Ночные окна. Похищение из сарая - Альманах «Подвиг»

— Однако… — пробормотал Николай Яковлевич.

— Чепуха какая-то на постном масле! — выразился Маркушкин.

— А давайте спросим у самого Максима, — предложил я. Тот к этому времени уже завладел бутылкой мартини и пил прямо из горлышка.

— Максим, сынуля, скажи честно, кто тебе… — начала Нина, но юноша отмахнулся свободной рукой.

— Да слышал я все, слышал! — проворчал он, сделав последний глоток. — Шли бы вы все в жопень, и ты, мама, тоже. А если хотите знать, это все он. — Палец ткнулся в направлении Маркушкина. — Вместе со мной по ночным клубам бродит. И рассказывает, какие вы оба сволочи. Сам тоже свинья порядочная. Я вас всех ненавижу.

— Ах ты!.. — Николай Яковлевич ринулся всей своей дородной тушей к Александру Сергеевичу, но его успел перехватить Жан. Завязалась борьба. Не дожидаясь ее окончания, Маркушкин резво вскочил и стремглав улизнул за дверь. Дальнейшее уже не представляло интереса.

У меня есть правило — всегда провожать моих «гостей» до больших металлических ворот. Первыми уехали Ротова и ее семейство. Александр Сергеевич Маркушкин вообще куда-то исчез, наверное, потопал до станции пешком. Николай Яковлевич усадил в свой «мерседес» вновь впавшего в сон Максима. Нина отказалась с ним ехать.

— Ты мне так же отвратителен, как и он, — произнесла она.

Николай Яковлевич хотел что-то сказать, переминаясь с ноги на ногу, потом как-то понуро сел в машину и уехал. С нами остались Нина и Бижуцкий. Но последний вскоре, деликатно зевнув, отошел в сторону.

— Никогда уже не будет так, как было прежде, — сказала Нина, обращаясь, собственно, не ко мне, а в пространство — к темным деревьям, которые слегка серебрил свет луны, к напоенному освежающей прохладой воздуху, к тонким и таинственным ночным звукам.

— Будет другое, — отозвался я. — Поверьте, оно станет не лучше и не хуже, если мы сами не захотим изменить то, что на нас надвигается. По крайней мере, предпринять для этого хотя бы одну попытку… Куда вы теперь?

— Поеду к своей подружке. Если ваш Жан отвезет меня.

— Разумеется.

Я кликнул ассистента. Через несколько минут мотор «ауди» уже урчал возле нас, а дверца была услужливо открыта.

— Вы странная личность, — произнесла Нина. — Хотелось бы раскусить вас.

— О, тогда мы непременно встретимся еще раз, — ответил я.

— Скажите, а кто этот человек в пижаме? Он такой забавный! — Нина посмотрела в сторону насвистывающего веселую песенку Бижуцкого. Тот, заметив ее взгляд, галантно поклонился.

— Этот? Всего-навсего сексуальный маньяк. Но не волнуйтесь, сейчас он не опаснее нас с вами.

— Вы такого плохого обо мне мнения? — улыбнулась она одной из своих самых загадочных улыбок.

Дверца захлопнулась, машина выехала через ворота и набрала скорость на асфальтовом шоссе. У меня проложена хорошая дорога к Загородному Дому. Я обернулся и поглядел на свое любимое детище, где светилось несколько окон. Нина не выходила у меня из головы, но я вновь настроился на работу. Ждали дела. Ведь, в отличие от большинства людей, я почти не сплю.

— Пойдемте, господин Бижуцкий? — произнес я. — Сегодня нет полнолуния.

ГЛАВА ВТОРАЯ, в которой продолжается знакомство с Загородным Домом

Молодая женщина производила впечатление спящей, но стоило мне отодвинуть шторку с третьего фальшивого окна в моей «психоаналитической лаборатории», как она, будто уловив проникающий сквозь зеркало взгляд, вскинула голову и посмотрела в мою сторону. Гримаса отвращения исказила ее красивое, но очень бледное лицо. Копна спутанных рыжих волос напоминала конскую гриву. Она лежала в пижаме, но не в малиновой, как у Бижуцкого, а в желтой. Женщина нагнулась, поискала рукой тапочки и запустила их один за другим в зеркало. Потом показала мне язык. Я усмехнулся. Комната была обита войлоком, из мебели — лишь диван, столик, два кресла, все надежно привинчено к полу. Женщина стала что-то говорить, я «включил» звук.

— Ну иди, иди сюда! — манила она меня пальцем. — Я тебе нос откушу. Боишься? Экий ты, оказывается, трусишка! Да ты не мужчина, ты… — Тут полилась нецензурная брань. Я ждал, когда она успокоится. Ей было необходимо выговориться. Словесный поток иссяк минут через пять. Она откинулась на подушку и закрыла глаза. Потом отчетливо произнесла: — Ладно, ничего я тебе не сделаю. Надо поговорить. Заходи уж.

Я и сам собирался так поступить, потому что «поговорить» было действительно надо. С тех пор как уехали Ротова, Нехорошее, Нина и другие, прошло три часа. В Загородном Доме все уже давно спали. Ночной обход я совершал обычно после полуночи. Сейчас самое время. Что ж, приступим. Я сделал последний глоток своего фирменного коктейля (кофе — для бодрости, йод — для мозга, водка — для сердечной мышцы, анисовый ликер — для успокоения души), выключил Пластинку с музыкой Моцарта (слушать надо непременно пластинки, а не магнитофонные или дисковые записи). Выйдя из лаборатории, я прошел полукружием коридора и очутился перед металлической дверью. Ключ от нее имелся лишь У меня и у опытнейшей медицинской сестры Параджиевой, Мужеподобной женщины, глухонемой от рождения, которой я весьма доверял и которая, кстати, и обучила меня «читать по губам». Она действовала успокаивающе не только на эту пациентку, но и на всех прочих. Кто бы еще с риском для жизни решился войти в комнату к рыжеволосой женщине? Я — не в счет. Потому что это моя работа.

Когда я открыл дверь, женщина вновь приподняла голову и уставилась на меня, словно не узнавая. Потом зевнула. В комнате было светло, чисто, пахло цветочным дезодорантом; еще одна неприметная дверь вела в ванную и туалет. На стенах висело несколько картин в легких рамах. Плоды ее творчества.

— А ты знаешь, я все время забываю твое лицо, — сказала женщина. — Стоит тебе уйти, и перед моими глазами остается лишь тусклое бледное пятно. Наверное, именно так выглядит твоя душа.

— Почему ты не причешешься?

— Не хочу. Скоро и зубы перестану чистить. Зачем? Мне все равно отсюда никогда не выйти.

— Все от тебя зависит. Ты уже пошла на поправку. Если бы не эти вспышки ярости.

— Я желаю пойти в оранжерею и нарвать цветов.

— Пока рано. Обещаю, что через некоторое время мы это сделаем вместе. Там, кстати, выросли изумительные цикламены. К твоему дню рождения.

— А когда он будет?

— Скоро.

— Все-то ты врешь!

Я стал рассматривать лежащие на столе рисунки. Все они были удивительно хороши: легкие мелькающие фигуры, прячущиеся за ажурной листвой ангельские лики, а вот и она сама — Анастасия, парящая вместе с птицами (а может, и с рыбами — в море или в фантастических небесах), и еще кто-то, резко выделяющийся среди всех — без глаз, с зыбким, как трясина, лицом.