Синий город на Садовой (сборник) - Крапивин Владислав Петрович

– Кроев-Шитов, привет. Нет ли у тебя моей трешки?

– Нету. Я же не знал, что увидимся. Ты столько дней не приходил.

– А может, завтра принесешь?

– Принесу, – вздохнул Федя. Не хотелось разменивать бумажку в двадцать пять рублей, это был их с Борисом запас. Да куда ж деваться-то? Если у родителей или у Ксении просить, сразу: «И так перед зарплатой без гроша сидим, а тебе на какие-то глупости! Зачем?» Не рассказывать же «зачем»…

– Я бы не торопил с долгом-то, да капиталы нужны, по крохам набираем, – поделился Гуга. – Совместное предприятие, в духе времени.

– Магазин, что ли, открываете? – хмыкнул Федя.

– Ага… Ох, Шитик, это что у тебя за лейбл на заду? – Гуга даже шаг сбил (он шел с носилками позади Феди).

– Фирма. «Фогелькёниг унд Брудер», Тироль, – на ходу придумал Федя. Надпись все равно была неразборчива.

– Уступи, а? Как раз за трояк бы…

– Может, уж заодно штаны снять?

– Ну, как хочешь… А то были бы в расчете.

– Завтра будем в расчете… Слушай, а если тебе надо, я могу ярлык подыскать. Конечно, не такой, но не хуже…

– Вери-мери гуд! – обрадовался Гуга. – Неси!..

Вечером Федя подмазался к сестрице. Мол, один парень в школе ужасно как просит заграничный ярлычок.

– Ладно, утром дам. Сейчас не приставай…

И вот теперь, после торопливого завтрака, Федя опять насел на Ксению:

– Обещала же…

– Зануда какая!.. Отведешь Степана, потом ищи сам в ящике, в шкафу. Мне некогда… Ты сколько еще будешь возиться, горе мое постоянное?! – Это уже Степке. Он долго не мог найти сандалии, а теперь пыхтел, застегивая пряжки. Мать дала ему шлепка. Степка надулся. Обиден был не сам факт рукоприкладства, а что не удалось проявить ловкость и увернуться.

– Не горюй, Степ-пка… – усмехнулся Федя. – Пошли…

Уже на улице он вспомнил:

– А про ремень я не шутил. Правда подарю. Широкий, с пряжкой…

– Мама не разрешит, если военный, – насупился Степка.

– Не военный, а пиратский! У Бориса в кладовке пряжка нашлась, его папа из Польши привез, давно еще. Вся хромированная, блестящая, на ней медная пиратская рожа с повязкой на глазу и скрещенные пистолеты. А по углам – якорьки…

– Ух ты!.. – Степка заподпрыгивал на ходу.

– Да… Только нужно еще кожу отыскать для пояса…

Степка сказал озабоченно:

– Такой ремень надо ведь с длинными штанами носить. А нам не велят, говорят, не полагается в детском саду.

– Нашел о чем печалиться! В школу пойдешь – надоест еще и форма, и взрослый вид, и вся каторжная жизнь. Пожалеешь о беззаботном детстве в коротких штанишках.

– Ох уж «о беззаботном»…

– А ремень такой можно хоть на чем носить, хоть прямо на голом пузе. Пиратский ведь, а не форменный…

Проводив Степку, Федя вернулся домой. В Ксениной комнате подступил к платяному шкафу, с натугой вытянул нижний ящик. Здесь у Ксении был тряпичный «калейдоскоп»: пестрые лоскутки, ленты, куски кружев, обрезки меха и прочие отходы производства. Ксения работала не только в «Светлане», но и брала заказы на дом. Тут же, в ящике, валялись всякие пуговицы, застежки-"молнии", брошки и прочая дребедень. И среди этой рухляди – то, что надо Феде, – всякие нашивки и ярлычки.

Федя добросовестно выбрал для Гуги «нашлепку» покрасивее – шелковисто-черную, с вышитой серебристыми нитками старинной пушкой. Из пушки вырывался желто-красный залп с дымом, а по нижнему краю золотились буквы: «McCARRON & CО».

Пора было в школу: отрабатывать неизбежные трудовые часы. Полагалось приходить к десяти. Федя чуть не опоздал, потому что, когда уже спустился с четвертого этажа и вышел на расплавленный от жары двор, стукнуло в голову: хорошо ли выключена дома горелка на плите и не сочится ли потихоньку коварный газ? Умом он понимал, что ничего такого, конечно, нет. Но «перестраховочное» воображение тут же подсказало: «А вдруг?» Приходит на обед мама, чиркает спичкой…

Ругая себя на все корки за бестолковость и трусость, с которой не умеет справиться, он вернулся домой. Горелка была, естественно, в порядке. Заодно Федя потуже закрутил краны на кухне и в ванной, проверил, не горят ли где лампочки, и тогда уж со спокойной душой направился в школу. Правда, по дороге подумалось опять: не остался ли, случайно, невыключенным в комнате родителей телевизор? Но глянул на свои поцарапанные часы – без пяти десять…

Кирпичная коробка школы была налита внутри сладостной прохладой. После уличного зноя – даже мурашки по голым рукам-ногам. И все здесь было сейчас необычно: запах известки, мусор, перевернутая мебель, распахнутые всюду двери и гулкость коридоров (как в тех пустых загадочных зданиях, которые видятся порой в снах про Город). И сам ты не такой, как обычно, – без формы, без увесистого портфеля, – словно гость, забредший сюда из другого мира. И ощущение разросшегося пространства и пустоты, хотя людей в школе немало: и рабочие, и ребята, и учителя… Впрочем, учителя тоже выглядели незнакомо – в заляпанных краской халатах, спортивных костюмах и всяких робах. Преподаватели помоложе сколотили бригаду, чтобы летом подзаработать на ремонте родной школы. В этой роли, кстати, они нравились Феде больше, чем на уроках. Даже Хлорвиниловна – в брезентовых штанах с лямками, клетчатой рубахе и пестрой косынке – казалась вполне симпатичной…

Хлорвиниловна посетовала, что работы для ребят нынче мало, но обещала отметить всем полновесные четыре часа. Только пусть из двух классов повытаскивают парты и составят штабелями в коридоре. Федя, Витька Шевчук и несколько пацанов из параллельного седьмого "Б" (то есть уже восьмого!) провернули эту работу за полчаса. Тут появился наконец Гуга.

Федя отозвал Гугу в сторону и вручил обещанное.

Гуга не скрыл удовольствия:

– Моща?!.. Никому не дам, себе пришлепаю.

И тогда Федю осенило:

– Имей в виду – не трешка, а пятерик! По прейскуранту. Хоть кого спроси…

Гуга сказал только:

– Чё не предупредил-то заранее? Я сдачи не наскребу… – И зашарил по карманам модно потрепанных, оборванных у колен вельветовых штанов. – Гляди, всего рупь с полтиной…

– Ладно, полтинник потом отдашь. – Приятно было иметь в должниках не кого-нибудь, а всем известного Гугу…

А полтора рубля – это в самый раз! Именно столько стоит солдатский ремень. Пряжку с него – долой, а кожа – для подарка Степке…

Военторг располагался в старинном доме с высокими окнами, на углу Октябрьской и Красноармейской. Федя встал в тени тополя и стал ждать кого-нибудь из военных посимпатичнее. Если сам сунешься к прилавку – ответ один: «Гражданским покупателям военные товары не продаем, а детям тем более!..»

Наконец появился пожилой дядька – в очках, с двумя звездочками на гладком погоне.

– Товарищ прапорщик, можно вас попросить…

– Ну, попроси. Что такое?

– Не могли бы вы купить мне солдатский ремень? А то ребятам не продают…

Взгляд за очками сделался настороженным.

– Зачем тебе? Вроде до призывного возраста еще не дотянул. А там казенный дадут…

– Ну, мне очень надо. Честное слово…

– Знаю, что надо, – как бы отодвигаясь, произнес прапорщик. – Намотали пояса на руку и пошли стенка на стенку друг друга пряжками кромсать…

Это болезненно царапнуло Федю. Но он сказал спокойно, без рисовки, даже с грустью по отношению к себе:

– Ну, поглядите: похож я на тех, кто дерется пряжками?

Он знал, что не похож. Щуплый пацан с аккуратной, еще не отросшей стрижкой, с ничем не примечательным лицом благополучного сына благополучных родителей. С жалобными, просящими глазами цвета жидкого чая.

Прапорщик вроде бы смягчился, но проворчал:

– Шут знает вас, нынешних. Раньше сразу было видно, кто шпана, а кто нормальный. Теперь же сам черт не разберет…

Было ясно, что дело не выгорит. И Федя сказал уже просто так, ради справедливости:

– Пряжка мне, между прочим, и не нужна. Я мог бы ее прямо при вас в урну выбросить. Мне только кожу надо… для подарка братишке… – И вот ведь некстати: от обиды сдавило горло. Федя сощурился и стал смотреть вдоль улицы.