он умел хвалить, и Клара теперь знала, как это приятно. Папа хвалил маму за вкусный обед, за чистоту в доме, за новую прическу. Этот семейный урок «похвал» Клара запомнила на всю жизнь. Конфликтов на коммунальной кухне не было никогда, потому что Яков делал женщинам комплименты, так хвалил их за ароматы стряпни, за порядок и чистоту в местах общего пользования, что его все любили.

Клара быстро научилась шить, а позже пошла на курсы кройки и шитья.

Спустя месяц после отъезда Гриши она почувствовала недомогание. Ее тошнило, голова кружилась, мучила слабость.

– Мама, я полежу еще чуть-чуть.

– Тебе нездоровится, доченька?

– Да, что-то тошнит.

– Поздравляю, ты беременна! – почему-то Фаина произнесла это без радости.

Клара лежала на софе за шкафом, которым разгородили комнату, чтобы у нее был свой угол, а у родителей свой. Часто по ночам она слышала шорох за шкафом, сердитый шепот мамы и стоны отца… Она знала, что это… И очень жалела маму.

– Господи, сделай так, чтобы у нас родилась девочка, – просила Клара, выросшая среди братьев и с детства мечтавшая о сестренке. Она представляла, как ее малышка вырастет и они станут подружками, и ближе дочки не будет никого.

Кларе перестали сниться кошмары, и теперь все время хотелось есть…

Она начала обшивать соседок, их подруг, со временем у нее появилась своя клиентура. На заработанные деньги покупала сладости и по дороге домой все съедала. Когда живот вырос и стал заметен, Клара решила отомстить Толику…

Она узнала расписание лекций и на следующей неделе уже поднималась по лестнице центрального входа института. Она была одета в пальто, которое ей сшил папа. Расстегнув пуговицы, выставила животик на обозрение знакомых студентов. Толя шел в окружении девушек, смеялся и случайно толкнул Клару. От неожиданности он остановился.

– Ты?

– Я.

В воздухе повисла неприятная пауза.

– Ты беременна? – Клара развернулась и оставила ошарашенного Анатолия стоять на ступенях.

Студенты проходили мимо, некоторые задевали его, а он не обращал ни на кого внимания и стоял, замерев, как статуя. Опомнившись, он побежал за Кларой, но потерял ее в толпе.

Толик все еще любил ее. У него были подозрения, что это Люська взяла деньги, чтобы избавиться от Клары. Его обдало жаром: «Это мой ребенок, мой!»

Неделю он пытался найти Клару, но никто из ее подруг в общежитии не знал ее домашнего адреса.

Глава 12

Клара не любила Гришу, на Анатолия у нее еще была обида. Но она очень ждала ребенка, которого носила. Она чувствовала, что это девочка. Она так хотела дочку-подругу, правда, она не знала, от кого этот ребенок – от мужа или от Толика. По срокам это мог быть ребенок Толика.

До родов она так и не видела мужа, ему не дали отпуск. Писал, что хочет приехать к родам на длительное время и подольше быть с женой и младенцем. Письма Клара получала от Гриши регулярно, и вообще заметно было, что он по ней скучал. Для него это была игра в женитьбу. До нее у него была одна девушка, но Клара за три дня их отношений проникла в его сексуальные фантазии. Он хотел ее каждую ночь, хотел ее по утрам, днем и вечером, в общем, в любую свободную минуту, даже шутил по этому поводу, рассказывая скабрезный анекдот. Гриша понимал, что это его влечение к ней вызвано в первую очередь его собственной фантазией, но запомнил ее совершенство, особенно в постели…

Письма он всегда начинал одинаково: «Моя любимая женушка!» Кларе иногда казалось, что эти слова ее не касаются.

Плод был очень крупным. Гинеколог даже заподозрил, что у нее двойня. Кларе было непросто: ноги отекли, ей даже приходилось ходить в папиных тапочках. Лицо покрылось большими пигментными пятнами, как будто чернику раздавили. Даже волосы изменили свою структуру и вместо крупных волн свисали прямыми прядями. Грудь увеличилась, набухла, и вокруг сосков был темный ореол, а сами соски торчали, как наперстки, которые она надевала при шитье, чтобы не уколоться. Клара избегала теперь подходить к зеркалу, встроенному в шкаф, а раньше вертелась перед ним часами, без устали меняя наряды.

Клара так и не разлюбила Толика. Она решила, что сразу после родов вернется в медицинский институт. И учебу закончить хотелось, и хоть мельком, хоть краем глаза Толика увидеть. Разумеется, в уходе за малышом Клара рассчитывала на помощь мамы.

Отец однажды сказал:

– Доченька, как хорошо, что в доме появится ребенок. Может, он вылечит Фаину? Конечно же, – убеждал он себя, – дитя займет все свободное время, которое она проводит в слезах. Готовит обед, а пищу даже солить не надо: слезы капают в кастрюлю… У нее даже глаза выцвели. Она живет, а как будто уже находится там, на небесах, со своими мальчиками. Иногда подхожу, а она шепчет: «Гришенька, поешь, сыночек. Надо, чтобы ты вырос, как Илюшенька, Петечка и Иосиф». Потом посмотрит на меня пустыми глазами и молчит целый день. Мне страшно за нее! Я ее очень люблю, всю жизнь она у меня единственная. Других я только оглаживал, когда мерки снимал.

Клара очень сблизилась с отцом. Она старалась во всем помогать ему. Делала не только черновую работу, но и выкройки. У Якова после ранения очень болела спина. Он даже стонал от боли, если надо было вставать после долгого сидения за швейной машинкой. Мама не могла работать после такой душевной травмы, она была не в себе от горя. Да и отцу было спокойней, если она находилась дома.

Клару мучил вопрос: как скрыть от мужа, что ребенок не от него? Гордость не позволяла ей завоевывать Толика: он же поверил в то, что она воровка, он предал ее. «Вдруг со временем я полюблю Гришу?» – думала она.

Роды начались на улице. Она относила в комиссионку пальто, которое они шили с отцом для продажи. Клара присела на ступеньки магазина от резкой боли. Прохожая, пожилая женщина, склонилась над ней. Клара даже почувствовала запах лука из ее рта. Старушка взяла ее за руку и хотела помочь ей подняться.

– Ой, как больно! – воскликнула Клара.

Женщина открыла дверь в комиссионку и крикнула:

– «Скорую» вызывайте! Женщина рожает!

Глава 13

Клару увезли в Снегиревский роддом. Она попросила позвонить домой. Полная санитарка помогла ей раздеться и посадила на кровать в приемном отделении. Клару начал бить озноб. Она боялась рожать, не могла забыть маминых сиамских близнецов и всю беременность отгоняла эту страшную картину. Федор Петрович, опытный врач-акушер, осматривал Клару.

– Ну, что же ты, такая оттекшая, гуляла, а не в больнице дожидалась?

– Отказалась я от госпитализации. Я хорошо себя чувствовала. А-а! – закричала Клара.

– Вот всегда вы, дамочки, любите все решать сами. Плод очень крупный. Тяжело тебе будет, девочка, – он ласково погладил Клару по голове. Ей стало от его доброго голоса еще страшней.

– Раскрытие очень маленькое. Будем ждать. – сказал Федор Петрович и перешел к кровати соседней роженицы.

– На, выпей, – сказала медсестра, которая бегала от одной роженицы к другой.

– А что это?

– Касторка, милая, – засмеялась медсестра.

Буквально через двадцать минут Клара побежала в туалет.

– Да не тужься там! – строго крикнула медсестра.

Клару охватил ужас. Ей казалось, что она не опорожняет кишечник, а рожает.

Боль раздирала молодое тело первороженицы.

– Ой, мамочки, боюсь, боюсь! – кричала Клара, но на нее не обращали внимания. Шесть часов металась она в таком состоянии, наконец после очередного осмотра Федор Петрович сказал:

– Ведите ее в родильный зал. Будем рожать, – и по-доброму посмотрел на Клару.

Кларе показалось, что между ног вбили огромное полено, которое еще и подожгли. Как она очутилась на столе – не помнила.

Гриша приехал в это утро в Ленинград. Он с трудом дотянулся до дверного звонка – в руках не помещались купленные в Германии игрушки. Открыл Яков.

– Здравствуйте, я Гриша!

– Проходи, сынок. Какой ты бравый! – Портной улыбнулся молодому офицеру. – И игрушек сколько! А Кларочка рожает! Фая поехала в роддом, а меня оставила тебя дожидаться. Как чувствовала, что ты сегодня приедешь. Бросай чемодан, и поехали.

Фаина одиноко сидела в длинном коридоре, стены которого были выкрашены синей масляной краской. Она не плакала, но страх за единственную дочь заполнил весь этот длинный коридор. Она молилась за нее. Материнская любовь заслонила все обиды и ссоры, даже прежнее горе отошло на второй план, она забыла и о себе и думала только о Кларе и ее ребенке.

– Здравствуйте, Фаина Ароновна!

– Здравствуйте, родной! – Они поцеловались, и повисла тяжелая пауза.