Аляска золотая - Андрей Бондаренко

— С ккаким телом?

— Со свежайшим трупом трёх — четырёхлетнего мальчишки с ближайшего церковного погоста, — доходчиво пояснил Алёшка. — Надо же всё обставить почеловечески, с толком, чувством и расстановкой? Сам же учил меня в своё время…. Итак, Александра Александровича сдашь на руки моему человечку, возьмёшь мешок с мёртвым мальцом, вернёшься в палату. Тело аккуратно вытащишь из мешка, туда же перенесёшь трупы охранников, разложишь их в художественном беспорядке. Потом запалишь западное крыло дворца в двухтрёх местах, надёжный горючий состав я тебе дам…. Ты же сам осторожно — тихим сапом — возвратишься на прежнее место и прибьёшься к двум другим жёнам Медзомортпаши. Я их, пользуясь всеобщей паникой, отведу в царскую цветочную оранжерею…. Пожар в западном крыле, естественно, потушат — рано или поздно. Потушат и найдут на пепелище обгоревшие тела мальчишки и трёх охранников, которые, якобы, до конца героически сражались с огненной стихией. Именно поэтому их и надо убить, не оставляя явных следов насилия….

— План как план, — неопределённо пожал плечами Егор. — Только вот объясни мне, как мы доставим Шурика до Кёнигсберга?

— Да, это непростой вопрос! — скорчил озабоченную гримасу адмирал. — Тем более что со дня на день на Москве может объявиться князькесарь. Фёдор Юрьевич Ромодановский — совсем не тот человек, которого стоит недооценивать. Онто, наверняка, заподозрит хитроумный обман и надёжно перекроет все дороги, ведущие в Европу…. Ладно, потом подумаем над этой проблемой, когда Санёк уже будет в полной безопасности…. Есть и ещё один вариант. Мне удалось сегодня коротко переговорить с одной, эээ, прекрасной и весьма могущественной особой…. Нам обещана действенная помощь. Правда, всё это весьма призрачно и ненадёжно…. Извини, Александр Данилович, но подробней рассказывать не буду, боюсь сглазить. Ты же и сам ко всяким приметам относишься трепетно и серьёзно, так что должен отнестись с пониманием…. Ну, хорошо, хорошо, ты только не кипятись! Не буду наводить тень на плетень, не буду, честное слово! Екатерина, жена государя нашего Петра Алексеевича, помня о былых заслугах, обещалась подумать, как выручить нас, сирых да убогих…

В Преображенском мало что изменилось за прошедшие два с половиной года, только вот стены дворца сверкали на вечернем солнце свежей тёмножёлтой краской. Впрочем, толково рассмотреть окружающее было сложно, конструкция турецкой чадры этому совершенно не способствовала. Тем более что время было уже вечернее, до заката оставалось часа полтора. Да и головой вертеть во все стороны приличной турецкой женщине не полагалось…

Между тёмножёлтым дворцом и длинными прудами были возведены три деревянные, украшенные искусной резьбой беседки: одна очень длинная и широкая, в ней за обеденными столами запросто могло расположиться до тридцатисорока знатных персон, и две маленькие — уже для серьёзных и приватных бесед.

Встречать полномочного турецкого посланника вышел сам Пётр (во время неофициальных мероприятий он всегда любил продемонстрировать иноземцам свою прогрессивную демократичность и полную чуждость к показной гордыне), под ручку с женой Екатериной. За их спинами маячили приветливосерьёзные физиономии царевича Алексея, Гаврюшки Бровкина, Борис Шереметьева и Автонома Головина.

Из передовой кареты на старательно выкошенную преображенскую травку вылезли адмирал Бровкин и Медзомортпаша, облачённые — по случаю царского, пусть и неофициального приёма — в соответствующие парадные одежды.

— Сидеть, молчать, ждать! — недобро покосившись в сторону Егора, зло прошипел (во второй карете) на ломанном английском языке пожилой евнух.

О чём разговаривали царственные хозяева и их высокий турецкий гость, было толком не разобрать, поэтому оставалось только одно — внимательно всматриваться в знакомые лица.

Пётр выглядел какимто задумчивым и слегка заторможенным, сказав положенные по такому случаю дежурные фразы, он както сразу замкнулся, рассеянно посматривая по сторонам. Складывалось впечатление, что российский царь усиленно размышлял о чёмто своём, или же чегото напряжённо ждал, например, свежих новостей…

Лицо Екатерины, напротив, было счастливобеззаботным. Она всем своим обликом выражала полное довольство жизнью — во всех её проявлениях — и разговаривала с турецким посланником живо и вежливо, лучезарно улыбаясь и с любопытством посматривая в сторону второй кареты.

А вот царевич Алексей был собран и серьёзен, легко угадывалось, что ему не терпится продолжить с Медзомортпашой недавние серьёзные разговоры о делах наиважнейших — финансовых и торговых.

«Настоящий государственный деятель вырос из сопливого мальчишки!», — торжественно объявил впечатлительный внутренний голос, нечуждый элементарного тщеславия. — «Не пропали даром, братец, наши с тобой совместные усилия! Не пропали, ейей…».

Наконец, все высокородные особы проследовали в большую беседку, где наблюдались и другие знатные дамы и господа, приглашённые на это мероприятие: в предзакатных лучах солнца сверкали золотом генеральские и офицерские погоны, чарующе белели оголённые женские плечи. Вскоре оттуда раздались звуки вежливых аплодисментов, тоненько и загадочно зазвенели хрустальные бокалы, встречаясь в приветственных тостах.

«А в посуду высокородного Медзоморта, скорее всего, наливают обыкновенный фруктовый морс!» — насмешливо заявил зловредный внутренний голос. — «Что поделать, вера у него, бедняги, такая…».

Дверца кареты, где находился Егор, распахнулась, и седоусый царский дворецкий — важный до невозможности, наряженный в раззолоченную ливрею и слегка напоминающий новогоднюю праздничную ёлку — объявил на прекрасном английском языке, улыбаясь холодно и дежурно:

— А вам, дамы и…, эээ, господин, предложено пройти в малую беседку. Прошу вас, любезные мои, прошу!

За спиной ёлкидворецкого маячили двое — неприметные такие из себя, но широкоплечие, старательно прячущие свои лица за полями широких тёмных шляп.

Минут через десятьдвенадцать со стороны главных дворцовых ворот послышался громкий цокот конских копыт, противно заскрипели о мелкие камушки каретные колёса. Егор, предчувствуя недоброе, торопливо оглянулся.

Тёмнокоричневый, скромный кожаный возок, проехав вдоль прудов до арочного мостика между ними, остановился. Широкая дверца возка распахнулась, и на зелёную травку ловко спрыгнул высокий кавалер в немецкой одежде, с короткой дорожной шпагой на боку.

«Никакой это и не кавалер!», — понимающе усмехнулся внутренний голос. — «А Матильда Лаудруп — Снежная Королева! Вот как оно получилось…. Похоже, прибыли свежие новости, которых так нервно и вожделенно дожидался Пётр Алексеевич. Очевидно, адмирал Лаудруп сделал остановку в какомто балтийском порту. Царский соглядатай тут же передал весточку на берег, где её уже дожидались. Матти тут же направилась в Москву. А куда, интересно, подевался Антошка Девиер?

Матильда — под весёлые и дружеские приветствия — заняла своё место за обеденным столом.

А ещё через пятьшесть минут из беседки выбежал, неуклюже подпрыгивая, важный и упитанный царский дворецкий и торопливо скрылся за приоткрытой двустворчатой дверью, ведущей в покои Преображенского дворца. Вскоре оттуда выскочили пятеро вооружённых сотрудников царской охранной Службы и бодрой рысцой припустили в сторону дворцового парка, откуда доносились гортанные, неприятно режущие слух вопли павлинов.

«Творится чтото странное и явно недоброе!», — засомневался осторожный внутренний голос. — «Появилась Снежная Королева, и всё пошло наперекосяк, чёрт её побери! Как бы вся операция не сорвалась, ещё даже и не начавшись. Хорошо ещё, что западное крыло дворца находится в другой стороне…».

Время шло, но абсолютно ничего не происходило, никаких гостей в маленькой «турецкой» беседке не наблюдалось. Наступил тёмносиреневый вечер, стемнело, в большой беседке, откуда, практически не смолкая, долетали мужские хмельные голоса и серебристый женский смех, расторопные слуги, пользуясь полным безветрием, зажгли многие десятки ярких свеч.

Один раз из вечернего сумрака ктото невидимый отдал короткую команду:

— Ефимов и Тыртов, кончайте здесь отсвечивать, бездельники! Следуйте к восточному крылу дворца, так видели когото подозрительного. Ну, быстро у меня!

Послышался неясный шум, издаваемый двумя парами торопливо бегущих ног, и снова всё вокруг стихло.

«Понятное дело, это Гаврюшка Бровкин заблаговременно отгоняет своих сотрудников от царских беседок», — одобрительно пояснил чуткий внутренний голос.

Неожиданно рядом весело замелькали три жёлтооранжевых огонькасветлячка, по деревянным ступеням беседки чуть слышно прошелестели лёгкие женские шаги.