Способность любить - Аллан Фромм

Где здесь место любви?

Можно задать справедливый вопрос: «А какое все это Имеет отношение к любви, к привязанности, которая воз­никает у взрослого человека?» Ответ таков: привязанности, возникающие у взрослого, прежде всего зависят от того, каков этот взрослый. Если мы на протяжении всей жизни продолжаем «сосать пальцы», мы вполне можем реагировать на давление, как делали это в младенчестве. Мы можем не перерасти первоначальную привязанность к отдельным ча­стям своего тела. И если в некоторых своих привязаннос­тях мы по-прежнему инфантильны, есть большая вероят­ность, что при внимательном рассмотрении выяснится: мы инфантильны и в других отношениях.

Это, несомненно, проблема степени проявления. Чело­век настолько сложен, что, изучив только один его аспект, нельзя надежно предсказать его поведение. Мы привели пример, иллюстрацию, но не объяснили, почему ранние привязанности могут сохраниться в поведении и держать нас на психологическом уровне, который гораздо ниже на­шего возраста. Произойдет ли это, зависит от многих дру­гих привходящих факторов.

С учетом всего этого мало оснований считать, что соса­ние пальцев, даже если оно сохранится и примет более взрос­лые формы, имеет отношение к привязанности, которую мы называем любовью. Трудно было бы распознать такую связь, если бы она существовала, потому что она никогда не бывает простой и ясной. Чрезвычайно рискованно пред­сказывать наше поведение на основе одного измерения или переживания.

Мало кто из нас имеет склонность иди знания, необходи­мые для того, чтобы объяснять подобным образом наши при­вязанности. Чаще мы просто говорим: «Джон встретил Мэри; она привлекательная девушка; легко понять, почему он влю­бился и хочет на ней жениться». У нас нет причин в каждом социальном отношении видеть клинический случай.

Однако на другом уровне мы можем заметить, что у Джона есть ряд инфантильных привязанностей, которые продолжают им владеть. Он привязан к Мэри не потому, что она хорошенькая — у него были такие же привлека­тельные девушки и даже красивее, — ро потому, что она обещает сохранить эту его привязанность к себе; он чув­ствует в ней одобрение других, менее взрослых аспектов своей личности. Естественно, он так не формулирует свои мысли, когда говорит о ней. Скорее он скажет: «Мне ни­когда не было с девушкой так спокойно и комфортно, как с Мэри. Она словно знает, как со мной обращаться». На са­мом деле он говорит, что его привязанность к Мэри совме­стима с другими его инфантильными привязанностями, которые по-прежнему сохраняются в его поведении.

Кажется, что слишком быстрое питье из бутылочки и сосание пальцев так далеки от выбора девушки, в которую мужчина влюбляется больше двадцати лет спустя. И это действительно так! Но жизнь обладает непрерывностью, и мы должны это понимать. То, что произошло больше двад­цати лет назад, не ослабляет его значения. Напротив, воз­можно, оно важно именно по этой причине. Далее, то, что это произошло в одной сфере жизни — в данном случае вегетативной, совсем не означает, что оно не может иметь отношения к другим сферам, психологическим и соци­альным. На самом деле оно может доминировать в других сферах именно потому, что оно вегетативное.

Наши основные биологические процессы связаны с са­мыми сильными потребностями, с глубочайшими осуще­ствлениями и лишениями, а следовательно, с самыми силь­ными разочарованиями и удовлетворениями. Наша психо­логическая жизнь со всеми ее потребностями основана на жизни физической и ее потребностях, и то, какие отноше­ния возникают у нас с людьми, во многом определяется этой последовательностью развития.

Спасительное непостоянство

 Того, кто решил изучать любовь, необходимо предупре­дить: какой бы важной ни была вегетативная деятельность, изучение только ее не раскроет перед нами природу любви. Хотя нельзя преуменьшать значение начальных привязан­ностей, тем не менее следует считаться с их дальнейшим развитием.

Судьба индивида не определяется только его младенче­ством. Совсем не обязательно, чтобы он проводил годы на кушетке у психоаналитика только потому, что на первом году жизни что-то было не так с удовлетворением его веге­тативных потребностей.

Имеют значение только те ошибки, которые повторяют­ся снова и снова. Предположим, мать заставляет ребенка сидеть на горшке задолго до того, как он биологически может контролировать свой сфинктер, контролировать мышцы органов выделения. Она может два часа держать ребенка в туалете, пока не добьется своего. Она может не впустить ребенка в дом за то, что он не стер грязь с обуви, когда заходил, она будет пилить его из-за неубранных игрушек, из-за манер за столом, из-за растрепанных волос, беспо­рядка в комнате и из-за его безответственных друзей.

С таким опытом подобный ребенок часто стремится и от других получить такое же обращение, хотя терпеть не может, если с ним так обращаются. Родители его приятелей считают его неаккуратным, учителей раздражает его забывчивость, так что его домашний опыт неизбежно повторяется повсюду.

К счастью, наш рост редко подвергается такому неиз­менному воздействию. Мать, которая сразу меняет запач­канное белье, как бы часто это ни происходило, возможно, впоследствии позволяет ребенку играть в песочнице или на заднем дворе в грязи, сколько тот захочет, не обращая вни­мания на грязь. Непоследовательность такой матери — на­стоящее спасительное благословение.

Обычно рекомендуют в воспитании детей быть посто­янным и последовательным, но некоторые доводят это до крайностей, и таких людей мы находим жесткими и безжалостными. Другие суетятся из-за какого-то отдель­ного аспекта в поведении и готовы принимать другие фор­мы того же поведения. В результате смешанного опыта, какой был у большинства из нас в детстве, вегетативные привязанности, которые у нас возникают, имеют тенден­цию предрасполагать нас к соотносительным с ними при­вязанностям на последующих стадиях роста, но они не настолько сильны, чтобы полностью исключить другие виды привязанности.

Иногда ранние привязанности ребенка подкрепляют­ся на следующем уровне опыта, когда он формирует свои первые отношения с другими людьми, обычно со своей матерью. Мы видели, как младенец, принимая от матери пишу, привязывается к кормящей его руке и к самой ма­тери. По мере того как растет его осознание реальности, он начинает понимать, как мало может сделать для себя сам. Мать, которая все для него делает, олицетворяет уте­шение, удовлетворение, безопасность. Если он заболева­ет, эти впечатления становятся еще сильней. Только она может ухаживать за ним. Больше никто не подойдет. До­бавьте к этому еще психологическую потребность матери в отношениях с ребенком, и мы получаем привязанность невероятной силы, способную контролировать его даль­нейшую жизнь и любовь.

Биография в терминах любви

 Эволюция такой привязанности с большой выразитель­ностью описана в романе Д. Лоуренса «Сыновья и любов­ники»[2]. Роман в основном автобиографичен, это одновре­менно литературное произведение и исследование того, что Фрейд назвал эдиповым комплексом, то есть привязаннос­тью мальчика к матери.

У немолодых родителей, которые во многом потеряли иллюзии относительно друг друга, родился мальчик по име­ни Пол. Его отец был шахтер, горький пьяница, человек мрачный, почти не проявлявший привязанности. Мать, предоставленная себе самой, перенесла на мальчика всю любовь и внимание, которые когда-то уделяла мужу. Маль­чик рос болезненным, и у матери тем более были основа­ния окружить его любовью. Для мальчика она была всем, и его привязанность к ней была абсолютной.

Когда Пол вырос и стал знакомиться с девушками, он встретил Мириам. Она жила в семье, где господствовали мужчины; братья считали ее бесполезной, потому что она девушка и не могла работать с ними на шахте. Эта девушка так изголодалась по любви, что не признавала никаких гра­ниц; любовь для нее — это полное обладание.

А Пол всегда подчинялся матери. Он не свободен для того, чтобы принадлежать кому-то другому и развить лю­бовь; это единственный вид любви, на которую он спосо­бен в данный момент жизни, и в то же время он не в состо­янии ее сохранить. Привязанность к матери вступает в про­тиворечие с любовью к Мириам, вызывая у него почти не­переносимое чувство вины. После недолгой связи он поры­вает с Мириам.

В городе, куда он отправляется в поисках работы, он встречает Клару. К этому времени мать его уже умерла, и Пол чувствует себя потерянным. Кларе, женщине старше его и более опытной, Пол кажется милым и неиспорчен­ным мальчиком. Для Пола Клара — это новое воплощение матери, женщина, к которой у него может возникнуть та же привязанность, какая была к матери. Но и эта любовь имеет свои недостатки. Все-таки Клара не его мать, а если бы была ею, то он не смог бы любить ее как мужчина.