Последняя ставка - Ричард Кондон

- Я, кажется, теряю все на свете, - грустно сказал он, - эта проклятая семейка отняла у меня не только жену, собственность, свободу, но и эрекцию.

- Ты был запрограммирован на все это. Как компьютер. Не волнуйся может, все ещё обойдется.

Капитан встал и завернулся в простыню, став похожим на римского патриция. Подойдя к макету ТВД, он уставился на участок Кораллового моря.

- Мне жалко жену, - сказал он, - я готов потерять все, но только не её.

- Врешь!

Он возмутился.

- Я её боготворю!

- Прекрасно! Продолжай в том же духе. Но любовь и обожание - не одно и то же. Ты можешь до посинения говорить о том, как ты её боготворишь, но любишь-то ты меня - не так ли, мон шери?

Он продолжал рассматривать макет.

- Это было великолепное сражение! Битва в Коралловом море стала первой, где авианосцы сражались против авианосцев. Капитан второго ранга Фудзикава утверждал, что американцы победили только потому, что раскрыли тайну японских секретных кодов и знали все их планы заранее. Я предложил ему переиграть заново все сражения на его условиях, причем у меня оставались только "Йорктаун" и "Лексингтон", да ещё три крейсера. Я поклялся, что победа будет за мной.

- Колин!

- Да, дорогая?

- Я не возражаю, когда ты часами говоришь со мной о своей жене. Я понимаю твои проблемы. Я ей даже сочувствую. Но ты совсем свихнулся, если считаешь, что я могу обсуждать с тобой какую-то войну, которая кончилась задолго до моего рождения.

- Но ведь это же было величайшее морское сражение! Оно положило конец японским победам на море и продемонстрировало всему миру, что авианосцы являются главным ударным оружием в морской войне!

- Я сейчас зарыдаю! Клянусь, я зарыдаю так громко, что меня услышат на Мэйфэйр!

- Да ладно тебе! - Он отошел от макета и присел на край кровати.

- Ты умная девушка во всем, кроме морских сражений. Поэтому я должен довести до твоего сведения факты. А факты таковы: я люблю свою жену. А ты мой друг.

- Но ты же меня любишь!

- Пожалуйста, дорогая ...

- Все время, которое ты мог бы провести с женой, ты проводишь со мной, и ни разу не пытался провести его с другой женщиной, верно?

- Ты в этом уверена?

- Абсолютно. Женщины это чувствуют.

- Каким образом?

- Потому что ты был воспитан во Франции. Кто, кроме француза, не удовлетворится двумя женщинами одновременно? И вообще, зачем человеку больше двух женщин? Когда одна с ним с ссоре, вторая ласкова. И наоборот. Зачем нужен кто-то еще?

- Я не сторонник промискуитета, честное слово. Но не по французским мотивам.

- А почему тогда?

- Потому что мой папаша, будучи уже в годах, настолько хорошо разбирался в женщинах, что даже поставлял самые отборные экземпляры ко двору покойного Эдуарда VII. Если честно сказать, он просто эксплуатировал женщин. Я бы никогда не смог этим заниматься.

- Ты не смог бы этим заниматься, потому что не внушаешь доверия, как твой отец. Ты вообще слабовато выглядишь рядом со своим братом, лордом Глэндором ...

- Никогда не напоминай мне о лорде Глэндоре! - Взорвался Колин.

Его родной брат, который мог достойно жить в Клируотер-Хаус, вместо этого содержал низкопробный кегельбан в городишке Бойс, штат Айдахо. Это вызывало у капитана настоящие физические страдания, когда он каждое Рождество получал поздравительную открытку, на которой было изображено одноэтажное строение с неоновой надписью "Кегельбан и бильярдная лорда Глэндора" - фиолетового и оранжевого цветов, а ниже - ядовито-желтым: "С подачей напитков". Это был самый нижний предел падения. Этот болван продал Клируотер-Хаус и оставил его, несчастного сироту, у миссис Гуд, пока из Канады не приехала тетушка Ивенс и не устроила его учеником к мужу своей сестры, виноторговцу.

- А когда ты последний раз спал со своей женой? - не отставала Ивонна.

- Это не имеет значения. Ты же знаешь, что у нас есть определенные разногласия по поводу денег. Я не сплю с ней потому, что она отказывается спать со мной.

- Она фригидна!

- Ха-ха!

- Разве не так? А как она по сравнению со мной?

- Ты хорошо знаешь, что я не обсуждаю эту тему.

- Конечно, нет! Ты всегда был утонченным джентльменом, верно? Но тем не менее, ты ежедневно ей изменяешь. Но это ещё не самое страшное. Ты и мне изменяешь, рассуждая здесь, как ты любишь её.

Он встал и снова подошел к макету ТВД.

- Вся моя жизнь доказывает, - гордо заявил он, - что я не могу никому изменить! Тебе это понятно?

- Нет. Объясните, мой капитан!

- Каким бы я выглядел человеком, если бы проигрывал деньги своей жены и при это не любил ее? Кем бы я сейчас был, если бы её папаша не подарил мне эту виноторговую фирму, которая позволила мне купить тебе все это? - он обвел рукой комнату.

- Ты был бы тем, кто ты есть.

- Нет!

- А в чем дело? Я люблю тебя таким, какой ты есть. Разве ты этого не знаешь?

- И кто я, по-твоему?

- Ты - большой ребенок, который играет в игрушечные кораблики на размалеванной доске. Ты - великовозрастный младенец, воображающий, что мог бы стать благородным милордом, если бы не подкачал его вульгарный братец. Ты - инфантильная личность, помешанная на всяких глупостях, вроде морских сражений, но ты - добрый и хороший человек. Именно это и удерживает тебя от окончательного падения.

- Если бы я поверил тебе, что ты действительно так обо мне думаешь, я бы бросил тебя.

Он отвернулся и начал переставлять модели кораблей. Ивонна с глазами, полными слез, взяла свой саксофон и завела необычайно печальный пассаж "Плач Люцифера" из "Ночи на Лысой Горе".

8.

Если бы Бетси увидела Ивонну в жизни, а не на черно-белой фотографии, сделанной агентом ЦРУ, она бы не относилась так легкомысленно к увлечению мужа, длящемуся уже третий год. На черно-белом фото Ивонна выглядела блондинкой, а замужние и обеспеченные женщины снисходительно относятся к блондинкам, считая их пустышками.

Определить цвет волос Ивонны было затруднительно. Он отливал и медно-рыжеватым, и кирпично-красноватым, и золотистым, создавая необыкновенное впечатление, особенно в сочетании с другими прелестями Ивонны, а также её умом и фантастической преданностью. Если бы Бетси знала об этом, её взгляды на брак с Колином сильно пошатнулись бы.

Мать Ивонны хотела, чтобы она стала школьной учительницей. Но её отец, человек крутой, заявил, что это невозможно, иначе она будет плодить малолетних сексуальных маньяков. У Ивонны была сестра-двойняшка, с которой их до 16 лет не могли различить. Клер в 15 лет победила на конкурсе "Королева биде" и с тех пор долго подвизалась на Лазурном берегу среди киношников, журналистов и лесбиянок, пока её фигура не начала терять формы от разных излишеств.

Близняшки выглядели одинаково, пока вели одинаковую жизнь. Потом их пути разошлись, и внешность изменилась. Клер стала грубой, Ивонна осталась изящной и нежной. Клер со временем стала походить на отца, Ивонна - на мать. Клер искала быстрых, острых ощущений, Ивонна была глубже и утонченнее.

Мать Ивонны была второй женой Шарля Бонне. Ивонна так никогда и не узнала, что же случилось с первой. Как-то раз она спросила отца об этом, и он ответил, что она погибла во время корриды. Мать Ивонны была англичанкой. Когда близняшкам исполнилось пятнадцать лет, и Клер пошла своим путем, мать отправила Ивонну в пансион мисс Джап в Уонерш, графство Суррей, где та провела пять лет.

Мать Ивонны встретила её отца, когда путешествовала по Турции. Она до конца жизни сохранила ему чисто английскую преданность. Мать умерла, когда Ивонне было 19 лет. Получив диплом преподавательницы английского и французского языков, Ивонна вернулась в Марсель и решила остаться там работать в школе "Ле Колизьон Кур".

Отец её любил. Покупал массу ненужных вещей. Он долго считал, что девочки неотличимы друг от друга, но Ивонна давно поняла, что Клер стала похожа на шлюху. Та к этому времени уже "села на иглу". У неё даже изменился голос. Но Шарль Бонне все равно отдавал предпочтение Клер - та была ближе ему по духу.

Ивонне он до конца не доверял, а недоверие несет в себе страх. По-своему он её любил, но постоянно опасался какого-нибудь подвоха с её стороны. Этого никто и никогда не в состоянии вытерпеть.

В один прекрасный день он собрал девушек вместе, дал им по копии своего завещания, в котором говорилось, что они наследуют его состояние поровну, причем деньги хранятся в швейцарском банке, и сейф имеет два ключа - один для Клер, второй - для Ивонны. Это его успокаивало. Затем он посоветовал Ивонне усовершенствовать свой английский, как того хотела её мать. Для этого ей надлежало отправиться в Англию, и он вручил ей билет на самолет, после чего сам отвез в аэропорт. Вот таким образом Ивонна вернулась в Лондон - ей повезло.

Перед отлетом отец пытался дать ей тысячу фунтов, но она сказала, что у неё много друзей в Лондоне, и она не пропадет. Прилетев в Лондон, она сразу же продала аметистовую брошь, доставшуюся от матери (в ней, кроме аметистов, было шесть бриллиантов). Ее вполне хватило на объявление в "Ивнинг Стандард" и неделю в гостинице (с питанием) на Финборо-Роуд (на полпути между Фулхэм-Роуд и Бромптон-Роуд). Размышляя о своем будущем, она наткнулась на объявление в газете, набранное крупным шрифтом: