Под старыми клёнами - Александр Станиславович Малиновский

дедом. Его зовут Альбертом Львовичем. Он первый раз приехал в эти места. Дед у Ромки большой и голова у него красивая и большая. Он – профессор.

…Мы идём по просёлку теперь вместе, и вскоре я начинаю понимать и дедов весёлый смех, и их беспрестанные остановки на дороге. Идут два человека, открывающие мир. Один – впервые, другой – заново.

Впрочем, не только веселье озаряет их лица. Порой смех смолкает и лицо мужчины становится задумчивым…

У околицы на обочине дороги нас встречает вечная беспокойная спутница просёлочных дорог – трясогузка.

Увидев её, внук тут же спрашивает:

– Деда, кто это?

– Птичка.

– Нет, кто это?

– Ну, как кто? Я же сказал: птичка. Такая же маленькая, как и ты.

– Нет, деда, ну, нет! Кто? Как зовут её?

– Ах, вон что! Зовут птичку трясогузка.

Внук тут же выдёргивает свою ладошку из дедовой руки и бежит к кочке с трясогузкой.

Вскоре возвращается с плачем.

– Ну, что теперь?

– Трясогузка улетела быстро и далеко.

– И что же?

– А как же я?

– А что с тобой случилось?

Внук потерянно смотрит на деда. В глазах досада и обида на его непонятливость:

– Я не успел сказать ей, что меня зовут Ромка.

Цветочные часы

Сегодня под клёнами учитель Сергей Иванович рассказывал, как определять время, если кто заблудится и у него нет часов.

– Деда, ты раньше часто блудил в лесу, поэтому и научился? – спрашивает Настя.

– Нет, мне мой дед ещё рассказывал, я и запомнил. И вам советую, запоминайте, пока жив. Будьте наблюдательны в лесу и в поле.

Ребята внимательно слушают.

– Вот, когда вы все сладко ещё спите, ровно в семь часов белая кувшинка раскрывает свои лепестки лицом к солнцу. И её красивая фарфоровая головка весь день поворачивается к дневному светилу.

Под вечер зелёный бутон её, как створки часов, закрывается и он тонет в озёрной воде.

А теперь посмотрите на поляну за нашими воротами, есть ли там одуванчики?

Ученики побежали к изгороди из длинных жердей. Искали глазами жёлтенькие головки цветков и не нашли. Ребячьи головки, как одуванчики, торчали над изгородью недолго.

– А утром были, – сказал Денис, когда все садились на скамейку.

– Верно, утром были, потому что одуванчик раскрывается в пять – шесть часов утра, а к двум – трём часам дня гаснет.

– Сколько, значит, сейчас времени?

– Больше трёх часов, – ответил шустрый Денис.

– Молодец, быстро соображаешь! – похвалил учитель.

– А кто помнит, где у нас растёт большой куст шиповника?

– Прямо около обрыва у реки, где тропинка кончается, – вспомнил Алёшка, – он сейчас весь красный от цветов.

– Правильно, красный, потому что его цветки раскрываются в четыре часа утра, когда баба Вера встаёт сгонять корову в стадо, – я несколько раз это проверял. А сворачиваются цветки в бутоны, не скажу, когда, сами понаблюдайте и мне доложите. Хорошо?

– Хорошо, – согласились все разом.

– Деда, а я вчера смотрел, как осы мух ловят там, где норки у них около шиповника как раз, только выше. Так пахнет там сильно цветами жёлтыми. Как они называются?

– Или таволга цветёт, или это жёлтый донник. У него горьковатый запах.

– Завтра покажешь? – спрашивает дед.

– Конечно, – соглашается Алёшка, – я ещё одно там гнёздышко покажу вам всем. Оно в зарослях.

– Это которое у самой речки на ивовой тонкой ветке подвешено, как колыбелька? – спросил учитель.

– Да!

– Как же ты её углядел? И птичку видел?

– Видел, – ответил Алёшка, – я долго высматривал, она рыжая.

– И на головке у неё чёрная косыночка, верно?

– Верно, – согласился Алёшка.

– Это очень редкая птичка, тебе повезло, а зовут её ремез, – говорит Сергей Иванович, – она искусный ткач, такое гнездо умеет делать – загляденье. Правда, певец из неё никакой.

– Деда, как ты всё успеваешь видеть и знать?! Непонятно мне.

– Долго живу здесь, что ж непонятного-то? – с улыбкой ответил Сергей Иванович. – Не одни сапоги истоптал, а уж и ноги наполовину.

Я слышу их разговор и думаю:

«Надо и мне посидеть, покараулить у речной водицы. Может, и я увижу эту редкую птицу – ремеза. Алёшка вот увидел!»

Про китов и их детёнышей

– А у китов детки бывают? – спрашивает Настя.

– Конечно, – отвечает Алёшка, – как у всех.

– Тогда я видела китёнышей в нашей рытвине. Их там ужас сколько!

– Это не китёныши, – смеётся Алёшка, – придумала! Это головастики, из них лягушки вырастают.

– Лягушки вырастают?! – удивляется Настя, – так неинтересно! Я думала по-другому.

– А как ты думала?

– Ну, я думала, что маленькие эти китёныши уплывают от нас далеко в океан. И, пока плывут долго до своего океана, вырастают в китов больших.

Океан же далеко и большой – вот и киты становятся большие.

– Ты, Настя, фантазёрка у нас большая, – сказала подошедшая бабушка Вера, – как только в твоей головушке умещается всякая всячина.

Сказала так и ласково взяла светлую Настенькину косичку, как птичку, в свою большую ладонь.

– Бабушка Вера, вы так с Настей похожи друг на друга бываете, – удивился Алёшка, – только одна большая, а другая – маленькая.

– Ага, – быстро проговорила Настя, тряхнув головой, – мы с бабушкой – как кит с китёнышем, выходит.

Она ещё раз тряхнула головой: так ей стало смешно! И весёлая её косичка выскочила из бабушкиной большой ласковой ладони и запрыгала, как трясогузка.

Жаворонки

Жаворонков в небе слышали многие, а вот какая эта птаха на вид, мало кто знает.

Я тоже с детства знаю, как поёт эта звонкая и радостная птица. Но ни разу не видел её близко на земле, только в небе – высоко над головой.

Наблюдательный Сергей Иванович заметил, где жаворонки иногда садятся, и мы решили понаблюдать за ними.

У него есть настоящая подзорная труба, она увеличивает в шестьдесят раз сильнее, чем бинокль.

У этой трубы удобный чехол и тренога.

Напротив того места, куда прилетают жаворонки с просяного поля, Сергей Иванович установил на треноге эту подзорную трубу и позвал нас. Мы пришли втроём и стали ждать, укрывшись в траве.

Пролетали разные птицы.

Сорока потрещала-потрещала слева от нас на сухой ветке осины и улетела, успокоившись.

Совсем рядом от нас из-под жёлтых соцветий корзиночек пижмы – дикой рябинки – вылетела маленькая птичка и мы даже не успели её узнать.

– Наверное, у неё там гнездо, – сказал Сергей Иванович, – вот она и таилась от нас. Не хотела, чтобы мы его обнаружили. Но не выдержала.

– Я пойду проверю? – спросил Алёшка.

– Не надо, мы же жаворонков ждём, всё испортишь. Вот лучше обрати внимание: узорчатые листья пижмы всегда повёрнуты с севера на юг. Если запомнишь – не заблудишься в лесу.

– Здорово как! – отозвался Алёшка и стал глядеть в трубу.

– Смотрите, что я обнаружил, – вдруг зашептал он, – целый муравейник, а раньше мы его не замечали.

Я припал к окуляру.

Там, за широко раскрытыми навстречу утреннему солнцу венчиками полевого вьюнка, посредине цветов красного клевера, под засохшим вязом возвышался муравейник, дом-бастион.

Ай да Алёшка, какой молодец. Обнаружил такое чудо. Рыжие муравьи!

Муравейник похож был на шлем богатыря Ильи Муромца.

Жара стоит несносная, а они трудятся вовсю, разбежавшись по своим тропинкам. Кто волочит за собой гусеницу, кто