Электрическое тело (ЛП) - Рэвис Бет

Мамины воспоминания слабеют. Дом начинает мерцать.

Я ныряю под окно, на случай, если было достаточно помех, чтобы маму выбросило из грёз. Вжавшись в дом, я складываю руки в рупор и выдыхаю в них, думая о корице.

Теплый, оглушительный аромат специи обволакивает меня, я выбрасываю руки вверх, воображая, как запах пронизывает каждый уголок маминой грёзы.

— Печенье! — слышу, как говорит мама, её голос заливается смех. Она снова погрузилась в грёзы, мерцание исчезло.

Но на всякий случай, я делаю всё, что могу придумать, чтобы придать маминым воспоминаниям ещё большей реальности. Я напеваю первые нотки папиной любимой песни, «Лунная река», песни, которую я услышала в начале грёз. Мелодия ещё долго продолжает звучать после того, как я прекращаю петь — мамина память продолжила её, усиливая грёзы. Я добавляю мои давние воспоминания о доме к её, и кухня проясняется, полная точных деталей, словно расплывчатое изображение, настраивающее фокус.

Мне кажется, что всё хорошо. Возможно, я могу покинуть грёзы, позволить маминому разуму заполонить всё остальное.

Но затем я слышу её голос. Он настолько напряжён, что я приподнимаюсь и прислоняюсь ближе, не смотря на уже ослабленное состояние грёз.

— Филип, — говорит мама, её голос опечален не пролитыми слезами. — Филип, мне кажется, это нереально. Хотелось бы мне, чтобы это было не так….но я в грёзах, верно? Ты не настоящий. Ты — лишь воспоминание.

Инстинктивно я протягиваю руку, и стена, отделяющая меня от кухни и мамы исчезает. Законы физики не действительны в грёзах. Моя мама поворачивается, но я подаюсь вперёд и держу её за голову, обращая её взор к отцу.

Я чувствую, глубоко внутри, силу. Контроль. Я могу контролировать грёзы моей мамы, словно кукловод, дёргающий за верёвочки. Я со всех сил сосредотачиваюсь на основе этого воспоминания.

Но затем я слышу всхлипывания моей мамы, и я знаю, что в этот миг она вспоминает о боли, причиняемой болезнью, и вся кухня начинает мерцать, в том числе и воспоминание о моём отце.

Нет. Я погружаюсь глубоко в себя, достигая центра моей силы, о существовании которой я не знала, и цепляюсь за каждую счастливую мысль и воспоминание, которые я сохранила о моих прежних родителях, и я представляю, как они выливаются из меня, поглощая мою маму.

Тепло, любовь, заполоняющая сердце радость, привязанность, беспорядочные поцелуи, вкус его губ, ощущение его тела, любовь, ребёнок, тихие, усыпляющие звуки, крошечные пальчики, крошечные ножки, ясные широко распахнутые карие глаза, любовь, любовь, любовь…

Я одергиваю руки в сторону. Вымышленное тело моей мамы ослабевает и расслабляется. Я проникла в её душу и вытянула её самые глубокие воспоминания, которые невозможно описать словами, воспоминания, которые являются такой же полноценной частью её, как руки и ноги. Именно они сейчас и переполняют её.

Мама оборачивается лицом к папе, и теперь я знаю, что она полностью погрузилась в грёзы, а это чувство покоя и радости ещё долгое время не будет покидать её после того, как она очнётся.

Сработало.

Я поворачиваюсь, чтобы уйти. Теперь, уходя, я могу не опасаться; Грёзы мамы определённо действуют.

Но я оглядываюсь назад. Не могу сдержаться.

Я тоже скучаю по папе. Я скучаю по его взгляду. Мои собственные сны не настолько ярки как мамины. И даже не смотря на то, что он здесь моложе, чем я помню его, и часть волос, обрамляющих его лицо, небрежно торчат в разные стороны, что придаёт его образу беспечности, он не носит очков, а его голова покрыта большим количеством волос, это всё ещё папа.

А затем, он смотрит на меня.

— Элла! — говорит он, его голос прорезается сквозь тихие звуки воспоминания резкими, ясными нотками. — Элла. Ты должна проснуться.

Глава 10

Я дёргаюсь так сильно, что царапаюсь затылком о звуковой шлем. Я откидываю его назад, отрывая электроды от кожи, едва не порвав при этом цепочку. Моя кожа вибрирует. Я пристально смотрю на неё, испытывая трепет и ужас в то время, как моя рука дрожит, словно при землетрясении. Вибрация пронзает мою кожу, проникая в мои кости, и я чувствую, будто что-то слышу, гудение души, вырывающееся из моей плоти.

А затем я моргаю, всё успокаивается и утихает.

Я закрываю глаза трясущейся рукой, пытаясь сконцентрироваться. Галлюцинация. Моё тело реагирует на добавочные наноботы, которые я ввела в мой организм. То последнее видение было… волнительным. А это не могло произойти. Грёзы нереальны. Меня на самом деле не было в маминой голове. Воспоминания — это лишь электрические импульсы, посылаемые в синапсы мозга. Ни в коем случае папа не мог…. это не мог быть папа, это было лишь воспоминание о нём — он никак не мог меня видеть. Говорить со мной.

Я тяжело вздыхаю и проверяю мамины показатели, беспокоясь, что последнее видение о папе оказалось достаточно странным и жутким, чтобы повлиять на её состояние. Но она блаженно спит, по-прежнему в своих мечтах; показатели здоровья в норме и гораздо лучше, чем они были до начала процедуры.

Дверь открывается и Мисс Уайт врывается в комнату, её глаза широко распахнутые и встревожены.

— Элла! — пронзительно вскрикивает она. — Что ты наделала? — Она подбегает ко мне, замечая холодный пот, выступивший на моей коже.

— У меня получилось, — говорю я, осознавая, что сейчас произошло.

— Ты в порядке? — Мисс Уайт игнорирует мой ответ, проверяя показатели здоровья на моём наруче. — Где твоя мама?

Я высвобождаю запястье и беру её за руку, заставляя Мисс Уайт посмотреть на меня.

— У меня получилось, — повторяю я, моё лицо расплывается в улыбке. — Я сделала это!

— Сделала…что? — в её голосе слышится недоверие и беспокойство.

От панели управления доносится тихое пиликание, сопровождаемое красной вспышкой.

— Мама вот-вот очнётся, — говорю я, спрыгивая с кресла и отталкивая Мисс Уайт в сторону. Она поворачивает голову и смотрит в пространство между мной и вторым креслом, и мне почти хочется видеть её лицо, когда она замечает пустую ампулу из-под наноботов.

— Элла! — Она тяжело дышит, нагоняя меня.

Я подбегаю к маминому креслу грёз как раз, когда её глаза распахиваются.

— Хорошие грёзы? — Интересуюсь я, улыбаясь ей. Моя улыбка замирает. Что если она помнит то, как всё чуть было не оборвалось? Вдруг она помнит странное поведение папы?

Но затем я вижу выражении её лица, и моё сердце тает от облегчения. — Самые лучшие, — говорит она.

Я помогаю ей выбраться из кресла грёз.

— Что ты помнишь? — спрашиваю я, не смотря на то, что уже знаю ответ.

Мама сжимает мою руку.

— Мой последний счастливый день.

Она направляется вперёд, чтобы поговорить с Мисс Уайт, но я стою, словно парализованная. Её последний счастливый день. С тех пор, каждый последующий день казался жалким по сравнению с тем днём, многие, многие годы спустя.

Мамин новый андроид-сиделка, Роузи, стоит по стойке «смирно» в дверях, и мама прислоняется к ней, направляясь к лифту.

— Идёшь? — спрашивает мама, окутывающее её сияние радости, принесённое грёзами, настолько яркое, что я почти могу увидеть его.

— Нет…Мне нужно поговорить с Эллой о её стажировке, — говорит Мисс Уайт прежде, чем мне удаётся ответить. Мама окидывает меня взглядом, и я машу ей рукой, показывая, что она может идти. Как только мы слышим звук закрывающихся позади мамы и андроида дверей, Мисс Уайт оборачивается ко мне, её лицо представляет смесь гордости и злости.

— Элла! — восклицает она, её голос уже достаточно резок. — Это было очень, очень опасно!

Я вздрагиваю, моё тело помнит тот миг, когда его сжало, после чего оно и вовсе превратилось в небытие. Мне казалось, что я умерла.

— Со мной всё было в порядке, — с пренебрежением отвечаю я. — А что самое главное — это сработало.

Мисс Уайт затаила дыхание. — На что это было похоже? — пылко спрашивает она; в её глазах блестит знакомый восторг научного открытия.