Великое Делание, или Удивительная история доктора Меканикуса и Альмы, которая была собакой - Александр Полещук

Под струей воды мы вымыли нашу находку. Отец медленно поворачивал баллон, и с него стекала поистине вековая грязь и пыль. Потом он насухо его вытер. Мы прошли в кабинет. Сейчас можно было рассмотреть нашу удивительную находку подробнее.

Баллон был заткнут полуистлевшей деревянной пробкой. Сквозь стекло было видно, что внутри что-то лежит. Франсуа протянул отцу напильник. Отец обернул бутыль старой газетой и крепко ударил напильником. Баллон разбился, и отец развернул газету. Среди зеленых осколков лежал сверток •пожелтевших бумаг, завернутых в какой-то лоскут багрового цвета. Отец осторожно развязал материю. Листки старинной рукописи рассыпались по столу. Латынь на одних листках, на других старофранцузский диалект. Особенно хорошо сохранился жесткий пергаментный свиток, покрытый четкими кружевами арабских письмен.

III

Наши вечера были теперь заполнены. Отец приходил с работы, долго мыл руки, которые за день покрывались желтыми и зелеными пятнами ожогов от химических реактивов. Потом мы усаживались вокруг стола и начинали группировать листки найденной рукописи. Уже был ясно, что перед нами история одного или нескольких Меканикусов. Здесь же была старинная торговая книга. Отец больше всего удивился ей.

— Странно, очень странно! — сказал он. Я в детстве видел старинную торговую книгу, и как раз за эти годы. Наши дальние родственники, Меканикусы из Гента, привозили ее моему отцу как семейную реликвию/. Зачем понадобилось замуровывать такую же? Да и вообще зачем нужна была вторая книга?

— Меня это не удивляет, господин инженер, улыбнулся Франсуа.-У всех крупных торговцев всегда ведется еще одна книга. В одну пишется одно, а в другую…

— Вы подозреваете, что.»

— Нет, нет,-спокойно возразил Франсуа,-так у всех, это правило… Мало ли что… Бывает, что приказчик за известную плату передает другой фирме секрет хозяина, а без секретов в торговом деле никак нельзя…

После этой находки я стал отличаться прилежанием, особенно по точным наукам. Однажды не без хвастовства я сказал классе, что могу быть только химиком, даже если захочу стать кем-нибудь другим,- мне нельзя… Мы, Меканикусы, происходим от древних алхимиков Фландрии.

Эти слова произвели огромное впечатление, что, однако, не помешало Вольфгангу Матерну назавтра встретить меня насмешливым выкриком:

— Ребята, великий маг и волшебник Намюра грядет.

Я набросился на Матерна и задал ему трепку, хотя его слова были не так уж мне неприятны.

Разбор рукописей мы начали с пухлой пачки, в которой первый из Меканикусов повествовал о своей жизни и приключениях.

Передо мной нет сейчас этого документа, но я его столько раз читал, что без больших ошибок могу воспроизвести по памяти. Да, род Меканикусов действительно шел не от рыцарей.

Не было в нашем роду ни богатых вельмож, ни сановников церкви; больше того, первый из Меканикусов, шагнувший к нам со страниц найденной рукописи, был до обиды безродный, чумазым и вороватым пареньком. К чести его можно сказать, что в своих записках он был чистосердечен, в своих действиях- находчив и смел.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

ИСТОРИЯ ПРИКЛЮЧЕНИЙ, НЕВЗГОД И УСПЕХОВ ОДО, ПЕРВОГО ИЗ МЕКАНИКУСОВ

I

«Я, Одо, алхимик епископа Льежского,- так (насколько мне не изменяет память) первый из Меканикусов начинал свои повествования,- рожденный от честных родителей в год, который не знаю, в деревне, названия которой не помню, начинаю эту историю в назидание своим потомкам — наследникам моего славного и могучего ремесла; пусть умножают они опыт и знания, пусть -продолжают эти записки. И бог да поможет им, как он помогал мне в моих трудах и многочисленных испытаниях. То, что я остался жив, несмотря на непрерывные невзгоды, до сих пор удивляет меня. Я видел голод и мор, пережил войны и плен. Тело мое хранит следы воинских ран и страшных орудий пытки. Я узнал гнев знатных рыцарей и алчность гордых епископов, я видел блестящие турниры и кровавые расправы с народными мятежами. На моей памяти гибли и воскрешались графства. Я видел воинственных, никогда не расстававшихся с мечом священников и набожных вассалов, которые мечтали только о том, чтобы стать приорами монастырей в надежде, что имя святого остановит кровавые устремления соседей-баронов.

Что помню я? Помню дом со стенами из глины и соломенной крышей; помню своего отца, высокого и крепкого крестьянина; помню мать, окруженную оравой кричащих ребятишек.

Мне было шесть или семь лет, когда мы, возвращаясь с ярмарки, были настигнуты конным отрядом какого-то кастеляна. Я спрыгнул с телеги и спрятался в кустах. С дороги доносились крики, ржание коней. Гремя колесами, промчались по дороге повозки, и все стихло. А я все сидел в кустарнике, боясь шелохнуться.

На рассвете осторожно выбрался на дорогу. Лицом вниз лежал мой отец. Он был холоден, как утренняя земля, на которой он лежал. Я тряс его за плечи, но напрасно. Со стороны болот медленно наступал густой туман, Солнце поднималось все выше и выше, а туман становился гуще, воздух — все более холодным. Я не плакал. Слишком грубым было мое воспитание, да и жили мы тогда в очень жестокий век.

Я сделал то, что сделал бы каждый покинутый ребенок на моем месте,- я пошел по дороге. Мне некого было ждать, и никто не стал бы искать меня. Дом свой я и не пытался найти, так как уехали мы от него далеко. Помню, что мы проезжали две или три крепости, помню большие мосты над быстрыми реками…

Все вокруг было незнакомым. Впереди чернел лес, справа вставали высокие и голые горы Арденн. Я шел весь день. К вечеру, прокравшись сквозь открытые ворота какого-то замка, я отыскал по запаху вход в трапезную каноников. Один из них пожалел меня и хотел было накормить, но появившийся в трапезной важный рыцарь увел меня в другую комнату и стал расспрашивать. Я повторил свой рассказ, сказал, что мой бедный отец все еще лежит на дороге к замку… Рассказ не понравился рыцарю. Он приказал своим слугам вывести меня на дорогу.

И замелькали под моими ногами камни древних дорог. Сейчас, умудренный чтением многих хроник и летописей, я знаю, что нечестиво топтал своими босыми ногами камни, по которым шли римские легионы Цезаря. Шли, чтобы в жестоких боях уничтожить славные племена, населявшие древние земли Брабанта и Генегау, Фландрии и Артуа. По этим же дорогам шел первый наш епископ-святой Серваций, неся бедным язычникам крест и имя Иисуса Христа. Правда, насколько я знаю епископов, они редко ходят пешком, предпочитая крытые повозки на высоких, обитых железом колесах, и за ними всегда едет обоз с хлебом и вином, медом и дичью, а впереди и по бокам скачут рыцари — вассалы епископа, но все могло быть по-другому в те времена.