Поэзия Серебряного века (Сборник) - Рюрик Рок

Федор Сологуб

(1863–1927)

Федор Сологуб (псевдоним Федора Кузьмича Тетерникова) – наиболее видный представитель символистско-декадентского направления. Его лирика поражает цельностью: устойчиво-пессимистическое настроение, узкий круг тем, повторяющиеся образы-символы. Большое место в творчестве Сологуба занимает тема смерти; во многих стихах звучит мотив безнадежности и отчаяния. Но в противовес ему поэт создает прекрасную страну мечты – планету Ойле, цветущую под таинственной звездой Маир. В этом потустороннем мире, где царят любовь и красота, обитают души умерших на Земле людей.

Доступность поэзии возводилась Сологубом в эстетический принцип. Форма его аскетически проста: ямб или хорей, неяркие рифмы, минимум эпитетов, четкая композиция. Но лапидарность языка удивительно сочетается у поэта с интонационной выразительностью, музыкальностью и чрезвычайной изысканностью, что заставляет восхищаться магией его стихов. Кроме того, наряду с Куприным, Горьким и Л. Андреевым он являлся одним из самых известных писателей своего времени, автором романов “Мелкий бес”, “Тяжелые сны”, “Навьи чары” и др.

* * *

О смерть! я твой. Повсюду вижуОдну тебя, – и ненавижуОчарования земли.Людские чужды мне восторги,Сраженья, праздники и торги,Весь этот шум в земной пыли.

Твоей сестры несправедливой,Ничтожной жизни, робкой, лживой,Отринул я издавна власть.Не мне, обвеянному тайнойТвоей красы необычайной,Не мне к ногам ее упасть.

Не мне идти на пир блестящий,Огнем надменным тяготящийМои дремотные глаза,Когда на них уже упала,Прозрачней чистого кристалла,Твоя холодная слеза.

12 июня 1894 * * *

Я – бог таинственного мира,Весь мир в одних моих мечтах.Не сотворю себе кумираНи на земле, ни в небесах.

Моей божественной природыЯ не открою никому.Тружусь, как раб, а для свободыЗову я ночь, покой и тьму.

28 октября 1896 * * *

Живы дети, только дети, —Мы мертвы, давно мертвы.Смерть шатается на светеИ махает, словно плетью,Уплетенной туго сетьюВозле каждой головы.

Хоть и даст она отсрочку —Год, неделю или ночь,Но поставит все же точкуИ укатит в черной тачке,Сотрясая в дикой скачке,Из земного мира прочь.

Торопись дышать сильнее,Жди – придет и твой черед.Задыхайся, цепенея,Леденея перед нею.Срок пройдет – подставишь шею, —Ночь, неделя или год.

15 апреля 1897 * * *

В поле не видно ни зги.Кто-то зовет: “Помоги!”Что я могу?Сам я и беден и мал,Сам я смертельно устал,Как помогу?

Кто-то зовет в тишине:“Брат мой, приблизься ко мне!Легче вдвоем.Если не сможем идти,Вместе умрем на пути,Вместе умрем!”

18 мая 1897 Из “Гимнов родине” 1

О Русь! В тоске изнемогая,Тебе слагаю гимны я.Милее нет на свете края,О родина моя!Твоих равнин немые далиПолны таинственной печали,Тоскою дышат небеса,Среди болот, в бессилье хилом,Цветком поникшим и унылым,Восходит бледная краса.

Твои суровые просторыТомят тоскующие взорыИ души, полные тоской.Но и в отчаяньи есть сладость.Тебе, отчизна, стон и радость,И безнадежность, и покой.

Милее нет на свете края,О Русь, о родина моя.Тебе, в тоске изнемогая,Слагаю гимны я.

6 апреля 1903 2

Люблю я грусть твоих просторов,Мой милый край, святая Русь.Судьбы унылых приговоровЯ не боюсь и не стыжусь.

И все твои пути мне милы,И пусть грозит безумный путьИ тьмой, и холодом могилы,Я не хочу с него свернуть.

Не заклинаю духа злого,И, как молитву наизусть,Твержу всё те ж четыре слова:“Какой простор! Какая грусть!”

8 апреля 1903 * * *

Высока луна Господня.Тяжко мне.Истомилась я сегодняВ тишине.

Ни одна вокруг не лаетИз подруг.Скучно, страшно, замираетВсе вокруг.

В ясных улицах так пусто,Так мертво.Не слыхать шагов, ни хруста,Ничего.

Землю нюхая в тревоге,Жду я бед.Слабо пахнет на дорогеЧей-то след.

Никого нигде не будитБыстрый шаг.Жданный путник, кто ж он будет —Друг иль враг?

Под холодною луноюЯ одна.Нет, невмочь мне, – я завоюУ окна.

Высока луна Господня,Высока.Грусть томит меня сегодняИ тоска.

Просыпайтесь, нарушайтеТишину.Сестры, сестры! войте, лайтеНа луну!

Февраль 1905 Искали дочь

Печаль в груди была остра,Безумна ночь, —И мы блуждали до утра,Искали дочь.

Нам запомнилась навекиЖутких улиц тишина,Хрупкий снег, немые реки,Дым костров, штыки, луна.

Чернели тени на огнеНочных костров.Звучали в мертвой тишинеШаги врагов.

Там, где били и рубили,У застав и у палат,Что-то чутко сторожилиЦепи хмурые солдат.

Всю ночь мерещилась нам дочь,Еще жива,И нам нашептывала ночьЕе слова.

По участкам, по больницам(Где пускали, где и нет)Мы склоняли к многим лицамТусклых свеч неровный свет.

Бросали груды страшных телВ подвал сырой.Туда пускать нас не хотелГородовой.

Скорби пламенный язык ли,Деньги ль дверь открыли нам, —Рано утром мы прониклиВ тьму, к поверженным телам.

Ступени скользкие велиВ сырую мглу,Под грудой тел мы дочь нашлиТам, на полу…

25 ноября 1905 Чертовы качели

В тени косматой елиНад шумною рекойКачает черт качелиМохнатою рукой.

Качает и смеется,Вперед, назад,Вперед, назад,Доска скрипит и гнется,О сук тяжелый третсяНатянутый канат.

Снует с протяжным скрипомШатучая доска,И черт хохочет с хрипом,Хватаясь за бока.

Держусь, томлюсь, качаюсь,Вперед, назад,Вперед, назад,Хватаюсь и мотаюсьИ отвести стараюсьОт черта томный взгляд.

Над верхом темной елиХохочет голубой:“Попался на качели,Качайся, черт с тобой”.

В тени косматой елиВизжат, кружась гурьбой:“Попался на качели,Качайся, черт с тобой”.

Я знаю, черт не броситСтремительной доски,Пока меня не скоситГрозящий взмах руки,

Пока не перетрется,Крутяся, конопля,Пока не подвернетсяКо мне моя земля.

Взлечу я выше ели,И лбом о землю трах.Качай же, черт, качели,Все выше, выше… ах!

14 июня 1907 * * *

Цветы для наглых, вино для сильных,Рабы послушны тому, кто смел.На свете много даров обильныхТому, кто сердцем окаменел.

Что людям мило, что людям любо,В чем вдохновенье и в чем полет,Все блага жизни тому, кто грубоИ беспощадно вперед идет.О правде мира что б ни сказали,Всё это – сказки, всё это – ложь.Мечтатель бледный, умри в подвале,Где стены плесень покрыла сплошь.

Подвальный воздух для чахлой груди,И обещанье загробных крыл.И вы хотите, о люди, люди,Чтоб жизнь земную я полюбил.

9 июля 1914 * * *

Безумное светило бытияИзмучило, измаяло.Растаяла Снегурочка моя,Растаяла, растаяла.

Властительно она меня велаТропою заповедною.Бесследною дорогою ушла,Бесследною, бесследною.

Я за Снегурочкой хочу идти,Да ноги крепко связаны.Заказаны отрадные пути,Заказаны, заказаны.

Я жизни не хочу, – уйди, уйдиТы, бабища проклятая.Крылатая, меня освободи,Крылатая, крылатая.

У запертых, закованных воротДуша томится пленная.Блаженная в Эдем[26] меня зовет,Блаженная, блаженная.

Снегурочка, любимая моя,Подруга, Богом данная,Желанная в просторах бытия,Желанная, желанная.

5 марта 1922

Дмитрий Мережковский