Крылья мужества - Жорж Санд

Хромуша замер от ужаса, волосы у него стали дыбом, на теле выступил холодный пот. Голос, сказавший это роковое число, не был похож на звучный, сильный голос его отца. Нет! Это был какой-то хриплый, разбитый голос, ну вот точно как у портного! Неужели портной был в пещере? Неужели он отыскал-таки приют Хромуши и уведет его с собой? Мальчик вне себя от ужаса, спрыгнул со скамьи, на которой лежал… что-то зашумело около него.

— Восемнадцать, восемнадцать, восемнадцать! — затвердило невидимое существо хриплым голосом и что-то вихрем вылетело из пещеры. — Восемнадцать, восемнадцать, восемнадцать! — раздалось еще несколько раз, пока наконец голос замер вдали.

Хромуша немножко опомнился, когда враг его удалился.

— Может быть, — пришло ему в голову, — буря случайно загнала портного в пещеру. Он не видал меня, пока я спал, а когда я проснулся и соскочил со скамьи, он, верно, испугался меня, поэтому и убежал.

Мысль, что портной был трус, даже, может быть, еще более трус, чем сам он, Хромуша, воодушевила его необычайной храбростью. Он взял палку, положил подле себя на скамью и снова улегся, с твердой решимостью не давать пощады врагу, если он появится.

Он заснул, но через несколько времени опять проснулся; буря прошла, трава у входа в пещеру была освещена луной. Пока Хромуша спал, шел дождь, и листья висячих растений, спускавшихся над отверстием пещеры, сверкали как изумруды.

Вдруг Хромуша, к крайнему своему удивлению, услыхал где-то недалеко мычанье быков, блеянье коз и собачий лай. Голоса этих животных раздавались так часто, что он, закрыв глаза, мог вообразить, что находится дома; однако он очень хорошо знал, что он в пещере посреди пустыни. Каким же чудом могло быть в этих местах стадо? А если это было стадо, то, значит, где-нибудь неподалеку жили и люди.

Сначала голоса эти нравились ему; слыша их, он чувствовал себя уже не таким одиноким в пустыне, но вдруг с разных сторон множество голосов опять закричало диз юйт, диз юйт![2] Точно, будто, на всех вершинах дюны сидело по портному, и все они пугали Хромушу и смеялись над ним. Он не мог уже снова заснуть и, притаясь в уголке стал дожидаться, когда рассветет, но крики затихли. Наконец занялась заря. Хромуша вышел из пещеры и посмотрел вокруг. Нигде не было ни души, только на вершинах дюны сидело множество птиц. Несколько птиц пролетело над головою мальчика. Тут были болотные кулики разных видов, пиголицы с блестящими как изумруды зелеными перьями порхали, рассекая воздух грациозными движениями крыльев; большая выпь летела уныло, закинув на спину голову и вытянув лапки. Хромуша никогда не видал таких птиц и не знал, как они называются, потому что в той местности, где он жил, не было ни озерка, ни реки, и перелетные птицы не останавливались там для отдыха. Он рассматривал их с удовольствием, но все-таки не мог объяснить себе причины странных голосов, слышанных ночью, и решился посмотреть, нет ли поблизости какого жилья.

Прежде всего надо было выйти из оврага. При дневном свете Хромуша очень легко отыскал выход и так же легко пролез в него, несмотря на то, что он был тесен и отчасти зарос кустами колючих растений. Он хорошо приметил это место, так что мог даже и ночью найти его; а затем он влез повыше на скалу, откуда была видна вся окрестность. Но куда ни смотрел он, всюду была только пустыня, нигде не было ни клочка обработанной земли, ни домика.

Он вообразил тогда, что все слышанное им ночью было проделками леших, которым вздумалось попугать его. Ведь брат его Франсуа сказал:

— Нет морских духов, но что касается земных духов, то это другое дело.

Родители его верили в домовых, которые будто бы охраняют лошадей, коров и других домашних животных от всяких бед или насылают на них болезни. Хромуша слепо верил тому, что слышал от родителей. Пока он жил дома, ему не случалось иметь дела ни с какими духами, но с той ночи, которую он провел на Черной Корове, он стал верить в морских духов; если были морские духи, то отчего же не могло быть земных. Мысль эта встревожила его, так как он имел повод полагать, что земные духи были не расположены к нему. Уж не хотели ли они выжить его из дюны, или, может быть, портной был колдун и, превратись в невидимого духа, мучил его ночью. Словом, в голове Хромуши бродила всякая чепуха; впрочем ведь дух, твердивший диз юйть, диз юйть, убежал от него, а другие не посмели даже войти в пещеру. Они только кричали на разные голоса, подражая крику животных, может быть с тем, чтобы заставить его выйти, и, если бы он вышел, они сбили бы его с пути, так что он бы заблудился.

— Пусть в другой раз они кричат, как хотят, — подумал он, — я не высуну носа из пещеры, в дюне я не заблужусь, потому что знаю ее теперь вдоль и поперек; если же духи придут ко мне в пещеру, я их славно отколочу; ведь дядя недаром же говорил, что у меня вырастут крылья мужества.

IV

Ему захотелось пить, и он начал искать воду. В ней не было недостатка, везде текли ручейки. Хромуша заметил, что чем выше тек ручеек, тем вода была лучше на вкус, но все-таки отдавала землей.

Наконец, он нашел струйку воды, которая пахла диким тмином; эта вкусная вода сочилась из ущелья в скале капля по капле, так что надо было иметь какой-нибудь сосуд, чтобы напиться ею. Хромуша видел много больших устричных раковин, увязших в мергеле, но почти все они были поломаны; прежде морской прилив доходил до этих мест и выбрасывал сюда эти раковины. Поискав немножко, Хромуша нашел много цельных раковин. Он подставил их очень искусно одну под другой под струйку воды, так что вода капала в каждую из них; таким образом, у него мог быть всегда наготове запас свежей и приятной на вкус воды. Мальчик подождал, пока наполнилась одна раковина, и унес ее в свой сад, где предполагал позавтракать. У него не было ничего, кроме черствого хлеба, но он не привык к варенью и другим лакомствам, а потому с большим аппетитом поел хлеба и запил водой.

День промелькнул очень быстро. Погода была чудная; он рассматривал растения, которые росли в дюне и которых не было в долинах. Некоторые из них были некрасивы, все в шипах и колючках, но Хромуша не был за то в претензии на них; они, точно часовые, защищали от врагов вход в его владения. Другие, напротив, были очень милы и очень нравились ему, потому что оживляли его пустыню; он даже остерегался ходить по ним или садиться в тех местах, где они росли; ему стало бы досадно на себя, если бы он помял их.

В этот день он вдоволь насмотрелся на море из отверстия, пробитого в стене, на склоне утеса, которое он назвал своим окошком. Море показалось ему в этот день чудно хорошо, так хорошо, как никогда еще не бывало. Вдали видны были барки и лодки различной величины, но ни одна из них не приближалась к утесистому берегу, так как места эти считались опасными. Нынче со всех сторон съезжаются сюда промышленники за устрицами. В те же времена здесь была настоящая пустыня; в целый день Хромуша не видал на берегу ни души. Это придало ему смелости. Под вечер он пошел на берег собирать ракушки на ужин и взглянул, не видать ли с берега его окна, но его вовсе не было видно, так как оно было очень высоко и невелико, а трава и кусты совершенно закрывали стену. Несмотря на все свое старание, Хромуша не мог разглядеть, где оно. Он так много ходил и лазил в этот день, что проспал всю ночь как убитый. Если даже духи шумели, кричали и говорили ночью, он не слыхал их.

Третий день своего пребывания в пустыне Хромуша употребил на то, чтоб хорошенько ознакомиться с подошвой дюны, с той целью, чтоб выискать местечко, где можно было бы спрятаться, если бы неприятель застиг его врасплох на берегу. Он нашел с десяток таких местечек. Теперь, когда он подробно ознакомился с местностью и убедился, что никто до него не доберется здесь, он вполне почувствовал себя на воле, как какой-нибудь дикий зверек в родимом лесу. Он набрал также большой запас ракушек и отнес в пещеру для того, чтобы завтрак был у него всегда под рукой, если бы он заленился спуститься к берегу.

На берегу росло много тростника, дрока, мелкого ивняка и другого гибкого кустарника; он нарезал ветвей, снес их домой, он уже называл мысленно пещеру своим домом, и принялся плести большую и прочную корзину. Он устроил себе также великолепную постель из водорослей, которые море выкинуло на берег.

Наконец, ему пришло на ум заняться охотой. Он умел мастерски метать камни; долго подкарауливал он морскую куропатку, которая прыгала и резвилась на берегу, и попал в нее метким ударом; надо было теперь зажарить ее. В узелке Хромуши был прибор для добывания огня, который в те времена всегда брали с собой, когда пускались в дорогу. Он состоял из железного кольца, кусочка трута и кремня. Хромуша набрал груду хвороста, высек кремнем огонь так же скоро, как если бы чиркнул спичкой, и зажарил куропатку. Не стану утверждать, что мясо ее было очень вкусно, думаю даже, что оно пахло дымом, но Хромуше оно показалось превосходным, и он очень жалел, что не может попотчевать своей стряпней мать и брата Франсуа.