Топот бронзового коня - Михаил Казовский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Почему? - спросил сын учителя, сильно побледнев.
- Ведьмы, ворожеи. Знают секреты тайных снадобий. Подмешают порошок в пищу и вино - потеряешь волю и начнёшь поступать по их прихоти. Я от их колдовства чуть не умер.
- Быть того не может.
- Хочешь, на кресте поклянусь? Ведь она отца сына своего тоже уморила. Пол-Византия это знает. Правда, правда. Будучи тринадцати лет от роду, отдалась заезжему фокуснику, а потом с ним сбежала. Кочевала по городам и весям. Научилась от него волшебству, чёрной магии, составлению ядов. Родила ребёнка. А затем мужа отравила, драгоценности хапнула и сошлась с дрессировщиком медведей. Родила от него второго ребёнка, но супруга однажды загрыз топтыгин. И пришлось ей вернуться к тёте Комито.
Велисарий потрясённо молчал, а абазг увлечённо продолжал разглагольствовать:
- До меня у неё были Дорофей и Маркелл. Мы её делили с Терентием, а потом, до тебя, но после меня, принимала Каллистрата и Евдокима. Так что не обольщайся, Лис, и не верь в большую любовь Антонины. Ты у неё не первый и не последний.
Славянин сильно покраснел и ответил глухо:
- Может, и не первый. Это всё равно, ибо к прошлому ревновать нельзя. Но последний - точно, потому что я задумал на ней жениться.
Константин даже поперхнулся:
- Что? Жениться?! Ты в своём уме?
- Я люблю её.
- Разве это повод? Женятся, на ком выгодно, а с блудливыми шлюхами, вроде Антонины, просто забавляются… Нет, конечно, если ты намерен сделаться посмешищем у всей гвардии… чтобы каждый показывал на тебя пальцем и говорил: «Вот идёт болван, у которого жена отдавалась любому…»
Новобранец не выдержал и, схватив собеседника на ворот туники, процедил сквозь зубы:
- Слушай, ты, грязная свинья, я хотя и младше по званию, но отделаю тебя так, что потом не сможешь иметь детей!
Тот с усилием отодрал руки Велисария от себя и воскликнул:
- Отцепись, урод! Прочь с моей дороги. О таких, как ты, не хочу мараться. Но найду способ проучить. Мы, абазги, не прощаем обид.
- Не грози, не страшно. - Лис глядел исподлобья, тяжело дышал. - И держись подальше от меня и от Антонины. Если я услышу, что опять поливаешь её помоями, точно оскоплю, так и знай.
- Как бы самому не остаться без причиндал!
Этот разговор больно ранил пылкого влюблённого.
Он, конечно, понимал, что его красотка - далеко не святая, а её мастерство в части удовольствий говорит само за себя, но отказывался поверить в неразборчивость своей танцовщицы. Просто Константин, решил Велисарий, злится на потерянную подругу; может, сам когда-то собирался на ней жениться и теперь, отставленный, продолжает негодовать.
Нино не такая. Легкомысленная - конечно; бесшабашная, заводная - неоспоримо; но не подлая, не коварная и, само собой, не продажная. Не давала поводов заподозрить её в измене. Сохраняет Велисарию верность. Прикипела сильно.
Но сомнение от слов Константина всё-таки запало Велисарию в душу. Не горело, но тлело. И однажды полыхнуло обжигающим пламенем.
Перед Рождеством, привезя Антонине в подарок золотое колечко и надев ей на средний палец правой руки, сын учителя с жаром выпалил:
- Это в знак того, что мы обручаемся.
Женщина нахмурилась и, стянув драгоценность, отдала назад:
- Не хочу. Возьми.
- Что с тобой? - изумился он. - Почему не хочешь?
- Не желаю замуж.
- Я тебе не люб?
- Очень даже люб, ты прекрасно знаешь. Я вообще ни за кого не хочу. Мне моя свобода дороже.
Юноша сидел и хлопал ресницами. Озадаченно произнёс:
- Не могу понять… Что плохого в семейной жизни?
Та взглянула с невесёлой улыбкой:
- Лучше ты скажи - что хорошего? Рабство и свобода - в этом и заключена разница. А замужество - добровольное рабство.
Лис проговорил:
- Если любишь мужа - рабство сладкое.
- Чепуха. Столько сразу возникает проблем. Столько обязательств! Головная боль - да и только.
Он обиделся:
- Ну, конечно, хлопотно: верность сохранять и блюсти себя. А тебе по нраву быть сегодня с одним, завтра со вторым, послезавтра с третьим. Или даже с ними тремя, собранными вместе! Я не верил, дурак, думал, что наветы: Дорофей, Маркелл, Евдоким, Константин, Терентий… Или кто там участвовал ещё? Всех и не упомнишь! Для чего обязательства, лишние проблемы с надоедливым мужем? Много проще бабочкой порхать с цветка на цветок.
Танцовщица опустила ресницы:
- Наболтали уже… Константин, наверное? Ну, а кто ж ещё! Я его прогнала - он и бесится. Не мужик, а баба. Ненавижу сплетников… - Облизала губы. - Да, бывала со многими. Разве непонятно? Я живой человек, а не столб с глазами. Полюблю - и дарю любовь. Как тебе сейчас. Но, быть может, привяжусь и ещё к кому-то. Что тогда с тобой делать? Убивать?"
Велисарий посмотрел на неё с прищуром:
- Значит, правда, что отца своего ребёнка ты убила?
Антонина вздрогнула и нахмурилась ещё больше:
- Нет, неправда. Он был фокусник и колдун, изучал магические свойства веществ. И случайно выпил не из той плошки. Отравился сам.
- Так я и поверил! Ты колдунья и приворожила меня.
Нино усмехнулась:
- Ну, считай, как хочешь. Только я клянусь, что не ворожила.
Молодой человек поднялся:
- Клятвы твои пусты. И не стоят выеденного яйца.
- О, как мы меняемся в настроениях! Только что предлагал жениться, а теперь позоришь.
Он проговорил:
- Да, позорю, потому что надеялся, думал, что наветы не имеют под собой основания. И явился к тебе с открытой душой, предложил не терять друг друга. Вместе строить нашу судьбу. Пробиваться к благополучию сообща. Ну, а ты? Вылила на меня ушат холодной воды.
- Именно: холодной. Поостыть не мешало бы тебе.
Велисарий отшвырнул кольцо, повернулся и пошёл к двери. Бросил на ходу:
- Раз не дорожишь мною, то живи как знаешь. Раз тебе свобода твоя дороже.
Женщина сказала ему вдогонку:
- Скатертью дорога. Стригунок, цыплёнок. Свататься пришёл. Молоко не обсохло на губах… Может, грудь хочешь пососать? Станется с тебя…
- Да пошла ты!… - распахнул дверь ногой и убрался, не обернувшись, бормоча ругательства.
Антонина проводила его грустным взглядом и вздохнула горько:
- Ну и ладно. Тоже мне, подумаешь, небожитель! На тебе свет клином не сошёлся! - И, уткнувшись носом в ладонь, заплакала.
А у Лиса на сердце тоже было скверно; завернувшись в плащ, он верхом скакал вдоль стены Константина, миновал Ливадию, спешился на берегу Ликоса и присел на камень. С неба сыпался мелкий дождь. Было ветрено и прохладно. Голые деревья стояли, зябко шевеля поникшими ветками. Тучи плыли низко, чуть ли не касаясь башен-бастионов. Серые волны реки набегали на коричневый влажный песок.
Молодой человек сказал:
- Вот и женился.
Поднял мокрый прут и задумчиво вывел на песке по латыни: «Improbe amor…» Это было начало стихотворной строчки Вергилия: «Improbe amor, quid non mortalia pectora cogis?» («О жестокая любовь, почему ты истязаешь сердца людей?»)
Вспомнил слова отца, предостерегавшего от соблазнов столицы. Как он там, отец? Как там Сердика, старые друзья? Македония? Для чего Велисарий здесь, а не с ними? Кто решил, что его счастье в Константинополе?
Сын гимнаста вытер платком лицо и какое-то время сидел с сомкнутыми веками. А затем прошептал:
- Наплевать. Я не сдамся. Киснуть из-за баб не намерен. Не одна Антонина на свете.
Взял коня под уздцы, сунул ногу в стремя и, поднявшись в седло, мысленно завершил фразу:
- А она ещё пожалеет. В миг моего триумфа, наивысшей славы, власти и величия. Брошу взгляд в толпу, стоя в колеснице, и, увидев её, кину подаяние - медную монетку. Большего она от меня не дождётся.
Стиснув зубы, поскакал к воротам, чтобы поскорей оказаться дома и отвлечься повседневной работой. Но в особняке у дяди Юстина поджидал нашего героя сюрприз. Принимая от хозяина лошадь, Кифа произнёс:
- Где вы пропадаете? Мы тут заждались. Гости к вам.
- Кто? - спросил Велисарий, вскинув брови.
- Век не угадаете.
Начинающий воин рассердился:
- Что ещё за игры в загадки? Говори немедля!
- Извините, извините, я не ожидал, что у вашей милости скверное расположение духа. Но сейчас настроение станет лучше. Прибыла из Сердики Македония.
Тот опешил:
- Македония?! Что-нибудь с отцом? Отчего она?
- Слава Богу, с вашим батюшкой всё в порядке. А она оттого, что желает быть вместе с вами.