Десятый крестовый - Кристофер Хайд

— Ну и что ты им? — спросил Филип.

— А что я! — тряхнула головой Джанет. — Папаша немало ей крови попортил. К тому времени она уже слиняла.

— С этими, из «Крестового похода»?

— Ну да… — Тут Джанет с подозрительностью посмотрела на Филипа. — Может, я и тебе зря рассказываю? Может, и ты станешь ей лезть в печенки? Или я совсем чокнулась…

— Чокнулась, — подтвердил Филип. — Я боюсь, она попала в беду.

— Кончай, не может быть, чтоб столько лет, а ты все так же влюблен!

— Ты с ней виделась недавно, скажи, она забыла меня или нет?

— Говорила, ты ее несчастье до самой могилы, — невесело улыбнулась Джанет. — Помню, какие вы были в Париже. Все никак я не могла поверить, что это серьезно. После мы с ней отправились в Индию, на попутках. Случалось, конечно, она… сам знаешь, бывала с тем, с другим, но все твердила, что не то, не как с тобой. Вспоминала часто вашу необыкновенную любовь. Может, так оно и есть?

— Так оно и есть, — отозвался Филип. — Должно быть, потому и пришел к тебе, что не могу ее забыть… Джанет рассмеялась.

— У нее по-другому… Говорила, что должна бежать от тебя. И бегала, столько лет…

— А почему, объясняла? — спросил Филип, понимая, что уводит разговор от цели, но не в силах побороть желание подробней узнать, как жила Хезер все эти годы.

— Вина, — просто ответила Джанет. — Вечное чувство вины. Сколько мы с ней ни путешествовали, все оно ей не давало покоя. Вина перед миром, перед самой собой, вина в том, что бросила тебя, что изменяла. Даже меня этим заразила… В Калькутте я чуть было вслед за ней к монашкам не подалась. Хезер почти уговорила.

— Но все-таки не подалась? Джанет рассмеялась.

— Перед Калькуттой мы какое-то время застряли в Катманду. Хезер подыскала квартирку на Фрик-стрит; что-что, а внедряться она умела. В общем, оказался там малый, звали Майкл, курил гашиш и занимался созерцанием. Это тебе не шутка, унция гашиша в день на высоте тысяча триста над уровнем моря! Словом, и мы пристрастились. Только в Калькутте я поняла, что беременна. Мать Тереза дама без условностей, но беременных в послушницы не брала. Пришлось отправиться в Австралию. Там и родила Караллу. А Хезер осталась в Калькутте.

— И до самого дня, как она приехала сюда, вы не встречались? — спросил Филип.

— Нет. Но когда здесь появилась она, сама не своя…

— С чего это?

— Много причин. Католики, кажется, называют это кризис веры. Кто его знает… Хезер все металась, принимать обет, не принимать. Вот-вот посвящение, а она вся в страхе. Будто спала, спала, пора проснуться, а не хочется…

— Как это?

— Трудно объяснить, это надо было видеть… То была у нее мать Тереза вроде подпорки, что ли, а то вдруг подпорка словно и не нужна.

— Ну и порвала бы раз и навсегда!

— Раз и навсегда! — усмехнулась Джалет. — После восьми лет при монастыре! Ей и раньше к жизни не слишком удавалось приспособиться: а уж после монашеского затворничества тем более. Боялась. Словом, ей страшно было подумать, чтоб вернуться…

— И она приехала к тебе… Джанет кивнула.

— Я ее позвала. Если надумает вернуться, пусть сперва у меня поживет. И месяцев через пять после того, как она звонила, Хезер приезжает ко мне. Говорит, что с орденом покончено, что ей надоело, как вьючное животное, спину гнуть. Смотрю, рясу уже не носит. Конец.

— А дальше?

Джанет опасливо взглянула на него.

— Ты ее отцу не донесешь?

— Нет.

— Ладно…

Она поднялась, подошла к стеллажу с книгами. Вытащила какую-то брошюрку, вставленную меж двух дешевых книжонок о йоге, протянула Филипу. Свернутый пополам продолговатый лист бумаги. На лицевой стороне цветное фото: сверкающий меч, воздетый рукой в кольчужной перчатке. Явно из нержавеющей стали. На развороте короткое воззвание:

История знает девять крестовых походов. Наш — десятый. Десятый крестовый поход явится самым тяжким и самым опасным.

Да что там говорить, он станет величайшим, дерзновенным подвигом.

Он начинается здесь, не медли! Против чего идем мы на битву?

Против наркотиков, пьянства, разврата, насилия, преступности в городах, против бесчинства власть имущих. И мы победим, если ты поможешь нам.

Если хочешь подробней узнать о Десятом Крестовом, спроси того, кто вручил тебе это воззвание, или заходи к нам, на «круглый стол» нашего сообщества.

Если считаешь, что сможешь нам помочь в Решающем Бою, торопись вступить в наши ряды!

Внизу значился адрес в Торонто, номер телефона. Судя по печати, текст воззвания универсален, рассчитан на распространение в широком масштабе — адреса к нему подпечатывались. Филип взглянул на оборот. Маленькая печать с гербом Соединенных Штатов.

— Вроде относительно безобидная штука… — проговорил он. — Ну а что же все-таки это, «Десятый крестовый поход»?

— На улицу выйди, сразу на них наткнешься! Распространяют брошюрки, деньги выпрашивают. Ясно, что за публика? В метро группками дежурят, по кварталам рыщут…

— И у нас в Нью-Йорке есть нечто подобное, «ангелы-хранители». Правда, ничего религиозного…

— Так и эти не сразу о религии заговаривают, только со второго, с третьего захода! — отозвалась Джанет. — Если судить по рассказам Хезер. Смесь «дважды рожденных» с «фанатами Иисуса». У них и форма особая.

— Синяя плиссированная юбка и белая блузка? — вырвалось у Филиппа: так была одета Хезер. Джанет кивнула.

— А у мужчин синие брюки, белая рубаха. И еще куртки носят с особым гербом. Крест, перечеркнутый буквой «икс». Должно быть, означает римское «десять» — «десятый».

— И часто Хезер посещала их сборища? — спросил Филип.

— У нас в Торонто бывала трижды. Раз как-то на неделю уехала в одно укромное место, на озеро Ниписсинг. Там у них семинар какой-то проходил. Вернувшись, объявила, что забирает вещи, правда, еще пару дней прожила, все убеждала меня тоже вступить.

— Ее отец сказал, что высылал ей деньги.

— Верно. Она как раз ждала перевода.

— А почему вдруг вступила, не говорила? — спросил Филип. — Странно как-то, из монастыря ведь она ушла?

— Говорила, что «Десятый крестовый» хочет на деле изменить порядок вещей. Мать Тереза, как она выразилась, дует на рану, а «Десятый крестовый» орудует скальпелем.

— Дурь какая-то… — пробормотал Филип, вертя перед глазами листок.

— То-то и оно, — согласилась Джанет. — Что и настораживает. Пока жила у меня, Хезер была явно не в себе. Все решала, стоит — не стоит встретиться с тобой, с отцом. Когда она вернулась с того семинара, я и спрашиваю: что решила? А она отвечает — мол, «Десятый крестовый» призывает всех своих порвать с прошлым, особенно с любовными связями, дескать, такие особи опасны. Вот что ее терзало.

— Думаешь, ее одурманили? — спросил Филип. Он ясно понимал, как Хезер там, в Нью-Йорке, то и дело впадала в какой-то транс, словно брела в тумане, продираясь сквозь сон.

— Вот именно! — подхватила Джанет. — С ней что-то сделалось…

— А давно она отсюда уехала? Джанет помолчала, прикидывая.

— Месяца полтора, а может, два назад, точно не помню.

— И с тех пор никаких вестей?

Джанет покачала головой.

— Я пыталась звонить по телефону, указанному в листовке, мне сказали, что понятия не имеют, где она может быть.

— Сдается мне, первым долгом надо разобраться, что это за публика, — сказал Филип, помахивая листовкой. — Можно, я возьму?

— Бери, — сказала Джанет. — Только не думаю, чтобы Хезер оказалась тут.

— Это почему же?

Джанет встала, подошла к тому самому стеллажу, откуда извлекла листовку. Прошлась пальцами по стопке каких-то бумажек, перетянутых аптекарской резинкой, вытянула одну. Подошла к Филипу, протянула. Это оказался междугородный телефонный счет. Там значились три звонка — два с бостонским номером, третий — из города Баррингтон, штат Нью-Йорк.

— Нью-йоркский номер, — сказала Джанет, снова опускаясь на пол. — Недели через две после отъезда Хезер вызвала меня по телефону, за мой счет. Говорила как-то странно, еле шевелила языком. Я пыталась убедить ее вернуться, но она бормотала только, будто ей выпало идти по стопам Иисуса, что-то в этом духе. Плела какую-то околесицу…

— Как ты думаешь, откуда возник этот Баррингтон?

— Я и слыхом не слыхала о таком городишке, пока этот счет не пришел!

— Запишу-ка я себе номер! — сказал Филип, рассматривая квитанцию.

Снова Джанет поднялась, Филип вслед за ней. Джанет нашла карандаш, листок бумаги. Филип списал номер, вернул ей карандаш.

— Теперь я, пожалуй, пойду, — сказал он. Джанет потянулась, ласково коснулась его плеча.

— Желаю тебе найти ее! Глупо, конечно, только ей, кроме нас тобой, полагаться не на кого.

— Разве что на «Десятый крестовый»! — отозвался Филип. Наклонился, нежно чмокнул Джанет в щеку. Повернулся и вышел, оставив ее одну в комнате. Джанет стояла посреди комнаты; упавший ей на лицо из окна неяркий лучик раннего солнца придавал ей странное сходство с образом скорбящей богоматери.