Натюрморт с дятлом - Том Роббинс

Ну разумеется, Ли-Шери вообще не могла провести подобной аналогии. Это сравнение и в голову ей не приходило. Оно пришло в голову Бернарду Мики Рэнглу.

Бернард Мики Рэнгл находился на борту воздушного судна компании «Ориентал эйрлайнз» в салоне третьего класса и обдумывал аналогию между проблемой крыс/мангустов и преступников/копов. Бернард Мики Рэнгл сидел в хвосте самолета, обвязавшись семью шашками динамита.

Бернард Мики Рэнгл был умен. Вероятнее всего, он в любом случае сумел бы пронести в самолет семь динамитных шашек, но лягушка явно облегчила ему задачу, так сказать, проложив путь. (Лягушку, кстати, выпустили в пруд недалеко от взлетно-посадочных полос аэропорта Си-Так.[22] Для такого оживленного места пруд был вполне приличным – с кувшинками, осокой и жирными комарами. Но, черт возьми, не станем лукавить: это вам не пляжи Вайкики.)

16

Реактивный самолет, недосчитавшийся одного маленького зеленого пассажира, зато прибавивший к своему грузу семь динамитных шашек, все еще летел над водоемом, обладавшим, как известно любому новичку-серфингисту, самым неудачным в мире названием. Самолет посвистывал, чтобы скрыть свой страх перед силой тяжести. Ли-Шери читала журналы, чтобы скрыть свое волнение.

Радостное волнение мельтешило в ее глазах, как точки в сокращенных словах на доске объявлений. Запятые возбуждения кувыркались у нее в желудке, там же извивались знаки вопроса. Время от времени принцесса чувствовала себя так, будто уселась на восклицательный знак.

Идея симпозиума по вопросам спасения Земли была настолько великолепна, что у Ли-Шери в голове не укладывалось, почему же его не устроили раньше. Лучшие мировые умы, разработчики самых передовых технологий, ведущие ученые, талантливые художники и поэты соберутся вместе, чтобы объединить свои познания и чаяния на благо планеты. Вот какой надлежало быть Организации Объединенных Наций, не будь она в руках бестолковых и продажных чиновников, не служи она интересам себялюбивых политиканов.

В программе конференции значился доклад Бакминстера Фуллера[23] на тему «Расплата за разливы нефти: Ничего себе последствия!» и выступление Гари Снайдера[24]«Буддистский подход в борьбе против муниципальных властей». Лекция известного защитника окружающей среды доктора Барри Коммонера[25] (при взгляде на его фамилию[26] принцессой на миг овладело чувство собственного превосходства, впрочем, тут же сменившееся более глубоким чувством вины) носила название «Бесплатный сыр бывает только в мышеловке!». Рабочую группу по вопросам альтернативных методов контрацепции возглавляла Линда Когхилл – женщина, которая в одиночку добилась резкого сокращения числа абортов и внебрачных детей в Портленде, штат Орегон.

Утром 26 февраля принцессе предстоял выбор – пойти на демонстрацию фотогальванического элемента (настоящий научный прорыв в сфере удешевления солнечной энергии) или посетить «круглый стол» доктора Лайнуса Полинга[27] о пользе витамина С как профилактического и лечебного средства. Осталась ли хоть какая-нибудь проблема планетарного масштаба, не освещенная на симпозиуме? Ли-Шери не могла назвать ни одной.

Возможно, Ли-Шери и не придавала особого значения тому факту, что статьи в журналах, которые она просматривала, в основном касались взаимоотношений полов: кто с кем сошелся или разошелся, что делать, когда муж потерял к вам интерес, как справиться с одиночеством или пережить разрыв и так далее, и тому подобное. Почти все рекламные объявления предлагали уйму способов стать привлекательнее для противоположного пола. Более того, фильм, который шел по телевизору во время полета, тоже был о любви и из-за печальной концовки считался реалистичным. Когда же принцесса захотела послушать музыку и надела наушники, то обнаружила, что репертуар, предлагаемый вниманию пассажиров компании «Нордвест ориент», состоит исключительно из песен о сердцах – разбитых, истерзанных либо трепещущих и рассыпающих искры на высоковольтном пороге новой любви.

Возможно, Ли-Шери предпочитала не обращать внимания на эти обстоятельства просто потому, что ее душевная рана еще не зажила. Если подоплекой всеобщего интереса к глобальным проблемам (как бы ни преуменьшалась их важность в последней четверти двадцатого века) служило более тонкое и горячее стремление обрести самореализацию в любви – что ж, наверное, попытку выйти за пределы этого стремления и превратить его в нечто большее стоило считать вполне мужественной и благородной.

Возможно.

А в хвосте самолета Бернард Мики Рэнгл пошарил во внутреннем кармане пиджака и извлек оттуда… не детонатор… и не запал… пока что нет… Пачку печенья «Хостесс Твинкиз».

Какая досада, ваше высочество, что ваша маменька настояла на покупке билета первого класса. Какая жалость, что вы сидите рядом со своей пожилой дуэньей, мирно похрапывающей в кресле. Лучше бы вам было оказаться рядом с Бернардом Мики Рэнглом. Поскольку «Хостесс Твинкиз» всегда уложены в пачке по два – ведь они, подобно койотам, касаткам, гориллам и американским журавлям, выбирают себе пару один раз и на всю жизнь, – то вам обоим как раз досталось бы по печенюшке.

17

Самолет покружил над Гонолулу, точно указательный палец над клавиатурой, в ожидании приказа от центра управления, где и когда опуститься.

И лайнер сел… на «Л». На полосу «Л». «Л», как в слове «луна». «Л», как в слове «любовь».

Наблюдаемое нами явление можно считать непредвиденной посадкой на ВПП сердца. Этот полет неизбежно должен был закончиться где-нибудь возле луны.

Замигало предупреждение «Не курить!» (под луной, в мансарде, принцесса никогда не курила свой «Кэмел»). Вслед за ней зажглась надпись «Пристегните ремни!» (в любви ремни застегиваются и расстегиваются с восхитительной частотой). Хулиетта схватилась за свою корзинку, внутри которой уже почти ничего не напоминало о лягушке. Ли-Шери сжала колени, между которыми все было сухо, как и должно быть между ног у принцессы. Бернард Мики Рэнгл, значившийся в списке пассажиров под именем Т. Виктрола Файркрекера, но более известный миру как Дятел, вообще не стал ни за что хвататься, даже за свою кольчугу из черного пороха. Дятел был не так глуп, чтобы что-то хватать и держать. Дятел просто сидел и довольно улыбался. Он улыбался потому, что прилетел на Гавайи, избежав разоблачения. Он улыбался потому, что начинка «Хостесс Твинкиз» всегда заставляла его рот растянуться в улыбке. Он улыбался потому, что на дворе стояла последняя четверть двадцатого века и что-то важное уже начало происходить.

Интерлюдия

Возможно, я ошибался насчет «Ремингтона SL3». Я уже не уверен, что эта машинка мне подойдет. О, это великолепный инструмент – для хорошего письменного стола в хорошем офисе. Если вы хотите составить договор, письмо редактору, счет, подготовить рецензию на книгу, «Ремингтон SL3» расставит все точки над «i», прежде чем вы до них доберетесь, и я нисколько не сомневаюсь, что некоторые секретарши охотно предпочли бы эту машинку своим любовникам. Однако для писателя любая машинка – страшная штука, а уж «Ремингтон SL3» с его сменными печатающими головками, автоматическими полями, механизмом установки междустрочных интервалов, шкалой центровки текста, персонализированным контролем силы удара, кнопкой установки абзаца, вертикальным и горизонтальным отступом в пол-интервала, клавишей быстрого возврата, табуляторами, улучшенным отбивом умляута и проверкой орфографии – уф-ф, кто лицом к лицу общался с такой изощренной механикой в ночной тиши кабинета, тот познал страх и ужас.

Во-первых, она урчит, как загулявшая кошка, и ощутимо вибрирует на столе. Черт подери, она прямо-таки рвется в бой. Эй! Расслабься, детка. Я думаю. Не мешай.

Во-вторых, этот безумный цвет – ярко-синий. Не матово-черный – таинственный, глубокий, вбирающий в себя дневной свет и мысли автора, непринужденный и в то же время строгий цвет пишущих машинок прошлого, – а кричащий, холодный, наимоднейший синий, от которого даже при свечах кажется, что машинка буравит тебя придирчивым взглядом таможенного инспектора или другого важного умника. Машинка пялится на меня точно так же, как я на нее.

Ну хорошо, допустим, что восприятие мое обострилось под воздействием грибных спор, которые я по неосторожности вдохнул, вычищая холодильник, но все равно из-за этого страха перед пишущей машинкой я уже не раз подумывал о том, чтобы взяться за перо. О карандашах, разумеется, речи не идет: написанное ими слишком недолговечно. Чернильные ручки текут, шариковые просто безвкусны и вдобавок имеют обыкновение пропадать. Мне нравятся павлиньи перья, а больше того – перышки дятла, но первыми не так-то легко разжиться, а вторые дерут бумагу и замедляют работу.